Все цветы Парижа

Я усмехнулась и поправила сумку на плече.

– Кто первый добежит до верха? – Не дожидаясь его ответа, я сорвалась с места.

– Эй! – крикнул он, догоняя меня. – Так нечестно!

Я бежала впереди него, хохоча, и достигла верха из последних сил, но Виктор так и не обогнал меня.

– Эй, ведь я еще и корзинку тащил, – усмехнулся он, тоже с трудом переводя дыхание. Поставив корзину возле ног, он взял меня за плечи и повернул лицом к бескрайнему пространству города.

– Ты когда-нибудь видела что-нибудь красивее?

Я покачала головой.

– Я много путешествовал, побывал в разных странах, но это… это вершина всего. И это мой дом. – Он снова поднял корзинку. – Пошли. Я знаю замечательное место, где мы можем расстелить одеяло и поесть.

Мы прошли, как мне показалось, через маленькую деревню мимо магазинчиков, кафе и художественных галерей, а потом еще чуть дальше за нее. Виктор показал на железные ворота.

– Вот сюда, – сообщил он, открывая щеколду.

– Что это? – спросила я. На парк не похоже. Может, чья-то резиденция?

– Сейчас увидишь, – ответил он и, взмахнув рукой, пригласил меня пройти в калитку.

Пригнувшись, мы прошли под цветущей лозой, которая густо оплела жардиньерку. Мне пощекотал щеку красный цветок, когда я нырнула под него.

Выпрямившись, я увидела перед собой зрелище из волшебной сказки или, по крайней мере, из сказки, которую я бы хотела прочесть: у наших ног расстилался коврик шерстистого тимьяна, такого мягкого, что он казался зеленой подушкой. Вокруг него росли другие цветы: розы, гортензии, соцветия декоративного лука величиной с тарелку. Цветы были повсюду. Я снова посмотрела на Париж с этого волшебного клочка земли, и у меня захватило дух от красоты.

– Ох! – изумленно воскликнула я.

– Впечатляет, правда? – Виктор расстелил одеяло на ложе из тимьяна и сел, прижав колени к груди. Я села рядом.

– Да. Как ты нашел это место?

– Долго рассказывать. – Он подмигнул мне. – Но хочу тебе сказать, что я не привожу сюда почти никого.

– Что ж, я вижу в этом комплимент.

Он откупорил вино, бургундское, налил в наши бокалы, потом выложил ассорти из сыра и мяса, маринованные овощи, помидоры черри и салат орзо с греческими оливками. Все было божественно красиво.

Мы пили вино, ели вкусные вещи, а осеннее солнце медленно плыло над Парижем. Я рассказывала Виктору об арт-студии, на которую случайно набрела. Потом достала из сумки блокнот и показала мой рисунок гортензии.

– Это… действительно хорошо! – воскликнул он. – Я бы сказал, профессионально. Эй, может, мы разгадали загадку твоей личности. Может, ты известная художница.

Я покачала головой.

– Сомневаюсь.

– Что ж, если даже и нет, – сказал он, показав пальцем на раскрытый блокнот, – это все равно подсказка.

– Возможно. – Я вздохнула. – Вообще-то, я пытаюсь понять, кто я, но должна признаться, что мне чуточку боязно узнать ответ. Странно, правда?

– Ничуть не странно, – успокоил он меня. – Ты прошла через страшное испытание. Любой испытывал бы то же самое на твоем месте.

– Я знаю, что могу сделать много вещей и наконец узнать, кто я такая. Я могу пойти в посольство, узнать, откуда я приехала, потом полететь в родной город и поговорить с тамошними жителями. Но, честно говоря, Виктор, я не хочу этого делать.

– Почему?

Я посмотрела вдаль и нахмурила брови.

– Я ничего не знаю о моей жизни, и это жутковато, это меня пугает, я чувствую себя одинокой. Но что, если альтернатива будет… еще хуже?

Виктор подлил мне вина.

– Что, если я возненавижу мою жизнь, когда ко мне вернется память, или, хуже того, возненавижу себя? Насколько я могу судить, я была несчастной. И я не хочу снова становиться той женщиной.

Виктор приложил палец к моим губам и покачал головой.

– И не надо. Будь самой собой. Тебе и не нужно возвращаться назад.

Я снова посмотрела на горизонт, обдумывая его слова.

– Знаешь, что я думаю? – сказал он, поворачиваясь ко мне. – Как бы мы ни пытались построить наши жизни, все равно мы не можем держать все под контролем. Да, мы можем прилежно учиться и работать, быть добрыми друзьями, любовниками, гражданами, родителями. Но случается то, что случается. Нам остается лишь поверить, что все уже определили звезды.


– Это… красивая версия, – сказала я.

Он кивнул и наклонился ко мне ближе.

– Как и сегодняшний день, этот момент. Нам было суждено пережить его. Звезды уже знали, что это случится.

– В этом точно есть какое-то освобождение, – согласилась я.

– И это так, – заключил он. Потом взял меня за руку, пристально посмотрел на мои пальцы, словно видел их в первый раз, и вдруг поднес ее к губам и поцеловал. По моей руке пробежал ток и растекся по всему телу. – Может, твой несчастный случай вовсе и не был трагедией, – продолжал он, глядя мне в глаза. – Может, это был подарок.

Растерявшись от его неожиданных слов, я чуточку прижалась к нему, ища какую-то опору. Солнце уже клонилось к закату, и на город легли синие тени.



Возвращаться назад пешком было уже поздно, и мы взяли такси до моего дома. По дороге я размышляла, пригласить его ко мне или нет, но решила не приглашать. День и так получился замечательный.

– Сегодня мне было очень хорошо, – сказал он.

– Мне тоже. Спасибо.

Я помахала ему на прощание, когда такси тронулось, и вошла в подъезд. Господин де Гофф даже не поднял головы от газеты, когда я шла к лифту, а я велела себе не обращать внимания на старого ворчуна и не портить чудесный день.

– Подождите, – вдруг сказал он, когда я шагнула в лифт. Я придержала створки ладонью. – Сегодня к вам приходили.

– Да? Кто?

– Мужчина.

– Вы знаете его фамилию?

– Нет, он не оставил мне никакой информации.

Он вручил мне мою почту, и я поехала наверх. В квартире было душно; я открыла балконную дверь и впустила в комнаты свежий воздух, а сама стала разбирать почту. В основном это были счета, но тут я увидела надписанный от руки конверт. Я тут же открыла его.



Дорогая миссис Уильямс,

простите мою настойчивость, ведь вы уже отказали мне, однако, учитывая важность моего проекта, я все же хотела бы встретиться с вами. Пожалуйста, уделите мне немного времени. Хотя бы 15 минут.

С величайшей признательностью за ваше понимание,

Эстель Оливье



Я посмотрела на контактную информацию под ее фамилией. Номер телефона, электронный адрес сообщили мне, что она студентка из Сорбонны. Что ей нужно и почему я отказала ей?

Тут я заметила, что мой телефон мигал, и нажала на кнопку голосовой почты. Это была доктор Леруа, она приглашала меня на консультацию. Вместо этого я решила позвонить студентке колледжа.

– Здравствуйте, это Каролина Уильямс. Я получила ваше письмо и решила…

– Да, мадам Уильямс! – Студентка буквально запищала от радости. – Я так рада вашему звонку. – Судя по ее голосу, это была юная девушка.

– Чем же я могу вам помочь?

Она кашлянула.

– Я изучаю журналистику и историю. Для моего диплома я выбрала тему «Париж в годы оккупации». Меня интересуют истории тех лет, о которых еще не писали, а особенно одна из них.

– Но почему вам нужна именно моя помощь? – удивилась я.

– Мне важно посмотреть на старые квартиры на улице Клер, в том числе и на вашу. Надеюсь, вы не возражаете, если я зайду к вам и сделаю несколько снимков для моего проекта. Обещаю, что я не отниму у вас много времени.

– Конечно, – согласилась я. – Как насчет… сегодняшнего вечера? В семь часов?

– Да, спасибо.

– Прекрасно.

Взяв блокнот и цветные карандаши, я вышла на балкон и стала набрасывать вид на улицу Клер сверху. Я рисовала толпы людей на мощенных булыжником улицах. Велосипедистов, лавирующих между ними. Красочные товары на лотках, соблазняющие прохожих. Строгие каменные стены старинных домов.

Через мгновение я снова, как и раньше, услышала звон ветряных колокольчиков и шорох пальм под ветром. На этот раз я стою на пляже. Я слышу грохот волн, бьющихся о берег, а потом вижу, как они обрушиваются на песок, разлетаются на миллион капель и отступают. Завороженная, я подхожу босиком к кромке воды, и новая волна обхватывает мои щиколотки и плещет на голени. Я смеюсь, а в это время набегает большая волна и окатывает меня всю.

– Мамочка! – раздается за моей спиной голос маленькой девочки.