Ежонок (СИ)

Он говорил индифферентно, апатично. Смотрел на Виктора печальными глазами и не находил в себе сил злиться на него. Женя бы этого не одобрил… Павел махнул головой, глубоко вздыхая, и двинулся дальше по своей бесконечной траектории.
Близился вечер. Никто не собирался покидать больницу до тех пор, пока врачи не скажут заветные слова. Белла тоже не смогла сидеть дома, сложив руки, поэтому она приехала вслед за Павлом. Все были в волнительном ожидании вердикта врачей о состоянии Женьки.
***
 
У Жени был сквозной перелом плеча в связи с пулевым ранением. Он быстро пришел в себя, но медленно шел на поправку. Было неизвестно, на сколько он застрял в больнице, но было совершенно ясно, что рана быстро не заживет. Первые дни Женька ни с кем не говорил. Врачи говорили, что он слишком слаб для разговоров, но на самом деле юноша был в состоянии общаться, но не был к этому готов. Он даже не рассказывал ничего отцу, оставляя его в мучительном неведении.
Виктор приходил к нему каждый день. Приносил подарки, садился на стул рядом и разговаривал с ним. Извинялся, ругал самого себя, признавался в любви, жалел обо всем. А Женька смотрел в потолок, слушал голос мужчины и не мог решить, чего он хочет в будущем.
Оказавшись на грани между жизнью и смертью, Женя понял, что его жизнь разделилась на «до» и «после». Юноша понял, что хочет жить. Ради себя, ради отца. А не для кого-то другого. Он понимал, что вновь связываться с Виктором было опрометчивым решением. А его огнестрельное ранение тому подтверждение. И надо было подумать еще тысячу раз, чтобы понять и решить, стоит ли точно возвращаться к Виктору. Женя не хотел подвергать себя опасности еще раз. Да и мог пострадать не только он, но и его семья. А этого Устюхин не хотел больше всего.
Женька признавал, ему было страшно. Его просто так подстрелили прямо на улице, на глазах у людей. Этим неприкрыто хотели что-то сказать. Но что именно Женя не понимал и не мог представить. Он зла никому не причинял, не разрушал ничьи жизни и не переступал никому дорогу. По крайней мере, он на это надеялся. А если это было из-за бизнеса Виктора, что более вероятно, поскольку он запретил связываться с правоохранительными органами, то стоило действительно призадуматься насчет продолжения их отношений.
Да, юноша любил его. Но эта любовь перестала перекрывать его здравый разум после причиненной боли и долгой разлуки, поэтому Женька абсолютно был готов к прекращению и перечеркиванию всего, что их когда-либо связывало, ради собственной безопасности. Он хотел прожить уютную счастливую жизнь без опасных приключений, где он будет уверен в завтрашнем дне. Но сейчас все было наоборот. Устюхин не ведал о том, что будет дальше. У него даже не было никаких предположений, в настоящее время судьба могла подкинуть все, что ей заблагорассудится. Ему хотелось, чтобы вся эта путаница и неурядица поскорее закончилась, и все вернулось на круги своя. Женьке нравилась его беззаботная жизнь, когда он мог спокойно гулять по улице и общаться со своими приятелями без твердого надзора телохранителей в кустах. Он любил чувствовать себя свободным и невозмутимым, когда на его жизнь никто не притязает.
А единственным способом вернуться к обычному образу жизни было расставание с Виктором.
Когда Женька понемногу начал приходить в себя, несущественно поразмыслив над всем случившимся, он все-таки решил поговорить с отцом. Рассказал о событиях от своего лица, поведал о своих ощущениях и поделился мыслями, которыми забита его голова на протяжении всех дней нахождения в госпитале. Павел безоговорочно согласился с сыном, даже не спрашивая про истинные испытываемые к Виктору чувства, чтоб ненароком не отговорить его от этого решения. Конечно, Женя не был точно уверен в своих намереньях, а поддержка отца не помогла принять прочный вердикт.
Дни на больничной койке тянулись неприлично долго, Женька начинал сходить с ума без свежего воздуха. Врачи первую неделю не разрешали ему появляться на улице, но радовало то, что слоняться по коридорам больницы не было под запретом. Из гостей у юноши были только Виктор и отец с Беллой. Рафаэль почему-то к нему не заходил, не отвечал на звонки и не подавал никаких признаков жизни. Устюхин не бил тревогу, ожидая каких-то действий от друга, но с каждым днем Женька волновался за него все сильнее.
 
Многочасовое присутствие Виктора подле него раздражало, а его ласковые слова уже не казались искренними, скорее, пустыми. Женька не слушал его, отправлял домой, но он не уходил. Женя не хотел ссориться и прогонять его силой, ведь у Виктора были только добрые мотивы посещать его. Он считал себя виноватым и пытался загладить вину таким образом, не обращая внимания на холодность Жени. Но никто из них не начинал серьезного разговора по разным причинам. Виктор полагал, что Женьке стоит окрепнуть и вернуться в строй, а Устюхин просто еще не определился. Он хотел точно знать в какой момент поставить точку или продолжить двигаться дальше вдвоем.
Последние дни в больнице навязчивые мысли съедали мозг Жени. У него была бессонница, он не смыкал глаз, размышляя. Пытался понять, действительно ли они любили друг друга. Пытался предусмотреть все варианты развития событий в будущем. Но мало представлял себя в нем с Марецким. Он был почти уверен в том, что они скоро пойдут разными дорогами. И уже вовсе не потому, что Женя не будет больше чувствовать себя защищенным, а потому, что все было разрушено. И собрать все заново, даже вместе, было непросто. Но Женька не видел в этом смысла, у него не было стимула любить Виктора так, как это было раньше. Когда Виктор неожиданно объявился и вернулся, то Женя думал, что у них еще все впереди, что они все наверстают, позабудут о проблемах, разочарованиях и боли. Но все перемешалось: мысли, чувства, события.
***
 
Женька был невероятно рад возвращению домой. Конечно, ему еще надо было ходить некоторое время с торакобрахиальной повязкой, которая поддерживала его левую руку в одном положении. Он уже изрядно устал носить эту штуку, но ничего поделать не мог. В больницу нужно было вернуться только для того, чтоб удостовериться в правильности заживления костей. Ему уже наложили отстроченный шов, отпустив со спокойной душой. И наконец-то разрешили выходить на улицу. Даже настоятельно рекомендовали прогулки на свежем воздухе.
Только гулять Женьке было не с кем. Рафаэль будто под землю провалился, телефон был недоступен, в социальных сетях не появлялся, Женя не на шутку забеспокоился. А связаться с ним никак не мог. Сидеть на месте, с ужасом ожидая каких-то новостей от него, было неприятно.
С Виктором выбираться куда-то тоже не было рациональным вариантом. Да и Виктору нежелательно было появляться около квартиры Женьки, мало ли что там могли промышлять плохие люди, вселившие беду в жизнь Устюхина… Поэтому их общение практически сошло на нет, Женя не знал, о чем можно поговорить с ним, начинал уходить в себя, размышляя вновь и вновь обо всем. А Виктор перестал давить, видно, додумался о внутренних переживаниях Женьки.
Зимние каникулы стремительно подошли к концу, но Женьке еще около недели нужно было носить повязку. Он хотел вернуться на учебу, но застрял дома. Нет, конечно, дома было здорово. Однако юноша хотел находиться каждый день в социуме и получать знания. Ему ведь нравилось учиться, он мечтал стать архитектором. Он пытался чертить, но одной рукой было жутко неудобно. Поэтому юноша старался рисовать, чтоб не скучать, и с нетерпением ждал своего выздоровления.
***
 
В тот роковой день Рафаэль вернулся домой в состоянии аффекта, на нем не было лица. Юноша был расстроен, шокирован, вымотан. Он на негнущихся ногах прошел в кабинет отца, чтоб взглянуть в его дьявольские глаза. Герман сидел за своим столом, сжимал зубами сигарету и как всегда копался в каких-то бумажках. Весь кабинет был в табачном дыму, что забивал дыхательные пути, заставлял задыхаться, разъедал глаза. У юноши выступили слезы, он едва терпел спазм в горле. Он сжал пальцы в кулаки и шагнул ближе к отцу.