Даже если я упаду

Видеть лучшую подругу и сестру вместе – это как бальзам на мое разбитое, израненное сердце. И решение, которое я должна принять, с кристальной ясностью вырисовывается у меня в голове. Я знаю, что оно приведет Мэгги в неописуемый восторг, а Лоре, надеюсь, покажет, что в жизни каждой из нас все только начинается.

– Я думаю, что хочу снимать свой ролик для «Историй на льду». Вы мне поможете?

Мэгги сотрясает кулаками воздух, а потом медленно опускает руки, когда видит, что я смотрю на лицо Лоры.

Моя сестра улыбается мне, хотя ее глаза наполнены слезами.

– Ты должна попытаться, верно? Мы все должны попытаться.





Глава 46




Лора сообщает родителям, куда мы едем, и, как только я переодеваюсь, мы набиваемся в Дафну. Каток вряд ли пустует в эти часы, да и Джеффа, вероятно, хватит удар, когда он увидит меня с моей сестрой – сразу двое Ковингтонов! – в рабочее время, но, если я не сделаю этого сейчас, боюсь, потеряю кураж.

К счастью, на льду не так многолюдно, и фигуристы дают мне много места, как только видят Мэгги с видеокамерой. Музыка, льющаяся из динамиков, совсем не та, под которую я планировала кататься, но Мэгги говорит, что она сотрет звук и вставит свою мелодию, когда будет редактировать видео.

Я знаю свою программу; всю прошлую неделю я практически только ее и отрабатывала, но, когда выхожу на лед, чувствую спазм тошноты в животе. Во всяком случае, пока не замечаю сияющее лицо Лоры рядом с таким же сияющим лицом Мэгги. После этого я больше ничего не вижу и не слышу.

Первый прогон далеко не безупречен. Я подрагиваю на «волчке», а приземление после двойного тулупа оставляет желать лучшего. Но, как спешит напомнить мне Мэгги, она готова снимать столько дублей, сколько выдержу я сама. Поэтому мы снова записываем прыжок, и я вращаюсь до тех пор, пока мир не начинает вращаться вместе со мной. Я катаюсь ради чистой, простой радости, которую дарит мне лед. Я катаюсь, зная, что моя сестра смотрит и гордится мной. Я катаюсь, потому что моя лучшая подруга никогда не переставала верить в меня. Я катаюсь, потому что это единственное, чего я когда-либо хотела для себя, и потому что теперь мне не нужно терзаться мыслью, будто я предаю одну половину души ради другой. Моя семья не зачахнет, если меня не будет рядом как садовника с лейкой воды. Впервые за этот год мы снова потянулись в рост.

И я люблю своего брата, но знаю теперь, что не должна жертвовать своим будущим из-за его прошлого. Я могу показать Лоре, что и она тоже не должна этого делать.

Заканчивая программу, я торможу по-хоккейному перед Мэгги и Лорой, и мне не нужно видеть их лица, чтобы знать, что откатала я здорово. Никогда еще я не чувствовала себя лучше, увереннее. Я чувствовала себя свободной. И до сих пор так чувствую.

Мы втроем трещим без умолку, перебивая друг друга, пока я, сидя на скамейке, снимаю коньки и переобуваюсь в кроссовки, когда Лора вдруг ахает и следом за ней – Мэгги. Я выпрямляюсь, и меня окатывает волной мурашек, а волоски на загривке встают дыбом.

Мэгги тянет за руку застывшую, как статуя, Лору, отчаянным шепотом на ухо призывая ее сдвинуться с места, когда Хит медленно приближается ко мне. Он бросает взгляд на расшнурованную кроссовку, потом опускается на одно колено, чтобы завязать его, пока я, слишком ошеломленная, не в силах соображать, только таращу на него глаза. Шнурки завязаны, а он все стоит на коленях передо мной и смотрит на меня снизу вверх.

– Я никогда не думал, что ты будешь так выглядеть. – Он кивает в сторону льда, не отводя от меня взгляда. – Это было красиво. Ты была красивой.

Я не чувствую себя красивой. То восхитительно парящее чувство, что заставляло порхать на льду, покинуло меня, как только Хит опустился на колени у моих ног.

– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я, позволяя боли в груди окрасить мой голос.

– Я нашел тебя здесь и в первый раз, и во второй. Подумал, что не повредит попытаться снова. – Его улыбка, хотя и легкая, не отображается во взгляде.

– Хит.

Его взгляд скользит туда-сюда между моими глазами.

– Я не знаю, что тебе сказать. – Я пытаюсь смотреть в сторону, но он наклоняет голову, чтобы оставаться в поле моего зрения. – Ты была там. Это было не очень хорошо.

Да, это было не очень хорошо, но такова реальность. Между нами всегда зияла эта бездонная пропасть, где навсегда остались мой брат и Кэл. Она существовала и там, под дубом, когда нам нужен был дождь в качестве повода увидеться, и она до сих пор там. Нам не дотянуться друг до друга, и, чем дольше мы будем отмахиваться от этого или притворяться, что это не так, тем больше людей – вроде его мамы и сестры – мы рискуем сделать несчастными.

Не говоря уже о нас самих.

Его руки перемещаются с кроссовок к скамейке по обе стороны моих бедер, и он оказывается болезненно близко от меня. Его глаза скользят по моему лицу, словно лаская меня взглядом.

– Но я здесь, потому что скучал по тебе. Скажи, что ты тоже скучала.

Я не могу. Я даже не могу увернуться, потому что это выглядело бы отрицанием того, что я тоже скучала по нему.

– На нас обращают внимание. – Женщина медленно скользит по льду мимо нас, как будто разглядывая автомобильную аварию на обочине.

– Брук, – настаивает Хит.

Я вынуждена отвести взгляд от любопытной дамы, хотя замечаю все больше устремленных на нас глаз. Он пристально смотрит на меня, и только на меня, словно говоря, что, не в пример некоторым, никогда не отворачивался.

– Мне плевать, кто на нас смотрит. Давно плевать.

– Напрасно, – говорю я. – И тебе вовсе не плевать. – Я не осуждаю его за тот день в его доме. Он сделал только то, что мог. По тому, как смягчается выражение его лица, нетрудно догадаться, что он знает, о чем я говорю.

Он немного отстраняется, совсем чуть-чуть, передвигая руки к переднему краю скамейки.

– Хотел бы я, чтобы все получилось по-другому. Я не говорю, что мне было бы легко познакомить тебя с моей семьей, но в любом случае это не должно было выглядеть так. Я должен был поступить иначе. Я пытался им все объяснить про нас с тобой, но… – Он замолкает. – Это значит требовать от них слишком многого.

– Больше, чем с Эллисон? – Я ожидаю, что, задавая такой вопрос, почувствую себя маленькой и ничтожной. Какая разница, когда его брат мертв, а мой сидит в тюрьме? Но, как только вопрос слетает с моих губ, я знаю, что он стоит того, чтобы его задать.


Я позволила себе проникнуться нежными чувствами к Хиту – более чем нежными. Он был первым, кто, зная о моем брате, не оттолкнул меня. Я должна знать, не ошибалась ли в нем, пусть даже между нами все кончено.

Его глаза впервые отрываются от моих глаз.

– Это не то, что ты думаешь.

– Ты… – начинаю я, и мне приходится сглотнуть ком, прежде чем сказать все остальное. – Ты никогда не рассказывал мне о ней и о них. И о тебе. – Я рада, что он не смотрит на меня, потому что чувствую, как дрожит подбородок. – Я рассказывала тебе о своих кошмарах, и все это время ты знал…

– Нет. – Он резко вскидывает голову. – Я познакомился с ней только после смерти Кэла. Я знал об Эллисон и моем брате, он сам мне рассказал. Я знал о его чувстве вины и любви к этой девушке. Он думал, что должен уйти от нее, собирался уйти, чтобы не потерять друга. – Его глаза снова находят мое лицо с дрожащим подбородком, который я никак не могу укротить. – Я знал и то, что все кончено, что убийца Кэла в тюрьме, и теперь я оказался с девушкой, от которой должен был уйти. Я бы разбил все, что осталось от сердец моей матери и моей сестры – от моего сердца, – если бы я этого не сделал. – Мои глаза щиплет, потому что я вижу, как его сердце разрывается прямо передо мной.

– Когда мы встретились с тобой, я и представить себе не мог, что ты станешь мне дорога. Я не знал, что стану разыскивать девушку, которую любил мой брат – я не мог этого сделать, пока она существовала лишь в моих кошмарах. Но чтобы и в твоих тоже? – Его лицо морщится, словно от боли. – Я нашел ее номер в его телефоне и попросил приехать ко мне домой, сказал, что остались какие-то вещи Кэла, которые он хотел бы передать ей. – Он сглатывает, как будто вспоминая что-то, что предпочел бы забыть, и я задерживаю дыхание. – Она расплакалась, как только переступила порог его комнаты, и я заговорил с ней, погоревал вместе с ней, но тут Гвен вернулась домой.

– Она вообще узнала Эллисон?

Хит кивает.

– У него в телефоне были ее фотографии. Ничего плохого, – поспешно добавляет он. – Просто ее фотографий было несколько больше, чем других. Гвен знала, что он, должно быть, влюблен в нее, и очень быстро решила, что я не имею права быть с ней, какими бы невинными ни были наши отношения. И это было невинно, Брук.

Я стараюсь не морщиться, когда он произносит мое имя. Но морщусь все равно. Я на самом деле верю ему, что еще хуже.

– Ты так и не рассказал мне. В тот день на работе. Я была такой… – глаза закрываются, – сломленной, и, вместо того чтобы рассказать мне все, что ты знал – чего еще не знала я, – ты позволил мне уйти.

Хит мотает головой.

– Нет. Я нашел Эллисон, думая, что она может знать что-то, что поможет тебе, а не ранит еще больше. Я хотел это сделать, но ничего нового так и не узнал.

Теперь моя очередь качать головой – но не в знак отрицания, а потому, что с каждой секундой моего молчания о Лоре я делаю именно то, в чем обвиняю его.

– Послушай. – Хит поднимает руку, накрывая ладонью мою нижнюю скулу. – Это не мы. Это никогда не были мы, ясно? Возможно, кому-то трудно это принять, но преступление совершила не ты. – Он проводит большим пальцем по моей щеке. – Я ошибался. Я был такой идиот, когда обращался с тобой как с виновной.

Мягко, хотя мне хочется сделать прямо противоположное, я отнимаю его ладонь от своего лица, провожая ее взглядом, только чтобы не смотреть на Хита.

– А что, если я… – У меня перехватывает горло, и больно говорить. – Что, если я нашла то, что причинит тебе еще больше боли? Должна ли я тебе рассказать? Или лучше защищать и тебя от правды? – Я все еще держу его за руку, поэтому чувствую, как напрягаются сухожилия, хотя его лицо остается бесстрастным.

– Нет ничего, что могло бы причинить мне больше боли.

Но он ошибается. Он так ошибается.

– Моя младшая сестра… она была там той ночью, пряталась в лесу. Она… – мой голос срывается, – она все видела. Драки не было. Кэл… он пришел сказать моему брату, что уезжает, попросить прощения. Джейсон сделал вид, будто готов принять его извинения, чтобы Кэл подошел достаточно близко… – Я не могу рассказать остальное. И не должна этого делать.

Хит хватается за голову свободной рукой.

– Она… – Кажется, будто с губ Хита слетает больше воздуха, чем звуков. – Она слышала, говорил ли он что-нибудь перед самой смертью?

– Он ничего не сказал. – Слезы наворачиваются на глаза и у меня, и у него, когда наши взгляды встречаются. – Я все знаю, знаю, что он сделал, но все равно он мой брат, и я всегда буду любить его и ненавидеть то, что он совершил. И я понимаю, это означает, что ты и я… – Я качаю головой. – Хит, мне так… – Я не успеваю сказать «жаль», прежде чем Хит заключает меня в объятия.

– Нет, – говорит он, и я чувствую, как его губы скользят по изгибу моей шеи. – Мне не нужны твои извинения. Мне просто нужна ты.

Может, на нас и смотрят люди, может быть, шепчутся и ахают. А может, скользят по льду мимо, не замечая нас или не проявляя к нам интереса. Единственное, что я знаю, это то, что Хит все еще держит меня за руку, когда я знакомлю его со своей сестрой.

И ни на миг не отпускает мою руку.





Глава 47




Это я нерешительно топчусь на крыльце, когда мы с Лорой возвращаемся домой после того, как высаживаем Мэгги и прощаемся – не знаю, надолго ли – с Хитом. Лора останавливается на верхней ступеньке, оглядываясь на меня, чтобы увидеть, что я даже не ступила на первую.

– Брук. – Мое имя звучит не вопросом. Она знает, почему я колеблюсь, но все равно подталкивает меня. – Больше никаких секретов.

Это то, что мы пообещали друг другу по дороге домой. Хит был моим последним секретом, и она восприняла эту новость гораздо лучше, чем я ожидала. В этом смысле я безмерно благодарна Хиту, который отнесся к ней чрезвычайно тепло даже после того, что я ему рассказала. Немалая заслуга принадлежит и Мэгги. Она посвятила Лору в подробности того, как мы с Хитом влюбились друг в друга; как странно и совсем не странно, что мы перешли от отношений, навязанных нам братьями – полных гнева с его стороны и чувства вины с моей, – к отношениям, созданным нами самими. Конечно, эти отношения вряд ли встретят понимание у нашего маленького городка и его сельских окраин. И еще неизвестно, как это нам аукнется. Мы с Хитом не говорили о том, как наши семьи отнесутся к тому, что мы вместе, но я знаю, что он прав; преступление – не наших рук дело, и никто, не говоря уже о наших родных, не вправе наказывать кого-либо из нас так, будто мы преступники.

Я не рассчитываю на легкий разговор с родителями, и не только о Хите, но, когда Лора протягивает мне руку, хватаюсь за нее.

Из подвала не доносится жужжание станков, когда мы заходим в дом. Думаю, папины усилия отвлечь маму исчерпаны, или он так же, как она, жаждет послушать, как прошла моя встреча с Джейсоном.

Они вместе сидят за обеденным столом – вдвоем, без дяди Майка, – и папа встает, когда видит нас. Я не совсем уверена, что Лора готова участвовать в этом разговоре – со мной или без меня, – и я не могу ее заставить. Я отпускаю ее руку и подхожу к столу, испытывая невероятное облегчение, когда Лора следует за мной, а не спешит вверх по лестнице.

Мама, с кружкой в руках, смотрит на нас. Она ничего не говорит, но ее пальцы так впиваются в кружку и мышцы рук так напряжены, что я всерьез опасаюсь за керамику. Папа, должно быть, разделяет мое беспокойство, потому что забирает у мамы кружку и заменяет ее своей гораздо менее хрупкой рукой, снова присаживаясь рядом с ней.