Все цветы Парижа

Ее пальто, туфельки – все на месте. Я заглянула в ее спальню, в мою. Пусто. Я осмотрела гостиную – на полу валялся месье Дюбуа. Я схватила его, прижала к груди и залилась слезами.

– Папа, они забрали ее, – рыдала я. – Они забрали Кози.

Он подошел к двери и снял с крючка свое пальто.

– Я выйду на улицу и поспрашиваю, не видел ли ее кто-нибудь. Может, она…

– Нет! – воскликнула я. Больше всего на свете я хотела найти дочку, но если папа выйдет на улицу в комендантский час, особенно после сегодняшнего… Мне даже страшно было подумать, что может случиться. – Тебе нельзя. Они… арестуют тебя. Я женщина. Я вызову меньше подозрений.

– Ни за что! – запротестовал он. – Я не позволю моей единственной дочери…

– Ой, я пришла. – Кози появилась в дверях с маленьким голубым мячиком, который она принесла вчера из школы.

Я бросилась к ней и упала на колени.

– Кози! Кози! Доченька, мы так испугались! Куда ты ходила? Что случилось? – Я заглянула в ее лицо. – Тебя никто не обидел?

– Нет, мама. – Она подбросила мячик и поймала его обеими руками. – Ты будешь сердиться на меня, но я чуточку приоткрыла дверь, потому что… – она забрала у меня медвежонка, – месье Дюбуа, озорник, уговорил меня это сделать. – Она хихикнула. – Мы с ним играли. Но потом мячик укатился вниз по ступенькам, и я побежала за ним. Когда я увидела, что вы возвращаетесь, я испугалась, что ты будешь меня ругать, и спряталась. Я хотела потихоньку прибежать домой после вас.

– Мы так беспокоились за тебя. – Я крепко сжала дочку в объятьях.

– Прости, мама, – сказала она. – Я не хотела вас пугать.

Я прижимала ее к себе, и мое сердце бешено колотилось. В ту ночь, когда папа лег спать, я положила Кози в свою постель и лежала без сна, слушая, как менялось ее дыхание, когда она уплывала в глубокий сон. Я вспоминала вещи, о которых мечтала когда-то перед тем, как задремать. О красивом муже с доброй улыбкой, который будет звать меня «дорогая» и умолять приготовить рагу, потому что у меня оно вкуснее, чем у его мамы. О доме в Нормандии на берегу моря, о легких занавесках, трепещущих от ветерка, когда окна открыты. О красивом шарфе, который я увидела в салоне моды. О новом комплекте мягких подушек с шелковыми наволочками.

Но теперь все эти вещи больше ничего для меня не значили. Осталось лишь одно желание, самое важное в данный момент: безопасность. Для Кози, папы, Люка и меня. Завтра мы проснемся, приготовим, как всегда, завтрак и будем жить дальше с надеждой, что сможем проснуться и приготовить завтрак и на следующий день, и на следующий, и на следующий, пока наконец не закончится это безумие.

Таким было мое единственное желание.





Глава 9

КАРОЛИНА




Осеннее солнце светило в окно моей спальни. Я села в постели и зевнула. Сегодня я встречусь с Виктором в «Жанти», и мы прогуляемся и устроим пикник. Я перерыла гардероб, отыскивая, что надеть, и остановила выбор на белом льняном сарафане с открытыми плечами и сандалиях. Благодаря не по сезону теплой погоде мне не нужен был свитер, но на всякий случай я сунула в сумку голубую пашмину – вдруг подует холодный ветер.

Я бросила взгляд на свое отражение в зеркале ванной, подошла ближе, наклонилась и рассмотрела свое лицо на микроуровне. У меня неплохие скулы, не такие острые, как у многих парижанок (буквально каждая встречная может оказаться профессиональной моделью); у меня приятный изгиб бровей; несколько морщинок на лбу – увы; сухая кожа и складки вокруг губ, то ли от улыбки, то ли от раздражительности – возможно, я так никогда и не узнаю. Губы показались мне бледноватыми, и я выдвинула левый ящичек и рылась в нем, пока не нашла тюбик помады. Мне по-прежнему было непривычно рыться в моих ящиках и на полках. Конечно, все это мое, и все-таки я чувствовала себя словно гостья, сунувшая нос в хозяйскую аптечку, или словно маленькая девочка, добравшаяся до косметички своей матери, чтобы украдкой накрасить себе губы.

Помада оказалась красная, ярко-красная. Сначала я хотела ее стереть, но выпятила губы перед зеркалом и улыбнулась. Почему бы и нет?

Я думала про письма, которые нашла в сигарном ящичке. Интересно, наверно, та женщина, Селина, тоже когда-то красила губы в этой ванной. Я решила прочесть еще одно письмо и потом уже браться за другие дела.



«Дорогой Люк,

Как мне хотелось бы написать тебе о хороших новостях, но я боюсь, что наша ситуация еще больше ухудшилась. Сегодня папу сильно избили немцы. Он поправится, а вот наша лавка, боюсь, что уже нет. Нам нарисовали на стекле желтую звезду. Все, чего я боялась, уже происходит. Мы словно захвачены бурей, и ветер слишком сильный, чтобы мы могли устоять под его напором.

Мне отчаянно хочется, чтобы ты вернулся домой. Мне так страшно.

Твоя Селина».



С щемящим сердцем я перечитала письмо и убрала его в конверт. Мои собственные проблемы показались мне ничтожными; мне хотелось одного – перенестись в 1943 год и помочь той бедной женщине. Что стало с ней потом?

Сгорая от любопытства, я решила прочесть еще одно письмо, но тут позвонил Виктор.

– Привет, – сказала я.

– Привет. Как, наша договоренность в силе?

– Да. – Я взглянула на часы. – Ой, прости, кажется, я чуточку опаздываю. Я приду через несколько минут. Ничего?

– Да, прекрасно.

Я сунула сигарный ящик в столик возле кровати, схватила сумку и пошла к лифту.


Внизу господин де Гофф разговаривал по телефону, и я с облегчением прошла мимо него. Мне было неприятно вспоминать его пренебрежительный тон. Возможно, Виктор прав насчет его предубеждения к американцам и, возможно, к моей квартире.

Я вышла на улицу и сразу забыла про старого ворчуна.



– Привет, – сказал Виктор, когда я зашла в «Жанти». – Ты выглядишь… чудесно.

У меня слегка запылали щеки.

– О, спасибо.

– Я сейчас, – сказал он и взял корзинку. В ней лежали несколько картонных коробок, багет, небольшое одеяло, свернутое в аккуратный цилиндр. Он сбегал на кухню и вернулся с еще одной коробкой, бутылкой вина и двумя небольшими стаканами. Все это он тоже сложил в корзинку и открыл передо мной дверь. – Пойдем?

Я делала вид, что не замечаю улыбки старшей официантки и бармена. Почему они улыбались? В конце концов, это ведь не свидание.

– Я решил провести тебя по Монмартру и его окрестностям. Идти придется довольно много, и я хочу сначала проверить, выдержишь ли ты.

– У меня уже ничего не болит, – сообщила я. – Мой лечащий врач позвонила мне и сказала, что мне уже разрешены физические нагрузки, так что давай.

– Вот и хорошо, – сказал он. – Обещаю, что ты не будешь разочарована.

На Викторе были джинсы, кеды «Конверс» и приталенная льняная рубашка цвета летнего неба. В уличной одежде он выглядел по-другому, лучше. Он подстриг свою бородку, и на его сильной челюсти осталась только мягкая тень от щетины.

– Я… – сказали мы с ним одновременно, замолчали и рассмеялись. Я почему-то чуточку нервничала, да и он, кажется, тоже.

– Иди впереди, – сказал он.

– Я не хотела это говорить, но я рада, что проведу этот день с тобой, – улыбнулась я.

– Я тоже рад, – отозвался он. Мы завернули за угол, и он стал рассказывать про свои родные места в Париже. Показал парк, где он сделал свои первые шаги, квартиру, куда родители привезли его, новорожденного младенца, скамью, на которой он в первый раз поцеловал девочку (ее звали Адель, и у нее были брекеты на зубах). Он показал свой любимый бар и лучшую пекарню (куда мы зашли и купили две pains aux raisins – булочки с изюмом). Я слушала, смеялась и вбирала все это в себя. Париж Виктора был живым и колоритным. У каждого угла была своя история. С каждым кафе были связаны воспоминания.

– Ты так любишь этот город, – сказала я, когда мы спускались по такой узкой улочке, что проезжавшее авто чуть не царапало боковым зеркалом каменную стену. – Тогда почему ты решил уехать в Штаты и жил там столько лет?

– Это долгая история. – Он вздохнул.

– Мне бы хотелось ее услышать.

– Ну, прежде всего я хотел учиться в нормальной кулинарной школе, не такой, как здешние школы классической французской кухни. Они скучные, в них не осталось ничего живого. Мне очень нравилась кухня Северной Калифорнии, особенно в Напе и Сономе. Там все решают свежие ингредиенты, стиль и личность повара. Блюда под вино. – Он засмеялся. – Во всяком случае, так мне казалось. Я хотел делать именно такие блюда. Я поехал в Америку и учился там четыре года, потом работал в кухнях Калифорнии, Нью-Йорка и вернулся сюда, когда заболела моя мать.

– О, я сочувствую тебе.

Он кивнул.

– Рак груди. Но она поправилась.

Я прижала ладонь к груди.

– После этого я долго метался. И в конце концов снова улетел в Калифорнию.

– И кто же заставил тебя вернуться в Америку на этот раз?

– Необыкновенная женщина, – ответил он, и его глаза блеснули. Я поняла, что он был когда-то очарован ею, а может, очарован и до сих пор.

– Как вы встретились? – Почему-то мне хотелось все знать про ту особу, которая пленила сердце Виктора.

– Вообще-то, совершенно случайно, – ответил он и мечтательно посмотрел куда-то вдаль. – Она только что окончила колледж и приехала в Париж летом вместе с подружками. Она подошла ко мне и спросила дорогу на Монмартр. – Он улыбнулся. – И с того момента я стал… – Он замолчал, подыскивая слова. – Как это говорят американцы? О да, я стал игрушкой в ее руках.

– И вы долго были вместе?

– Да, несколько лет. – Его лицо посветлело от воспоминаний. – Я никогда не встречал такую, как она. Как только она входила в комнату, все озарялось светом. А ее смех… – он помолчал и засмеялся, – был просто волшебным.

Я ощутила острый укол ревности, и мне это не понравилось. Конечно, утраченная любовь Виктора наверняка высокая и красивая, с густыми темными волосами и нормальной памятью. Вероятно, она носит шикарные наряды, и у нее важная работа, например, она редактор журнала в Нью-Йорке или нейрохирург.

– Что же случилось потом?

Лицо Виктора неожиданно изменилось.

– Жизнь внесла свои поправки. Думаю, можно сказать так.

– Но раз ты так ее любил, значит, ты мог бы как-то уладить ваши… разногласия?

Он покачал головой.

– Увы, только не с ней. Как ни печально, но некоторые вещи нельзя исправить. – Он кашлянул. – И вообще, мне жаль, что я рассказал тебе об этом. К тому же мы уже и пришли. – Он показал на довольно крутую лестницу и с озорной улыбкой отвесил мне поклон. – Наверху этого холма, мадам, я подарю вам… Монмартр.