Тоннель без света в конце (СИ)

— Нет. Потому что ты рядом. Потому что я не один и знаю, где нахожусь.
— Там ты тоже будешь не один. Не бойся. Представь, что попадёшь в место, которое тоже хорошо знаешь. В котором тебе спокойно и уютно. Думай о нём, и страх перед неизвестностью отступит.
Я особо не вдумывался в то, что он говорил. Меня успокаивал его хриплый голос, запах глины и сырой земли. Он достал одеяло и накрыл нас, продолжая обнимать меня. Хотелось прижаться ещё крепче и теснее. От Марка веяло холодом, но в то же время с ним под одеялом было хорошо и уютно.
Кажется, вскоре я задремал. Сквозь пелену сна и положив голову ему на грудь, смутно чувствовал, что что-то не так. Чего-то не хватает… В самом Марке? Впрочем, плевать.
***
Я очнулся в одиночестве. Рядом в пустой консервной банке горела свеча. Марка рядом не было.
Включив фонарь, я осмотрелся. Разве мы сидели здесь? Блять, эти тоннели везде одинаковые.
Куда подевался Марк? Я посветил в одну сторону, в другую. Из грота вёл один-единственный узкий проход. Я неуверенно двинулся вперёд, готовый в любой момент повернуть обратно — не хватало ещё снова потеряться здесь. Метр, два, три… Низкий потолок, узкий проход в следующий подземный зал. Глиняный холм, статуэтки… Это же грот Литвина! О́тсюда до места, где мы остановились с Сонькой, Баженом и Максом, всего пара поворотов.
— Марк! Марк, мы дошли!
Но его нигде не было. Я подождал ещё немного. Чёрт, там ребята наверняка меня обыскались. Поворот, ещё один. Знакомый грот с дорожными знаками и граффити. Отсюда до выхода через ракоход прямо, никуда не сворачивая.
Только где все? Ни вещей, ничего. Я посветил фонарём на пол, увидел на мягкой глине множество следов. Они были здесь раньше? Моего рюкзака в том месте, где я его оставил, не оказалось.
— Марк! Ты где?
Наверное, стоило бы вернуться в тот тоннель, где проснулся, и дождаться Марка. Но было сложно заставить себя снова ступить в узкий штрек. Я вспомнил про журнал, который лежит на входе в каменоломни. Решил, что оставлю в нём пометку, и Марк, если хватится меня, наверняка догадается его проверить.
Я опустился на четвереньки и полез в сторону выхода. С трудом верилось, что ещё немного, и мои глаза увидят дневной свет. Или уже ночь? Похуй, главное, что наконец-то выберусь на поверхность.
Вот и грот с журналом. Я сел на корточки, открыл тетрадь и с недоумением уставился на последнюю заполненную страницу. Первое марта и целый столбик имён. Наверное, больше десятка.
Какое, нахрен, первое марта? Сегодня шестнадцатое февраля. Ну максимум семнадцатое.
Я снова пролистал журнал. Каждый день — длинный список посетителей. Наконец долистав до шестнадцатого февраля, я увидел наши имена. Судя по всему, мои спутники вышли в тот же день, а моё имя было несколько раз обведено и подчёркнуто, ниже большими корявыми буквами написано: «Пропал!»
Пиздец.
Я бросился в сторону выхода, уже видя перед собой дневной свет. Тоннель уходил наверх под углом, я схватился за верёвку и полез, помогал себе руками, кажется, обломал ногти до мяса, но продолжал карабкаться. Ещё немного, ещё шаг, и надо мной затянутое тучами небо. Я упал на землю, перекатился на спину и уставился вверх.
Жив…
Голову пронзила резкая боль. Твою мать, всё ведь было нормально последние несколько часов. Или дней? Хрен знает, сколько прошло времени.
— Эй, парень! Эй! Ты как?
Ко мне кто-то подошёл, тронул за плечо, но мой взгляд расфокусировался, перед глазами поплыло.
***
Лёжа на кровати с ноутом, я тупо скроллил стену паблика, посвященного местным пещерам. Смутно надеялся найти там его посты или комментарии.
Я пробыл под землёй больше двух недель. Как выжил — непонятно. Сонька рассказала, что поиски организовали в тот же день, собрали добровольцев-спелеологов… Потом подключилось МЧС. Они пытались разобрать обвал, прочесали километры штреков, но меня так и не нашли.
Я сказал ей, что мне помог какой-то местный диггер. Но всё же мы с ней оба не могли понять, как можно было пробыть под землёй две недели. Мне казалось, что прошло не больше суток.
 
Марк, Марк, Марк… Странный парень с бледной кожей и гипнотическими карими глазами. Он не выходил у меня из головы.
Дорвавшись до интернета, я первым же делом попытался найти его в соцсетях. Открыл группу, посвященную пещерам. Среди подписчиков людей с таким именем оказалось двое. Одного я сразу отмёл — с фоток на меня смотрел суровый бородатый краснолицый мужик. А вот страница другого была закрыта, на аватарке — фотография туманного леса. Личные сообщения тоже закрыты. Я обвёл мышкой значок «Добавить в друзья», но кликнуть на него так и не решился.
Моя опухоль меньше не стала. Прогнозы были неутешительны — скоро я смогу только лежать пластом на кушетке, обколотый обезболом, и ждать смерти.
Зачем я вообще вышел из пещер? Нужно было остаться там. С ним.
Марк и смерть, смерть и Марк. Вот что занимало мои мысли. Как там он говорил, в ней нет ничего страшного? Думать о том, что попаду в знакомое место, где мне будет хорошо? Я поднапрягся, но такого места представить не смог. Квартира тётки так и не стала мне родным домом, а в воспоминания о детстве то и дело врывался пьяный отец. Он запирал меня в комнате, и до меня доносились душераздирающие крики матери.
О том, что я скоро сдохну, даже тётка не знала. В последнее время мы редко общались, хотя она периодически по примеру Соньки выносила мне мозг уговорами восстановиться в вузе, которые я благополучно пропускал мимо ушей. После того, как меня выперли из общаги, я снял крошечную комнату. Жил там один, иногда по мне приходили Сонька с Максом и вытаскивали куда-нибудь, туда же я привёл парня из клуба несколько недель назад.
Может, позвать Марка в гости? Написать ему, мол, хочу отблагодарить. Нет, это будет выглядеть двусмысленно. Но, чёрт, я был бы не против отсосать ему, так сказать, в качестве благодарности, хотя делал это всего один раз. Но ещё больше мне хотелось просто снова прижаться к нему, почувствовать запах глины и сырой земли, его руку на моём плече, услышать хриплый глухой голос…
Но… Нет. Зачем? Ещё немного, и я сдохну. Какой смысл пытаться сблизиться с ним? Да и кто вообще сказал, что ему это надо? Он явно обнимал и кутал меня в одеяло просто из жалости, а не потому, что ему нравятся такие полудохлики, как я. И что ему вообще нравятся парни.
На кнопку «Добавить в друзья» я так и не нажал. Вместо этого тупо валялся, рефлексировал и листал стену паблика. Игнорировал звонки от тётки и сообщения Сони. Обнимал подушку и представлял, что это Марк лежит рядом со мной. У него губы бледные, даже какие-то синеватые… Наверняка такие же холодные, как и руки. Я возьму его ладони в свои, согрею дыханием, обведу пальцем линию скул…
Я лез себе в трусы, обхватывал напряжённый член, водил ладонью вверх и вниз, думая о Марке, представляя, как он целует меня своими синими губами. Думал о том, что было бы, если б я вдруг выздоровел, если б исчез проклятый монстр в моей голове. Вот тогда точно написал бы ему, позвал к себе, и гори всё синим пламенем.
Размазывая по ладоням горячую сперму, я понял, что хочу снова оказаться под землёй. Меня тянуло туда, безумно сильно тянуло.
Марк… Его не было в сети несколько дней. Наверняка он всё ещё там, в пещерах.
***
Я пролистал журнал, ища в нем фамилию Марка, подсмотренную на странице в соцсети. Ничего не было. Более того, за последнюю неделю сюда забрасывались всего два человека, и оба вышли ещё позавчера.
Я пролистал дальше. Дошёл до шестнадцатого февраля, увидел, что мою фамилию вычеркнули. «Найден, жив», — гласила подпись рядом. Ещё страница, ещё и ещё. Январь, декабрь, ноябрь…
 
Но его фамилии не было. Я захлопнул журнал и с сомнением посветил вглубь штрека. В этот раз у меня было сразу три запасных налобных фонаря. Но всё равно лезть одному дальше по тоннелю было стрёмно.
Мне было до смерти страшно, когда я заблудился и бежал прочь от обвала. А потом хорошо и уютно, когда встретил Марка. Пещеры звали меня обратно, притягивали, словно магнитом.