Жажда

В любое другое время я бы проигнорировала этот голос и осталась на тот случай, если мне удастся найти способ оказать Джексону помощь. Но в моей голове звучат слова Флинта о том, что Джексон вовлечен в план Лии, о том, что Лия виновата в смерти моих родителей, о том, что осуществления их плана допустить нельзя.

Я все еще не знаю, правда это или нет, но, если это правда… если это правда, я не могу рассчитывать на помощь Джексона или кого-то еще. Мне надо спасаться. И делать это самой.

С этой мыслью я двигаюсь ко входу в туннель, ведущий в замок. Я говорю себе встать, побежать, но я слишком слаба и могу только ползти. Это я и делаю. Ползу к туннелю, при каждом движении испытывая нестерпимую боль в плече и руках.

К счастью, Джексон и Флинт слишком заняты своей схваткой, чтобы замечать меня и мое медленное, но неуклонное продвижение вперед. И я надеюсь, что так будет и дальше, когда добираюсь наконец до входа в туннель.

Еще немного дальше, говорю я себе, заворачивая за угол.

Еще немного дальше, повторяю я как мантру, на секунду прислонившись к стене, чтобы унять боль.

Еще немного дальше, говорю я опять, заставив себя встать с пола.

Я стою еще секунду, оценивая свое состояние – живот сводит, колени дрожат, тело болит, – потом говорю «к черту, к черту» и ковыляю по туннелю так быстро, как только могу.

Я успела пройти только футов двадцать, когда что-то бьет меня в спину, я падаю и снова ударяюсь об пол. Мое плечо врезается в него, я чувствую дикую боль, и на секунду мне кажется, что сейчас я потеряю сознание.

Но затем боль проходит, и, пытаясь подняться, я понимаю, что плечо у меня больше не болит. А если болит, то, по крайней мере, не так сильно, как пару минут назад. Должно быть, я вправила его, когда упала на него. Вернее, когда меня кто-то толкнул.

При этой мысли в мою кровь вновь выплескивается адреналин. Кто это? Джексон? Или Флинт? Мне хочется, чтобы это был Джексон, – пусть даже Флинт сказал, что он заодно с Лией, – но, судя по силе толчка и по следующему за ним пинку в мой бок, это не он.

Мне страшно – а вдруг Джексон ранен… или убит? Что, если Флинт лгал? Что, если Джексон вовсе не часть безумного плана Лии, а я только что оставила его там одного?

Я поворачиваюсь, подняв руки в жалкой попытке защититься от – я в этом уверена – огнедышащего дракона. Но вместо этого смотрю в безумные глаза Лии. Которые становятся еще более безумными, когда она говорит:

– Неужели ты в самом деле возомнила, будто сможешь отсюда уйти?





Глава 60

Жертвоприношение. Некоторые называют это паранойей, но я называю это человеческой жертвой




– Молчи, дрянь, – продолжает Лия и, схватив меня за волосы, тащит по туннелю назад. Я хватаюсь за голову, пытаясь избавиться от жгучей невыносимой боли в корнях волос.

Она так остра, что на секунду я утрачиваю даже способность думать. Но не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понимать – Лия тащит меня навстречу моей смерти. Если я позволю ей дотащить меня до того зала с кровью и алтарем, то умру – и меня ждет жуткая смерть.

А раз так, я не буду молчать. Глотнув побольше воздуха, я испускаю самый громкий и душераздирающий вопль, на который способна, одновременно царапая ногтями до крови руки моего врага.

Лия ругается и с силой бьет меня головой об стену. Это оглушает мой и без того плохо функционирующий мозг, но не заставляет меня замолчать. Ничто не заставит меня заткнуться, и я кричу, кричу и кричу, тщась освободить свои волосы из мертвой хватки Лии.

Она оборачивается и бьет меня ногой в лицо. Не так сильно, чтобы сломать мне челюсть, но достаточно сильно для того, чтобы я шатнулась назад и замолчала, чувствуя, что погружаюсь в черноту.

– Ну нет, сука, я не дам тебе отключиться, – шипит Лия и резко хлещет меня по щеке. – Ты должна быть в полном сознании.

Это наилучший стимул для того, чтобы вырубиться опять, думаю я, но, к сожалению, у меня ничего не выходит, потому что боль в корнях моих волос так остра, что не дает мне потерять сознание. Остается надеяться, что если я это переживу – и даже если нет, – то не стану совсем уж лысой.

Лия вдруг останавливается. Сначала я думаю, что она решила передохнуть – хотя вряд ли ей с ее вампирической силой приходится так уж напрягаться, таща меня за собой. Но сейчас ее всегда такой безупречный наряд порван, окровавленные волосы прилипли к лицу, так что выглядит она не очень. Так, может быть, она пострадала и выдохлась больше, чем думаю я?

Эта мысль пробуждает во мне надежду, и я начинаю вырываться активнее, но у нее, видимо, есть какой-то план. Натянув мои волосы так, что я вынуждена перестать трепыхаться, она кладет вторую ладонь на один из камней в середине стены и с силой нажимает на него.

Стена скрежещет и раздвигается, открыв потайной проход.

Он темен и узок, и мне совсем не хочется оказаться в этом тесном, затхлом проходе вместе с Лией. Но она продолжает сжимать в кулаке мои волосы, так что выбора у меня нет. Тем более когда она вталкивает меня туда перед собой, второй рукой скрутив за спиной мои руки.

Когда мы проходим несколько шагов, стена за нами с грохотом задвигается опять, и я с ужасом понимаю, что теперь мне точно конец. Я исчерпала все возможности и теперь наверняка погибну в этом лабиринте туннелей от руки вампирши, которая, несомненно, сошла с ума.

От осознания того, что это все, я на мгновение оказываюсь в таком месте, где уже нет ни отчаяния, ни надежд. Потому что, если в ближайшее время что-то не изменится, мне остается только молиться о том, чтобы все закончилось быстро. И чтобы я не доставила Лии удовольствия увидеть, как я рыдаю, что бы она со мной ни творила.

Предчувствие говорит мне, что это будет почти невозможно, но я все равно попытаюсь. Потому что, если в конце моего долгого пути на Аляску меня ждет смерть, я хочу умереть на своих собственных условиях, а не на ее.

А потому, несмотря на изнеможение, я продолжаю передвигать ноги, подходя все ближе и ближе к тому месту, где мне предстоит умереть. И с каждым шагом безнадежность в моей душе все больше превращается в гнев, а гнев переходит в ярость. Она заполняет зияющую во мне пустоту, пока в ней не разгорается огонь, жаркое пламя, желающее одного – отомстить.

За меня и, что куда более важно, за моих родителей.

Я очутилась здесь, на Аляске, потому что этого хотела Лия.

Мои родители мертвы, потому что Лия сочла, что они должны умереть.


Она взяла на себя роль вершителя слишком многих судеб, чтобы это сошло ей с рук. Я слаба, измучена, изранена, и я всего лишь человек, но даже я понимаю, что нельзя оставлять ее безнаказанной. Как нельзя допустить, чтобы она исполнила свой безумный план, в чем бы он ни состоял. А значит, когда я буду умирать, мне надо будет забрать ее с собой.

Вот бы знать, как это сделать.

Мой мозг придумывает и отвергает с полдюжины фантастических планов, пока мы идем по проходу, идем целую вечность. Но в конце концов мы, видимо, все-таки доходим до конца пути, потому что Лия останавливается. И, положив руку на один из камней, раздвигает стену точно так же, как и тогда, когда открыла этот тайный проход.

И вталкивает меня в зал, где я была привязана к каменной плите, – теперь мне кажется, что это произошло давным-давно. Что странно, ведь вполне возможно, что с тех пор, как я пришла в себя, распластанная на этой холодной плите, миновал всего лишь час.

Но еще более странным представляется мне то, что после всей боли и разочарований последнего часа я опять окажусь привязанной там же.

Черт бы побрал мою жизнь. И Лию.

– Шевелись! – рявкает она, толкая меня мимо сотен зажженных свечей к алтарю, возвышающемуся в середине зала. – Час уже почти настал.

– Какой час? – спрашиваю я, подумав, что, возможно, если я ее разговорю, это даст мне время что-нибудь придумать. Или время для того, чтобы меня отыскали Джексон и Флинт… хотя кто знает, поможет ли мне тот или другой из этих двоих.

Флинт решил убить меня, чтобы я не досталась Лии для исполнения какого-то ее безумного плана, а Джексон, возможно, вовлечен в этот план. Не очень-то типичный выбор героев-спасителей, но, как любила повторять моя мать, нищему да вору всякая одежда впору, а я сейчас готова на все, что угодно, если это помешает Лии принести меня в жертву, чтобы исполнить какой-то безумный ритуал.

– Звезды сойдутся в двенадцать часов семнадцать минут.

Понятия не имею, что это значит, но, когда Лия и я подходим все ближе и ближе к алтарю, я понимаю, что у меня осталось совсем мало времени, чтобы что-то предпринять и остановить это безумие. Потому что, когда она привяжет меня к плите на этот раз, мне придет конец.

Не зная, что еще сделать, я притворяюсь, будто у меня подгибаются колени.

– Иди вперед! – визжит она, но я обмякаю, закрываю глаза и, сделав ставку на то, что Лия не убьет меня прямо здесь и сейчас, валюсь на пол, не обращая внимания на обжигающую боль от вырываемых волос.

Лия издает возмущенный вой, вынужденно отпустив меня.

Этот жуткий звук отдается от стен, от потолка, и все внутри меня кричит, чтобы я бежала или хотя бы ползла прочь.

Но даже когда я в форме, Лия в десять раз проворнее меня и в двадцать раз сильнее, так что мне от нее не сбежать, даже если бы я сейчас могла не только ползать.

А потому вместо того, чтобы бежать, я делаю вид, будто потеряла сознание, и не двигаюсь, даже почти не дышу, молча слушая, как она вопит, чтобы я встала. Затем, пытаясь привести меня в чувство, начинает хлестать по моим щекам. Когда не срабатывает и это, она поднимает меня, закидывает себе на плечо, так что моя голова свисает ей на спину, и с трудом, спотыкаясь, опять идет к алтарю.

То, как медленно она бредет, свидетельствует о том, что она в куда худшей форме, чем я думала. Флинт явно потрепал ее куда больше, чем мне казалось. Что ж, хорошо.

В таком положении мое поврежденное плечо вновь начинает ужасно болеть, но я игнорирую эту боль и даже позволяю себе на секунду открыть глаза.

Все здесь выглядит точно так же, как когда я бежала отсюда, включая опрокинутый мною чан с кровью. Лия обходит стеклянные сосуды и проносит меня мимо кафедры, на которой лежит открытая книга. Не та ли это книга, которую она читала вслух в библиотеке неделю назад? – думаю я, но тут мне приходится опять закрыть глаза и притвориться, будто я в отключке, поскольку она роняет меня на каменную плиту.

Это мой наилучший – а вернее, единственный – шанс освободиться, а посему я жду, чтобы она повернулась ко мне спиной, и, когда она начинает распутывать узел на веревке, которой была привязана одна из моих рук, я сажусь, хватаю ее за волосы и изо всех сил ударяю головой о край алтаря.

Лия испускает леденящий вопль.

Прежде чем она успевает прийти в себя, я дергаю ее голову назад и еще резче шваркаю о край алтаря. Затем бросаюсь прочь так быстро, как только могу.

Она бросается за мной, издав рев, достойный какой-нибудь крупной кошки, быть может, даже льва. Но это не останавливает меня, а только заставляет двигаться быстрее, несмотря на боль. Однако сейчас я бегу не к двери, а к кафедре – и к книге, которую Лия водрузила на нее.

Она только сейчас соображает, что я собираюсь сделать, и издает еще более жуткий вопль. И, вскочив, приземляется возле кафедры. Но уже поздно.

Я успела схватить книгу и вырвать из нее те страницы, на которых Лия открыла ее, плюс на всякий случай по паре страниц до и после.

Она с воем бросается ко мне, но я, собрав остаток сил, отскакиваю назад и разрываю страницы надвое.

Она ранит меня ногтями и зубами в отчаянной попытке выхватить страницы, на которых – я в этом уверена – записано какое-то древнее заклинание.

– Отдай! – вопит она, раздирая ногтями мою руку. – Отдай!

Но я продолжаю сжимать страницы, не обращая внимания на новую кровь, текущую по моей руке. А затем делаю то единственное, что можно сделать, чтобы заклинание не досталось ей. Вместе с ней скатываюсь с алтаря на твердый каменный пол, находящийся в нескольких футах внизу.

Мы приземляемся с глухим стуком. Лия, видимо, даже не замечает падения, я же почти уверена, что опять вывихнула плечо… если не сломала позвоночник. Но я все равно силюсь сорвать ее план, в чем бы он ни состоял, если не считать того, что в ходе его исполнения она собирается предать меня как можно более мучительной смерти, а потому, не обращая внимания на боль, я вытягиваю руку к горящим вокруг нас свечам.

И сую заклинание в огонь.





Глава 61

Камни и палки могут переломать твои кости, но обзывания не причинят тебе вреда