Особа королевских ролей

Евгения поежилась.

— Далее рассказывать совсем не хочется, но придется. Прошло шесть месяцев, восемь, год. Стало понятно, что Дима ко мне не вернется. Но я уже успела познакомиться с испанцем, у которого были в отношении меня серьезные намерения. Брак с иностранцем в советское время для многих женщин был как выигрыш в лотерею. Родриго не тащил меня в постель, в отличие от Димы, он сразу повел меня в загс подавать заявление. В те годы оформить отношения с гражданином другой, в особенности капиталистической страны — это тяжелая, длинная история. Жених изо всех сил пытался ускорить процесс. А потом вдруг позвонил Леонид:

— Сегодня в восемь. Жду.

Я обомлела, однако поостереглась выяснять отношения по телефону. Войдя в кабинет директора, сразу задала вопрос:

— Дружба опять переходит в любовь? Мне этого не надо. Я выхожу замуж, ты об этом знаешь.

Леня кивнул:

— Да. В моих силах помочь тебе в осуществлении брачных планов. Но я могу и помешать!

Я засмеялась:

— Как?

Директор посмотрел на меня с жалостью.

— Дурочка. Я сообщу куда надо, что ты работаешь в лаборатории спецдопуска. И прости-прощай, солнечная Испания. Застрянешь в СССР, пока секретность снимут. До сих пор-то я нигде не указал, что ты с оборонкой связана.

Меня затрясло.

— Ты этого не сделаешь. А если рискнешь, я расскажу где надо про твою «пещеру радости».

Он засмеялся.

— И опозоришь себя. Тогда Родриго точно сбежит, сверкая пятками. Лучше выполни мою маленькую просьбу. И я помогу тебе за неделю стать законной женой.

И объяснил, чего он хочет. Завтра вечером я должна войти в институт через черный ход. В НИИ никого не будет. И это правда. Сотрудники уходили точно в шесть, никто не засиживался.

Евгения поежилась.

— Леонид прекрасно знал, что в восемь вечера в здании остается только охрана. Вспомните год, когда произошел взрыв. Тогда никто и подумать не мог, что существуют бандиты, которые могут захватить лабораторию. Да и зачем лезть в НИИ? Там ничего ценного нет. Самый обычный научный институт, где просто бумажками шуршат. Да, существует лаборатория Гончарова, вроде она вся засекреченная, но в ней пока ничего путного не создали, работа идет туго, сотрудников мало.

Шахова криво улыбнулась.

— Я, придя на службу, вскоре поняла, что партия и правительство дали указание создать «идеального солдата». Мигом нашлись энтузиасты. Для них организовали лабораторию, отрапортовали наверх об исполнении, и… все! Судя по тому, где располагалось «оборонное научное производство», никто из тех, кто приказал Матвееву пригреть у себя ученых, не верил в успех дела. В противном случае для группы Гончарова военные должны были построить отдельный дом в лесу, окружить его высоким забором с колючей проволокой и расставить по периметру автоматчиков. А что получил Сергей Николаевич? Горстку сотрудников да убогие комнатушки в почти не охраняемом здании. В голове любого начальника иногда рождаются дурацкие идеи. Но кто станет спорить с восседающим на троне? Кто осмелится впасть в немилость, сказав: «То, что вам понравилось, на самом деле чушь»? Непонятно, как в голову самого влиятельного человека в СССР пришла идея создания идеального солдата. Самодержец велел начать работу. Сказано — сделано. Найден Гончаров с товарищами, вот им помещение, деньги. Ясно же, что ничего не получится, но если государь-император поинтересуется: «Что у нас с моей идеей о безропотном защитнике отечества?», ему ответят: «Задача, поставленная вами, сложная, но работа кипит. Есть первые успехи».

А там посмотрим, жизнь длинная, один вождь уйдет, другой появится, а у того свои дурацкие идеи, про идеального солдата забудут.

Евгения откинула с лица челку.

— Извините, я много говорю. Но иначе вы не поймете сути. Как вы думаете, почему Гончаров выбрал для работы Ленинскую комнату? Из-за ее размера? Да, но не только. НИИ располагался в старом, еще дореволюционном особняке. Я забыла, кому он ранее принадлежал. В здании было четыре этажа и подвал. Думаю, пресловутая Ленинская комната при законных хозяевах служила кухней. Отчего эта мысль мне в голову пришла? Помещение располагалось на первом этаже в самом дальнем конце коридора. Из него вела лестница в подвал, где находились чуланы и вход из внутреннего двора. Логично предположить, что некогда туда приезжали поставщики провизии, кухарка принимала продукты, оставляла их в кладовых, а потом поднимала в кухню то, из чего предстояло готовить. Сергея Николаевича привлекло удобное расположение помещений, мимо них никто из сотрудников НИИ не шастал, был подвод воды, что служит подтверждением моих мыслей о кухне. Члены команды Гончарова редко пользовались центральным входом. У них были ключи от двери в цоколь, там устроили вешалки. Мы переодевались, поднимались по внутренней винтовой лесенке наверх. А в процессе работы постоянно носились туда-сюда по маршруту: подвал — первый этаж. Времена почти былинные, никакой охраны во дворе у наружной двери не было. Да и сам НИИ стерегли одышливые пенсионеры, оружия у них не было, они просто проверяли пропуска у тех, кто заходил с центрального входа.

Евгения сделала паузу.

— Леонид объяснил, что мне надо прийти в восемь вечера в лабораторию, ослабить вентиль газового баллона и удалиться. Я сразу поняла, что он задумал, и отказалась. Матвеев отреагировал спокойно, он повторил: «Твое право. А у меня есть мое. Или ты делаешь, как я велю, и тогда я помогу тебе поживей расписаться с испанцем. Или не надейся получить разрешение на брак. Ты же работаешь на секретном объекте оборонного значения». Он натурально загнал меня в угол, выглядел очень довольным собой. Однако сообразил, что бывшая любовница не намерена участвовать в организации взрыва, и стал объяснять:

— Сергей занимается ерундой. То, что у него ничего не выйдет, давно известно. И он сам это усек, поэтому решил сесть на мое место, копает под старого приятеля, роет яму, куда я, по его расчету, должен упасть. У меня друзей много, шепнули на ушко: Гончаров против тебя интригует, сеть плетет. Если лаборатория взорвется, Сергея мигом из НИИ выпрут, дурацкие исследования прикроют. Включи мозг, Женя. Лаборатория находится в коридоре, в тупике. Ну бабахнет ночью, и что? Там и днем-то никого нет. Люди не пострадают, взрыв просто раскурочит аппаратуру, изуродует помещение. Гончарова выгонят. Я избавлюсь от «гения» и его не менее «гениальной» команды. Ты скоренько выйдешь замуж и улетишь в Мадрид. Кому будет плохо? Ответ нужен прямо сейчас. У тебя есть пять минут на обдумывание.

Евгения оттянула ворот свитера.

— Матвеев, конечно, мерзавец, но у него было много связей, он точно мог устроить мне массу неприятностей. И я согласилась!

— О-о-о! — хором воскликнули все женщины, которые находились в комнате. — О-о-о!

Евгения словно услышала их возглас, вздернула подбородок.

— А что я могла сделать? Сгнить в Советском Союзе? Жить в дерьме? Я хотела в Испанию. Полагала, что ничего страшного не случится! Ну, разнесет лабораторию! Туда ей и дорога. «Идеальный солдат» — тупая идея, ее никогда не осуществить. Как стали развиваться события далее? Вентиль надо было открыть в восемь вечера в четверг. В этот же день утром Леонид, идя на работу, споткнулся, упал на ступеньки у входа в НИИ, остался там лежать. Так получилось, что грохнулся он у меня на глазах. Я подбежала к Матвееву, тот простонал:

— Шахова, ты…

Тут подбежал охранник, я ему велела:

— Звоните в «Скорую».

Он кинулся в здание к телефону. Леонид сказал:

— Помнишь, что ты должна вечером сделать?

Голос директора звучал вполне бодро, я подумала, что ничего страшного с Матвеевым не случилось. Потом приехали медики, забрали пострадавшего.

Вечером я пришла во внутренний двор. Но не в восемь, как было велено, а в семь. Почему явилась пораньше? Мой испанец взял билеты в театр, а я не собиралась рассказывать ему о вентиле. Рассудила просто: семь или восемь, какая разница? Все равно никого не будет, а я успею на спектакль. Вошла во двор, иду к двери, а та вдруг открывается! Я испугалась, не хотела, чтобы кто-нибудь меня увидел, быстро села за мусорные баки, они стояли почти у входа. Гляжу! Леонид! На нем старая заношенная куртка, на ногах грязные боты, шапка до бровей натянута. По виду просто работяга. Никогда нашего франта таким не видела. И машины его поблизости не было. В те годы личными авто владели единицы. У Леонида была белая «Волга», он сам ее водил, очень гордился машиной, но когда я вечером пришла, на стоянке было пусто.


Матвеев живо мимо меня пробежал и не заметил. Я осталась одна, сижу на корточках за мусорными баками. В голове мысли кипят. Леонид упал, его в госпиталь увезли. Нам сказали: «Директора пару недель на службе не ждите, у него гипертонический криз, ушиб ребер». А он только что тут ходил. Из клиники вечером смыться нетрудно. Врачи по домам разъехались, дежурный Гиппократ спит, медсестра чай пьет в комнате отдыха. Но зачем Матвеев удрал из клиники и в НИИ пришел? По какой причине заходил через подвал? Что ему в лаборатории делать? Потом мне такое в голову пришло, что меня аж пот прошиб. Что мне директор сделать велел? Открутить вентиль, уйти. Сказал, что газ взорвется, когда никого там не будет. И только сейчас я сообразила: а с какой стати бабахнет? Нужна или искра, или надо спичкой чиркнуть, зажигалку включить. Лишь сейчас мне стало понятно: Леонид Гаврилович не о всех своих планах мне сообщил, задумал иезуитскую историю. Я войду в восемь в комнату, щелкну выключателем, он у нас старый. А проводка наружная, ее постоянно коротило, давно надо было ее поменять. Гончаров несколько раз ходил к Леониду, просил произвести ремонт, тот отмахивался:

— Денег нет.

Матвеев хорошо знал об аварийном состоянии проводов. Он приехал на час раньше, чем мне велел, сам открыл кран на баллоне и умчался. Упал директор нарочно, хотел оказаться в больнице, иметь алиби на момент взрыва. Ну и что выходит? Я заявлюсь в указанный час, щелкну выключателем. И! Прощай, лаборатория, а вместе с ней и я. Не знаю, сколько женщин до и после меня в «пещере радости» побывало, но когда директор заговорил, что меня из-за секретности в Испанию не выпустят, я пригрозила сообщить правду о его утехах кому надо. Вот гад и решил одним махом избавиться от Гончарова и от меня.





Глава 37




Евгения потрясла головой.

— Сижу, значит, я за баками, сил нет даже пошевелиться. Понимаю, что надо бежать, а ноги не слушаются. Вдруг голоса. Глядь, идут два Петровича — Василий и Роберт. Первый сердится:

— Роб! Я помню, что вынул все из термошкафа, выключил его.

Шмелев возражает:

— Нет. Меня вдруг осенило: ты ключ от агрегата не брал! Нельзя до утра аппаратуре работать, сгорит!

Теребенько его кулаком в спину пнул.

— Паникер! Ничего не случится! А ключ ты мне дал.

Шмелев на своем стоит.

— Нет. Давай поспорим. Если я прав, ты мне бутылку коньяка поставишь. Коли ты аккуратно шкаф от сети отсоединил, я притащу тебе пузырь.

— Ладно, — согласился Василий, — имей в виду, я пью только дорогой, с пластмассовой фигуркой Наполеона на горлышке. Ты в курсе, сколько пол-литра стоит?

— Готовь деньги, — засмеялся Роберт.

— А-а-а, — протянул Теребенько, — то-то я гадал, зачем ты меня вытащил из дома, чтобы шкаф отрубить от сети. Неужели сам не мог на кнопку нажать? Теперь мне ясно. Ты уверен, что я накосячил, хочешь получить дорогую бутылку. Вот и потянул меня с собой. Хитрован! Но раскошелиться тебе придется.

Они отпирали дверь, разговаривали, потом вошли. А у меня сила в ногах появилась, я побежала со двора, оказалась на улице и услышала: «ба-бах!»

Евгения потерла щеки ладонями.

— Почему я их не остановила? А как объяснить, что я за мусорниками делаю? Крикнуть: не ходите наверх, там газ течет? Они аварийку вызовут, мастер баллон закрутит, ко мне пристанет, в угол загонит вопросами: «Откуда ты узнала про течь, зачем во дворе пряталась?» Припишут мне намерение НИИ взорвать, осудят, на зону отправят.

— Гадина, — прошептала Варвара Петровна.

— Мразь, — добавила Екатерина Семеновна.

— Вот из-за кого за отцом приехали, а мама его убила, в меня стреляла и с собой покончила, — пробормотала Оксана.

Женя продолжала говорить:

— В театре я еле высидела. Утром так голова болела, что я в поликлинику пошла. Там давление померили, за голову схватились, и в Боткинскую меня на «Скорой» доставили. Неделю там провалялась, времени хватило обдумать, как себя вести. Позвонила Лене домой, решила: если жена подойдет, трубку повешу. Но он сам ответил, я заявила:

— Все готово. Жду помощи с Испанией.

Он закашлялся, потом сказал:

— От своих слов я не отказываюсь.

Евгения неожиданно усмехнулась.

— Представляю, как мерзавец голову ломал: почему я жива, а Теребенько и Шмелев погибли? Но что бы он там ни думал, через месяц нас с испанцем расписали. Еще через месяц посольство мне визу выдало. Шлагбаум открылся: лети, Женечка, в счастливую жизнь! Самолет у нас был во вторник в восемь утра. В понедельник я подстерегла во дворе дома Матвеева его жену, вечно надутую от ощущения собственной значимости Зинаиду Тимофеевну, рассказала ей, как Леонид Гаврилович с бабами по вечерам развлекается. «Езжайте в понедельник, среду, пятницу, навряд ли сластолюбец расписание изменил». Ха! Я отлично знала: Зина эта ревнивая, а муж ее не хочет семью терять. Иногда во время веселья в «пещере радости» телефон в кабинете звонил. Так Леня без трусов туда несся опрометью, говорит: «Дорогая, прости, у меня совещание, потом звякну». И назад ко мне. Устраивается поудобнее и жалуется: «Ревнивая баба, а я иногда забываю сказать, что в министерство собрался. Вот она и ищет меня». Умора просто! Сообщила я ей про «пещеру радости», дала ключ от двери, через которую в лабораторию входила, пояснила: «Там все в руинах. Но лесенка из подвала на первый этаж железная, она уцелела. И в институте ничего не разрушено, там люди работают спокойно. Не верите? Сходите поздно вечером сами в НИИ. Объясню, как комнату с диваном открыть! Сами убедитесь, что живете с человеком, который вас за женщину не считает». И ушла. Не знаю, как она поступила, но мне резко полегчало. Это все. На всякий случай сообщаю: срок давности по взрыву давно истек. Но даже если это и не так, то меня российскому правосудию не достать. Поэтому все и рассказала, совесть очистила. Прощайте.

Экран погас. Все присутствующие молчали. У Зинаиды Тимофеевны исказилось лицо.

— Она не соврала. Была такая встреча на улице. Я в тот же день поехала в НИИ, прошла по битым камням, стеклам, лестница же была в порядке. Поднялась наверх, добралась до кабинета мужа. Он мне незадолго до того, как я Евгению встретила, домой позвонил, предупредил:

— Еду в министерство. Раньше десяти домой не жди.

Я не усомнилась в словах мужа, его стабильно три раза в неделю на ковер приглашали.

Зинаида закрыла глаза и прошептала: