Город чудес

— Ты не выглядишь счастливым.

Отец улыбается.

— Я счастлив. Но вместе с тем несчастен.

— Почему? Что тебя печалит?

— Я не печалюсь, Сигруд. Теперь ты узнаешь о жизни много красивых вещей. Но также много печальных.

— Например?

— Ну, для начала… — Он смотрит на внучку — она все еще спит, она все еще красива. — Теперь, когда она пришла в этот мир, твоя жизнь больше не будет по-настоящему принадлежать тебе одному.

Сигруд смотрит на Сигню, это крошечное, безупречное, хмурое существо.

Девочка открывает рот. Из него льется крик — громкий, болезненный, взрослый вопль подлинного ужаса.

Крик длится, но сцена меняется. Он в Вуртьястане, в форте Тинадеши, безумно кричит, одной рукой держа за шею девушку в военной форме, а другой вонзая нож ей в живот снова и снова, снова и снова, пока ее внутренности не начинают вываливаться наружу…

Она глядит на него широко распахнутыми глазами. Ее бледное лицо в брызгах крови — гладкое и мягкое, лицо девушки едва ли старше восемнадцати лет.

«Она была ребенком, — думает Сигруд. — Она была всего лишь ребенком».

Дрейлинг в ужасе открывает глаза. Сон закончился, и ему кажется, что он проснулся, — но он не уверен. Он завернут в одеяла и лежит на чем-то деревянном. Рядом с ним горит огонь, а вдали висит луна, огромная и яркая. И кто-то стоит над ним…

Кто-то знакомый. Кто-то маленький, худой, с сутулыми плечами и в толстых очках, которые посверкивают, отражая огонь.

— Шара? — шепчет Сигруд. — Это ты?

И засыпает.





* * *


Он чувствует, как воздух выходит из открытого рта. Его язык пересох, голова болит, а спина в силу каких-то непостижимых причин кажется исцарапанной. Но он жив.

Сигруд приоткрывает единственный глаз. Похоже, он лежит на крыльце фермерского дома Стройковой. Сейчас ночь, и он завернут в кучу шерстяных одеял, а рядом, в подобии каменной печки с дымоходом, ревет пламя. Он чувствует жар, но едва-едва.

Фрагменты сна все еще мелькают в его голове. Сигруд пытается оглядеться. Рядом с ним в кресле сидит женщина с винташем на коленях и смотрит на голые холмы. Услышав, как он шевелится, она поворачивается и смотрит на него. Это Стройкова.

— Проснулся, — говорит она. — Пить хочешь?

Сигруд кивает. Такое чувство, что он не пил уже много лет.

Стройкова поднимается и идет в дом, закинув винташ на плечо. Приносит деревянную чашку, до краев наполненную ледяной водой. Дрейлинг жадно пьет, давится и начинает яростно кашлять.

Стройкова следит за ним, ее худое, жесткое лицо неподвижно и непроницаемо.

— Что с тобой случилось?

Рассказать ей, что он был ранен и отравлен, сражаясь почти с Божеством? Сигруд решает, что это не лучший способ завязать знакомство.

— Что тебе известно? — спрашивает он и понимает, что голоса хватает лишь на шепот.

— Мне известно, что ты проник на мою землю без предупреждения, — говорит Стройкова. — И что ты выглядишь так, будто умираешь. Хоть могилу я еще не выкопала. Извини за спину. Ты слишком тяжелый, чтобы я смогла тебя нести, так что до крыльца тебя волокла Нина.

— Н-нина?

— Мой мул. Затащить тебя в дом было невозможно. Пришлось импровизировать. — Она взмахом руки указывает на огонь. Смотрит на Сигруда, и дрейлинг видит в ее взгляде жесткость, которой не ожидал. — Я, знаешь ли, тебя помню.

— Что?

— По той вечеринке в Мирграде. — Она откидывается на спинку кресла. — Я не забываю светские знакомства. Ты был там в своем просторном красном пальто, в шляпе и с трубкой. И там была она. Малышка Шара. И в ту же секунду, когда Во ее увидел, я… — Горькая улыбка. — Я почувствовала, как мир разваливается на части. Еще до Мирградской битвы. — Она снова смотрит на него, ее взгляд скользит по его лицу. — Ты… ты прекрасно сохранился, верно? Выглядишь почти таким же, каким я тебя помню. За исключением того, что не совсем похож на живого, конечно. Это ведь не может быть правильно, не так ли? Наверное, память меня подводит, и ты выглядел не так…

Сигруд смотрит на Стройкову, пока она говорит. Она все время держит одну руку на винташе. В том, как она это делает, ощущается непринужденная легкость, которая намекает, что в этих краях оружие — ее постоянный спутник. И, возможно, единственный.

Он пытается перевести дух, чтобы спросить о Татьяне, но бок болит слишком сильно.

— Лучше молчи, — говорит Стройкова. — Ты проспал весь день, и, похоже, тебе это было нужно. Кто-то обработал тебя, как дешевый кусок баранины, и ты все еще выглядишь ужасно больным. Но я не причиню тебе вреда. Шара велела проверить глаз и руку. Она сказала, что ты можешь прийти. И ты такой, каким она тебя описала. — Она касается левого глаза. — Впрочем, фальшивый глаз мне нравится. Очень милый.


Они с Сигрудом недолго глядят друг на друга. Он дышит сбивчиво и неглубоко.

— Кто-нибудь следил за тобой? — тихо спрашивает она.

Он качает головой.

— Мы в опасности?

Он кивает.

— Неужели о нашем местоположении узнали?

Он пытается пожать плечами, но сомневается, что это заметно.

— Я же говорила ей, что это ненадолго, — бормочет Стройкова себе под нос. — Я же говорила ей, что все развалится, как всегда…

В другом углу крыльца что-то звякает. Сигруд не может поднять голову, чтобы посмотреть, но Стройкова встревоженно выпрямляется в кресле.

— Дорогая, я же тебе сказала вернуться в дом и остаться там!

— А еще ты сказала мне принести вязанку дров, — отвечает тихий и мрачный голос. — Твои приказы противоречат друг другу, тетушка.

Сигруд хмурится. «Тетушка?»

— Мне не нравится, когда ты не в доме, — парирует Стройкова. — Если кто-то шныряет вокруг, ему достаточно будет сделать выстрел наугад и попасть в тебя — этого я себе никогда не прощу!

— Если овцы не взбунтовались и не научились стрелять как снайперы, подозреваю, нам ничего не угрожает.

Кто-то появляется в поле зрения, но по-прежнему держится в тени. Кто-то маленький и худой, в очках, в стеклах которых отражается пламя, — кто-то знакомый.

Сигруд потрясенно моргает.

— Ш-шара?

Он сосредотачивает взгляд. Понимает, что ошибся: хотя вновь прибывшая юная девушка ведет себя как Шара, одета как Шара и даже разговаривает немного как Шара, она явно континентка, невысокая и бледная, с курчавыми, черными как смоль волосами.

— Нет, — тихо говорит она. — Не Шара. — Поворачивается к Стройковой. — Почему он все время это повторяет?

Потом девушка приближается, выходит на свет, и он видит ее полностью. Видит ее широкое, бледное лицо, вздернутый носик, маленький рот с тонкими губами.

Он мгновенно узнает это лицо. Но не по фотографии в доме Шары, где была изображена смеющаяся шестилетняя девочка.

«Это девушка со скотобойни, — думает изумленный дрейлинг. — Та, которая спасла меня. Точная копия! Но… это же невозможно…»

— Полагаю, я должна попросить тебя представиться, Татьяна, — говорит Стройкова, вставая рядом с девушкой. — Впрочем, я и сама не представилась нашему гостю должным образом.

— Мы встречались, — говорит Татьяна, и ее глаза чуть распахнуты от благоговения.

— В самом деле? — удивляется Стройкова.

— Да. Один раз. Я думала, мне это приснилось. — Девушка пристально глядит Сигруду в лицо. — Я была маленькой, я вошла в комнату мамы, когда она говорила с человеком в зеркале. Он находился на корабле, и он плакал. Он был очень опечален. Я так и не узнала, из-за чего. — Она склоняет голову набок. — Мама сказала, мне приснилось. Но все случилось на самом деле. Это был ты. Ведь так?

Сигруд по-прежнему столь удивлен, что едва слышит ее. Он не может перестать смотреть на ее лицо, следить за каждым движением. Он не может поверить, что Татьяна Комайд, приемная дочь Шары, оказалась так похожа на девушку со скотобойни.

Он вспоминает, как Ноков смеялся во тьме: «Да ты ее хотя бы видел?»

Сигруд сглатывает.

— Как же ты… как же…

— Как же я что? — спрашивает Татьяна.

Силы покидают дрейлинга. Он роняет голову и моргает — один, другой, третий раз. Он больше не может бодрствовать. Сознание покидает его, и он засыпает.





* * *


Сигруд просыпается от запаха какой-то стряпни, густой и крахмалистой. Обычно он не находит такое аппетитным, но его желудок настолько пуст, что урчит, едва уловив запах. Сигруд понимает, что не чувствовал голода много часов, а то и дней — значит, он поправляется.

Он открывает единственный глаз. Утро. Он все еще на крыльце. Во рту ужасный привкус, и все кажется влажным. Наверное, за ночь из него вытекли пинты и галлоны пота.