Пасть. Трилогия

Единственный положительный результат от шумной акции выигранное время. Сейчас Джазмену наверняка не до Макса, своих проблем выше крыши. Но рано или поздно если позволить ему те проблемы расхлебать экскурсии в подводный некрополь возобновятся, отсутствие свежего утопленника обнаружится, и

И Джазмен вполне может задуматься: а не связаны ли эти два события, почти совпавшие по времени? Утопление и взрыв небольшого аккуратного особнячка? Тогда, вполне вероятно, Максу еще придется пожалеть о своем неуместном гуманизме, проявленном к девчонкам-секретаршам Лицо человека, выставившего их из офиса, девчонки не разглядели, Макс натянул чеченку с прорезями, но рост и фигуру, конечно же, запомнили. А сложить два и два Джазмен способен, недаром же занял свой удельный престол и десять лет его крепко удерживает.

Вывод прост: надо повторить удар, не откладывая.

Легко сказать

Домашний адрес Джазмена покойный Райнис не сообщил, считалось, что в предстояшей операции частные визиты не потребуется. Но можно попробовать выяснить Да толку-то? Наверняка тот сейчас начнет стеречься на танке не подъедешь, на вертолете не подлетишь.

Макс поднялся на ноги, пошел вдоль берега. План у него сложился незамысловатый, из двух пунктов.

Пункт первый: хорошенько пообедать. Желудок вдруг вспомнил, что последней трапезой стал вчерашний обед, и потребовал немедленно исправить положение.

Пункт второй: там видно будет.

План был незамедлительно выполнен, причем полностью. Выйдя час спустя из ресторанчика с несколько претенциозным названием «Русь», он увидел кое-что За ним следили. Ненавязчиво этак топали следом.

Макс даже немного обрадовался не надо ломать голову, что делать дальше.

3.

Капитан Крапивин по понятным причинам днем на улицу выходить не рисковал. Разведать что и где взорвалось отправился Граев.

Особнячок на Театральной, сказал он, вернувшись. Не бытовуха, уверен. Кто-то заложил конкретный заряд под несущую стену и половины домика как не бывало. Близко не подойти оцепление, милиция, пожарные, медики Любопытные дела у вас тут происходят.

Погодь, погодь Дом-то не на самой улице стоял? (Граев кивнул.) Чуть в глубине, за оградкой такой невысокой, да? (Граев вновь кивнул.) А напротив три одинаковых, красных, торцом к улице развернутых?

Были такие напротив, подтвердил Граев уже словами. В одном «Сбербанк», в другом «Продукты», в третьем

Понятно, оборвал его Крапивин. Кто-то Джазмена на воздух поднял. Ну дела Такое творится, а я тут в нелегальщину ударился, из дому не выйти

Кто такой джазмен? спросил Граев.

Ответить капитан не успел, в кармане у Граева беззвучно завибрировал мобильник. На экране высветился номер Людмилы.

Я нашла его! сказала она, не тратя время на приветствия. И почему-то шепотом.

Кого его? не понял Граев.

Вашего Максима! Узнала по той фотографии! Что мне делать?

Где он?

Идет по Карла Маркса, от ресторана «Русь» в сторону собора, я следом, незаметно.

Граев не помнил всех названий, что видел на плане города, но Карла Маркса знал хорошо главная улица, местный Невский, или Крещатик, или Тверская Далековато Макс может засечь дилетантскую слежку и выкинуть какой-нибудь фортель.

Догоните его. Скажите: «Я от Танцора». А потом

Он сделал паузу. Если те, кому пришлось не по нраву расследование Крапивина, все-таки не купились на его инсценировку с больницей, и установили наблюдение за квартирой Тогда собираться здесь, у капитана, нельзя, под колпаком могут оказаться все четверо.

Потом передайте ему трубку, закончил Граев.

Макс поприветствовал его будничным тоном, словно они виделись каждый день. Или по меньшей мере регулярно перезванивались.

Привет, Танцор! А у меня тут проблемы. Нужна твоя помощь.

Слушай внимательно. Сейчас вы с женщиной сделаете так

Крапивин подозрительно поглядывал на выдающего инструкции Граева. Похоже, решил, что объявился еще один потенциальный спаситель Лары Поляковой и, соответственно, претендент на призовые деньги.

С тобой пойду, сказал он решительно, когда телефонный разговор завершился.

И повысил голос:

Маня, бинты давай!

Шпион Яван Яфимович I

Звали его, конечно, Иваном Ефимовичем. Но свое имя-отчество произносил он именно так: Яван Яфимович.

Познакомились они с Граевым (с пятнадцатилетним тогда пареньком) в конце семидесятых в маленькой деревушке Переволок, находившейся на самой границе России и Эстонии, на русском берегу пограничной реки Нарвы. Само собой, граница та являлась во времена Союза чисто формальной линия на карте, не более.

Граев в детстве и юности несколько лет подряд проводил в Переволоке август месяц. Отец, страстный охотник и рыболов, снимал там половину дома и на время своего отпуска брал с собой сына. Родители Граева жили врозь, так уж сложилось.


Яван Яфимович был тогда уже весьма пожилым и весьма общительным человеком с круглым добрым лицом, переходящим в округлую же лысину. Остатки седых волос на затылке сбривал. Ходил тяжело, опираясь на резную самодельную палку. Говорил с неким странным акцентом, заменяя звуком «я» некоторые другие гласные. Больше ничего приметного во внешности и манерах этого пенсионера не имелось.

Шпионское свое прошлое Яван Яфимович не афишировал, но особо и не скрывал. Иногда, выпив рюмку-другую (а больших количеств он и не употреблял) с Граевым-старшим, рассказывал, наряду с другими многочисленными историями, какой-нибудь эпизод из нелегких своих шпионских будней. За несколько лет знакомства сложилась из этих эпизодов достаточно связная история

Родился Яван Яфимович, тогда еще просто Ваня, в тех самых местах, в междуречье рек Нарвы (Наровы, как ее называли местные жители) и Плюссы.

Узкая эта полоска земли по договору 1921 года отошла к буржуазной Эстонии, так что был будущий шпион эстонским подданным. Летом 1940 года Эстония приказала долго жить, а ее население (Яван Яфимович в том числе) с энтузиазмом влилось в братскую семью советских народов. Не испытывавших энтузиазма грузили в вагоны с решетками на окнах и отправляли на далекие северо-восточные окраины вливаться в братскую семью советских зеков.

Но Ваня, батрачивший до воссоединения на хуторе у зажиточного эстонца, особых трудностей за год советской жизни не испытал. Наоборот, вступил в комсомол и весело раскулачивал своего бывшего хозяина и его коллег-эксплуататоров. Упомянутое междуречье, кстати, приверстали к РСФСР, проведя границу с уже социалистической Эстонской республикой по Нарове.

А потом началась война

Незадолго до ее начала Явана Яфимовича призвали в армию. И, как комсомольского активиста, к тому же не понаслышке знакомого с реалиями жизни в эксплуататорском обществе, определили двадцатишестилетнего парня в разведывательно-диверсионную школу. Полтора месяца из малограмотного (три класса сельской школы) батрака готовили матерого шпиона. Стрелять из винтовки и пистолета Ваня кое-как выучился, азы взрывного дела тоже с грехом пополам начал осваивать Один раз даже спрыгнул с парашютом, зажмурив глаза и тихонечко, чтоб не услышал инструктор, шепча молитву. Но работа с рацией и шифровальным блокнотом никак ему не давалась. Впрочем, времени оставалось достаточно, курс молодого шпиона рассчитан был на полтора года.

Однако двадцать второе июня сорок первого года спутало все планы и сроки

Подготовку быстренько, в три недели, завершили чему научились, с тем и шпионствуйте. Даже выпускных экзаменов не проводили, экзаменом должно было стать первое задание. И Яван Яфимович очутился за линией фронта. Прыгать с парашютом не довелось, да и линии фронта как таковой не было. Просто группа шпионов-недоучек затаилась в сосновом лесу, а на следующий день была уже на занятой врагом территории

Их ведь так сотнями тогда забрасывали, этих толком не обученных парнишек. И хорошо, если один из сотни успевал перед смертью или пленом хоть что-нибудь из задания выполнить. Остальные гибли, уверенные, что гибнут за Родину, а не за чью-то преступную глупость, уничтожившую в предвоенные годы большинство кадровых диверсантов и разведчиков

Но с Яваном Яфимычем готовившие его специалисты просчитались. Выросший совершенно в другой стране, и получивший лишенное советской романтики воспитание, он не видел ничего привлекательного в геройской гибели за социалистическую отчизну. Раскулачивать, конечно, было интересно и весело, но лезть на верную гибель нет уж, извините.

И вот тут в воспоминаниях экс-шпиона наблюдался некий пробел В его группе было еще четыре человека, но где и как он с ними расстался Граев так никогда и не узнал. Возможно, расставание получилось не самым мирным

В любом случае, в окрестностях родной деревни Ваня появился спустя какое-то время в одиночестве, влача увесистый вещмешок в нем лежали рация и несколько толовых шашек с детонаторами и бикфордовыми шнурами.

Выданный паек Ваня прикончил, а громоздкую винтовку утопил в болоте, оставив на случай огневого контакта пистолет ТТ.

Гарнизона или полицаев в деревне не оказалось, новую власть представлял староста, односельчанин, хорошо знакомый Ивану.

Староста долго не мог взять в толк, что перед ним шпион, решивший сдаться. Считал Ваньку-сироту (деревенское прозвище шпиона) обычным дезертиром, предлагал выкопать в лесу схрон-бункер, а до завершения строительства поселиться в погребе у кого-либо из соседей

Разузнав, что комендатура находится в другой деревне, расположенной в семнадцати верстах, Яван Яфимович передохнул и бодрым солдатским шагом двинулся по лесному проселку.

Посылавшие на задание не снабдили его штатской одеждой и соответствующими документами, справедливо рассудив, что для одноразового шпиона-камикадзе это излишняя роскошь. Однако, как ни странно, красноармейская форма и амуниция Вани не привлекли ничьего недоброжелательного внимания, до комендатуры он добрался без приключений.

Комендант, пожилой немец, тоже не сразу понял, что в руки его попал советский разведчик. И захотел присоединить Ваню к партии наловленных по лесам и деревням окруженцев, в целях последующей отправки в лагерь. Но, когда тот вынул из мешка и бухнул на стол рацию и взрывчатку, комендант все же позвонил куда следует. А потом отправил шпиона в райцентр, на подводе, под конвоем двух солдат из невеликого своего гарнизона.

Наивный Яван Яфимович надеялся, что новая власть оценит его явку с повинной. И, убедившись, что шпионажем и диверсиями он не занимался, выдаст какой ни есть аусвайс и позволит спокойно жить на прежнем месте. Как бы не так

Немцы вцепились в него мертво, как фокстерьер в лисицу. Дня три или четыре интенсивных допросов затем неделя полного безделья затем снова допросы И так по кругу, раз за разом.

Кормили относительно сытно, но каждый день одно и тоже. Жил Ваня в одиночной не то камере, не то комнате: солдатская койка, тумбочка, на окнах решетки, дверь постоянно заперта.

Никаких особых секретов подготовки наших разведчиков Ваня немцам не раскрыл, сам ничего толком не знал. Но те продолжали мотать жилы, по десятому кругу выспрашивая одно и то же

Яван Яфимович уже люто жалел, что не последовал мудрому совету старосты, и не выкопал себе в лесу потайное убежище. Даже стал подумывать о побеге, впрочем, достаточно робко.

И тут некий обер-лейтенант, неплохо говорящий по-русски, предложил ему поработать на германскую разведку. Пройдя, соответственно, новый курс обучения, уже в абверовской разведшколе.

Ваня согласился.

Много лет спустя, размышляя над этой историей, Граев долго не мог понять: почему же шпионское начальство с обеих сторон так старалось привлечь деревенского недотепу под свои знамена?!

И только один ответ приходил в голову: виной всему внешность Явана Яфимовича. Глядя на его круглое, благообразное лицо и добрый взгляд, до старости сохранивший невинно-детское выражение, Ваню можно было принять за кого угодно, только не за разведчика и диверсанта Граев подозревал, к примеру, что охрана секретного объекта, обнаружив в окружающих кустах Яфимовича с грузом взрывчатки, вполне могла поверить его наивным объяснениям шел, дескать, на реку, рыбки поглушить, да вот и заблудился

И Яван Яфимович стал шпионом-двойником.

Встал под гитлеровские знамена. Но выбора особенного не было: или разведшкола, или лагерь для военнопленных. Изменой Родине он свой поступок не считал, ни тогда, ни много лет спустя Да и какая у него была родина, если вдуматься?

Императорская Россия, единая и неделимая, в которой Ваня родился? Так он ее толком и не знал, даже мимолетными детскими воспоминаниями не помнил

Эстония, в которой прожил всю сознательную жизнь? Так ведь не эстонские там были земли, совсем не эстонские Просто как остановился фронт в 1920 году на Плюссе, так и провели границу.

Национальное эстонское государство с его столицей, парламентом, партиями, политической борьбой, международными и внутренними проблемами было далеко от Явана Яфимовича, как обратная сторона Луны

Единственная зримая и осязаемая деталь государственной машины эстонская пограничная застава в близлежащих Печурках тоже была явлением абсолютно чуждым и существующим изолированно от бытия местных жителей.

Ну а считать родиной Советский Союз Тоже не получалось не может приехать новая родина на танковой броне Не может привезти за собой в обозе и раздать вновь обретенным гражданам жертвенный патриотизм и горячую любовь к себе, драгоценной.

Получается, что не было Родины у шпиона Вани. И у его земляков, заблудившихся между временами и государствами, тоже не было. Недаром Карл Маркс говорил, что у пролетариев нет отечества. У крестьян его тоже порой не бывает

Глава одиннадцатая. Шпионские страсти в детской песочнице