Человек с поезда

Всю вторую половину 1915-го и первую половину 1916 года Уилкерсон собирал материал, чтобы предъявить обвинение Фрэнку Джонсу. Однако окружной прокурор Рэтклифф не обращал на эту его деятельность никакого внимания, поскольку был на сто процентов уверен, что Джонс не имеет к убийству никакого отношения. Летом 1916 года Фрэнк Джонс участвовал в избирательной кампании в законодательное собрание штата. В ходе весьма напряженных первичных выборов ему пришлось вступить в противоборство со своим товарищем по республиканской партии – тем же Рэтклиффом. В начале июня, буквально за несколько дней до праймериз, кто-то распространил среди потенциальных избирателей листовки. На них были фото Уильяма Мэнсфилда и Фрэнка Джонса. В сопровождавшем фотографии тексте их обвиняли в убийстве – Мэнсфилда как исполнителя, Джонса как заказчика. Нет никакого сомнения в том, что за этим стояли Бойл и Уилкерсон, хотя прямые доказательства этого отсутствуют. Рэтклифф, которому этот фокус, казалось бы, был на руку, пришел в ужас. Листовки были отправлены по почте из Канзас-Сити, где находились организации, на которые работали Бойл и Уилкерсон. Фотография Мэнсфилда была взята из архива детективного агентства Бернса. Сразу же после этого происшествия Рэтклифф встретился в Виллиске с Джонсом.

Вскоре после этой встречи Фрэнк Джонс выступил с осуждением развязанной против него клеветнической кампании и заявил, что подаст в суд на любого, кто рискнет публично обвинить его в причастности к убийству. Он говорил нечто подобное и раньше, но в частном порядке. На этот раз его заявление носило официальный характер и попало в газеты.

Выборы Джонс проиграл, хотя многие избиратели выступили в поддержку его кандидатуры. (В Виллиске и ее окрестностях проживало от трех до четырех тысяч человек, включая фермеров, хозяйства которых находились неподалеку от города; между тем население избирательного округа, от которого баллотировался Джонс, составляло более 30 тысяч.) Цель распространения листовок состояла не только в том, чтобы повлиять на ход предвыборной кампании, – эта акция должна была создать подходящие условия для проведения других демаршей против Джонса. Она поспособствовала тому, что ряд местных изданий продолжил публиковать голословные обвинения в его адрес. К 1916-му с момента убийств прошло четыре года. Однако за это время серьезных изменений в существовавшей тогда законодательной и правоохранительной системе не произошло. Следующие два года ознаменовались целой лавиной исков, арестов и судебных разбирательств. Через неделю после республиканских праймериз Джек Бойл опубликовал в «Канзас-Сити пост» статью, в которой прямо заявлялось, что Уильям Мэнсфилд якобы причастен к 16 убийствам и что в Ред-Оук, административном центре округа, был подписан ордер на его арест в связи с кровавым преступлением в Виллиске. Частично это было правдой: такой ордер и в самом деле был выдан.

Статья в «Канзас-Сити пост» основывалась главным образом на показаниях уже упоминавшейся Вайны Томпкинс. Публикация была на редкость нелепой и к тому же украшенной живописными подробностями, явно позаимствованными из беллетристики (в свое время Бойл выпустил серию детективов под литературным псевдонимом Бостон Блэки). В материале, о котором идет речь, журналист утверждал, что Мэнсфилд уже давно был известен под прозвищем Блэки (это была стопроцентная ложь), и то и дело называл его «бешеным Блэки Мэнсфилдом». Статью Бойла перепечатали десятки других газет, и тысячи людей поверили в то, что убийство в Виллиске раскрыто.

Поскольку Рэтклифф баллотировался в законодательное собрание штата, должность местного прокурора временно занимал молодой, неопытный юрист, который и сам думал о политической карьере. Факт раскрытия при нем нашумевшего убийства в Виллиске практически гарантировал ему переизбрание. Уилкерсон уговорил его предъявить Мэнсфилду обвинение, пообещав позднее подкрепить его уликами. В итоге Мэнсфилд был арестован Уилкерсоном и другими сотрудниками агентства Бернса через два дня после выхода статьи Бойла в «Канзас-Сити пост». Всю ночь Уилкерсон и исполняющий обязанности прокурора пытались добиться от Мэнсфилда признания. Согласно материалам, фигурировавшим впоследствии на судебном процессе в связи с иском Мэнсфилда, который истец выиграл, арестованного неоднократно избивали, в результате чего у него расшатались несколько зубов, а также угрожали ему убийством, занося над его головой топор. Кроме того, провозя Мэнсфилда по мосту, сотрудники детективного агентства Бернса грозили сбросить его в реку и утопить. Мэнсфилд, однако, был крепкий орешек – недаром в свое время он отсидел срок в Ливенвортской тюрьме. Так что он не признался в убийстве, о котором ничего толком даже не знал.

Дело Мэнсфилда рассматривалось Большим жюри в Ред-Оук в середине июля 1916 года. Дж. Н. Уилкерсон на процессе сидел рядом с представлявшим обвинение местным прокурором, заслушивая сфабрикованные показания свидетелей. Прокурор просил жюри признать виновными Уильяма Мэнсфилда и еще одного человека, имя которого газеты не называли. Однако ничего не вышло, схема не сработала. Многие свидетели отказались дать те показания, которых добивался от них Уилкерсон. Другие же рассказывали такие небылицы, что присяжные порой с трудом сдерживали смех. В итоге жюри признало Мэнсфилда невиновным. Он был освобожден из-под стражи 21 июля. С того момента, как ему было предъявлено обвинение в убийстве в Виллиске, до момента, когда его отпустили на свободу, прошло несколько недель.

За месяц до этого жители Виллиски прочитали в газетах, что убийство раскрыто. Теперь же человека, которого в нем обвиняли, оправдали и выпустили на свободу. Того же, кто, как предполагалось, стоял за этим преступлением и нанял исполнителя, вообще не привлекли к суду. В результате такого развития событий молодой прокурор, вопреки собственным ожиданиям, потерял все шансы быть переизбранным на занимаемую им должность. Нисколько не обескураженный всем этим, Уилкерсон принялся рассказывать каждому, кто был готов его слушать, что Фрэнк Джонс просто-напросто подкупил Большое жюри. Нужно было всего-навсего собрать другой состав присяжных, заявлял Уилкерсон. Другими словами, он собирался предпринять еще одну попытку доказать свою правоту.

Фрэнк Джонс, однако, сам нанял детективов, собираясь нанести ответный удар. 3 августа 1916 года Уилкерсон провел публичную встречу со своими сторонниками на одной из ферм неподалеку от Виллиски. Многие участники собрания в своих выступлениях обвинили Джонса в организации убийства. Джонс, заявивший, что привлечет к суду любого, кто скажет что-либо подобное публично, привел в исполнение свою угрозу и подал иск против Дж. Н. Уилкерсона и многих других местных жителей, включая брата Джо Мура, Росса, который обнаружил тела. Позднее иск был изменен: Джонс исключил из него Росса Мура и всех остальных, кроме Уилкерсона.

Впоследствии Джонс скажет, что подача этого иска о клевете была самой большой ошибкой в его жизни. Под угрозой оказалась репутация детективного агентства Бернса, и оно пошло на крайние меры. В Виллиску был направлен дорогой и очень опытный юрист и целая группа частных детективов. Ввиду явного численного и профессионального превосходства им удалось превратить рассмотрение иска в судилище над Фрэнком и Альбертом Джонсами. В ходе процесса огромное количество свидетелей стали давать показания, подчас абсурдные, против Фрэнка Джонса. Многие из них казались выдумкой. Впоследствии выяснилось, что все эти показания были сфабрикованы, но Джонса и его адвокатов они застали врасплох – те оказались не в состоянии достойно на них ответить. Зал заседаний был заполнен до отказа. Люди толпились на улице позади здания суда. В отелях городка не осталось ни одного свободного номера. В Виллиску съехались репортеры всех без исключения газет региона. По указанию Уилкерсона группа его сторонников, занимавшая места в центре зала, аплодировала каждому аргументу в поддержку его позиции и громко хохотала, когда выступали адвокаты Джонса. Первое голосование присяжных дало результат шесть против шести. Однако постепенно жюри стало склоняться на сторону Уилкерсона. В результате иск о клевете не просто провалился – многие местные жители пришли к убеждению, что Фрэнк Джонс в самом деле стоял за массовым убийством в Виллиске.

Это дало повод еще раз собрать Большое жюри для повторного рассмотрения дела – на этот раз сконцентрировав внимание не на Уильяме Мэнсфилде, а на Фрэнке Джонсе. К этому мы еще вернемся. А пока отмечу, что в 1915 году Дж. Н. Уилкерсон начал проводить собрания общественности. За три года они стали не только более частыми, но и более многочисленными.



Сравнительно небольшие по масштабам мероприятия, которые Уилкерсон организовывал еще задолго до ареста Мэнсфилда, нередко охраняли добровольцы, не пускавшие на них посторонних или тех, кого можно было назвать нежелательным гостем. Теперь они превратились в массовые акции. Уилкерсон был искусным оратором и весьма харизматичным человеком, поэтому люди слушали его выступления с интересом. В 1917 году эти мероприятия стали собирать целые толпы людей. Популярность таких «встреч представителей общественности» достигла небывалых высот – они привлекали все больше и больше участников.

Рой Маршалл. Виллиска



Спустя несколько лет страшное преступление, совершенное в Виллиске, все еще продолжало волновать местных жителей. Одно из собраний, проводившихся Уилкерсоном, прекрасно описал в своей книге «Убитые в собственных постелях» Трой Тэйлор:



Дискуссия продолжалась более двух часов. В конце концов Уилкерсон вернулся на трибуну и стал рассказывать о расследовании, которое он проводит, о том, насколько это опасное занятие и какую большую услугу он оказывает этим всему местному населению. Разумеется, много говорилось и о том, что для продолжения расследования ему нужны деньги. Уилкерсон сообщил, что многие боялись открыто передать ему то, что им было известно об убийстве, и потому встречались с ним тайно. Поскольку они не решались выступить публично, Уилкерсон не мог использовать эту информацию – по той причине, что был безукоризненно честным и законопослушным следователем. Поэтому, заявил он, все должны знать, что если кто-нибудь когда-нибудь скажет, что собранная им информация не проверена или недостоверна, то это будет ложью.



На одну из таких встреч, которая состоялась в январе 1917 года, собралось 1200 человек, то есть более половины населения города (впрочем, многие из участников мероприятия были не из самой Виллиски, а из ее окрестностей). Собрание было организовано с целью заставить округ Монтгомери оплатить выставленный агентством Бернса счет за расследование убийства Муров – примерно на 2800 долларов. Расследование финансировалось отцом Сары Мур, внесшим 250 долларов, общественным фондом Виллиски и офисом генерального прокурора штата Айова. Деньги отца Сары Мур и городского фонда уже давно закончились. Что же касается офиса генерального прокурора штата Айова, то после того, как Уилкерсон и Бойл обвинили его в том, что он сознательно свернул расследование, покрывая Фрэнка Джонса, ждать от него денег было бы по меньшей мере наивно. Округ не собирался оплачивать услуги агентства Бернса, но после еще одного шумного и многолюдного собрания, которое продолжалось несколько часов, все же решился внести часть требуемой суммы. В самый разгар битвы за финансирование один зажиточный фермер через так называемый «подписной лист» принялся собирать деньги с местных жителей, которые согласились оплатить расследование вскладчину. В каком-то смысле это был наихудший из возможных вариантов. Он означал, что Уилкерсон по сути имеет безлимитную кредитную линию для продолжения своих, с позволения сказать, следственных мероприятий. Он получил возможность использовать ее до тех пор, пока местное население не потеряет интереса к убийству в Виллиске и будет продолжать требовать справедливости.

В течение трех лет, проводя собрание за собранием, Уилкерсон все-таки умудрился соорудить дело против Фрэнка Джонса. Люди, которые когда-то говорили полиции, что ничего не видели и ничего не знают, теперь готовы были под присягой показать, что видели многое и многое могут сообщить. Некая вдова по имени Маргарет Лэндерс жила напротив дома, в котором произошло убийство. На следующий день после преступления она заявила начальнику местной полиции Хортону, что ей нечего сказать. Через четыре года после этого под влиянием Уилкерсона она стала утверждать, что в ночь убийства обратила внимание на многие детали, которые, вероятно, могут оказаться важными. Вдову поддержал ее сын, хотя на следующий день после того, как были обнаружены тела убитых, он показал, что в воскресенье вечером видел рядом с домом Муров какого-то незнакомого человека. Теперь вдруг оказалось, что он узнал этого человека. По его словам, это был Альберт Джонс. Тут будет не лишним заметить, что молодой человек знал Альберта Джонса всю свою жизнь, поскольку они вместе выросли.

Уилкерсон подготовил особую «памятку», в которой излагались основные аргументы в пользу того, чтобы признать виновными в убийстве в Виллиске Фрэнка и Альберта Джонсов. После того как Уилкерсон добился, что суд отказал Джонсу в иске против него в конце 1916 года, власти штата Айова решили, что нужно вторично собрать Большое жюри по делу об убийстве в Виллиске. Жюри было созвано в последнюю неделю февраля 1917 года, а к рассмотрению улик приступило 5 марта.

Теперь ситуация складывалась в пользу Уилкерсона. Враждебность местных жителей по отношению к Джонсу в начале 1917 года была настолько велика, что многие опасались суда Линча (хотя в Айове к этому времени о нем уже успели забыть) или же того, что он будет застрелен каким-нибудь жаждущим справедливости фермером.





Глава 16. Виллиска-4




Уилкерсон ведет себя так, словно ему нечего стыдиться. Его заявления в большинстве своем настолько глупы, что поверить им могут только люди неадекватные или чем-то одурманенные. Ситуация в Виллиске и Ред-Оук ужасна – и совершенно абсурдна.

«Пайлот-трибюн», Сторм-Лэйк, июль 1917 года



В конце февраля 1917 года Дж. Н. Уилкерсон подстроил попытку ограбления магазина Фрэнка Джонса. В дальнейшем это приведет к развенчанию мошенника – но это случится много позже.

До 1917 года Уилкерсон не жил в Виллиске постоянно. Занимаясь делом об убийстве Муров и проводя другие расследования, он, приезжая в городок на поезде, временами проводил в нем по нескольку дней, но потом уезжал. Бывая в Виллиске, он останавливался у женщины, с которой у него была любовная связь. Летом 1915 года молодая школьная учительница по имени Нелли Байерс была изнасилована и убита в центральной части штата Канзас. Установить, кто именно совершил это преступление, оказалось несложно. Злодеяние произошло в пустынном месте, но при этом неподалеку от дома одного фермера. А в этом доме гостил мужчина, который уже отсидел срок в тюрьме и не раз совершал насильственные действия в отношении женщин. Хотя там же проживали и другие люди, подозреваемый признался, что в день, когда была изнасилована и убита Нелли Байерс, он находился в доме один. К тому же было хорошо известно, что Нелли Байерс его боялась и избегала. Более того, подозреваемый, Арчибальд Свит, признался, что находился в каких-нибудь 200 ярдах от места, где было совершено преступление, но заявил, что ничего не видел и не слышал. Следы мужских ботинок, обнаруженные на месте преступления, были того же размера, что и обувь Свита.

Окружной прокурор, однако, понимал, что для того, чтобы осудить подозреваемого, требовались более надежные улики и доказательства. Он связался с агентством Бернса, и оттуда для расследования этого дела прислали Дж. Н. Уилкерсона.

Тот, пробыв на месте всего несколько часов, осведомился, назначена ли за успешное раскрытие преступления награда. Ему ответили отрицательно и объяснили, что подозреваемый уже находится под арестом, так что выплачивать награду, по сути, не за что.

Уилкерсон поинтересовался: а что, если подозреваемый ни при чем? Если выяснится, что он ни в чем не виноват и его отпустят на свободу – в этом случае вознаграждение будет? Затем, проведя трехчасовой допрос Арчибальда Свита, Уилкерсон заявил, что тот не имеет к преступлению никакого отношения и что Нелли Байерс изнасиловал и убил другой человек. Затем он предложил написать письмо губернатору и спросить, можно ли рассчитывать на вознаграждение, если удастся найти настоящего преступника.

В последующие несколько недель стало ясно, что Уилкерсон, услуги которого оплачивал округ, на самом деле давно уже действовал заодно с Арчибальдом Свитом. В некоторых случаях он щедро предлагал прокурору округа, в котором проводил расследование, поделить награду – если, конечно, ему удастся ее выторговать.

Через несколько недель окружной прокурор отказался от услуг агентства Бернса. Однако Уилкерсон продолжал давать интервью репортерам местных газет, настаивая на невиновности Свита и заявляя, что местный прокурор сделал из него козла отпущения. В итоге прокурор добился того, что Свита осудили за убийство, и при этом отказался заплатить агентству Бернса за услуги Уилкерсона.

В 1917 году, в то самое время, когда деятельность Уилкерсона в Виллиске начала затухать, Арчибальд Свит дал письменные показания под присягой о том, что Уилкерсон предложил ему поработать вместе, чтобы подставить невиновного. Когда Фрэнк Джонс и его сторонники наконец заставили Уилкерсона отказаться от своих намерений засудить Джонса-старшего, эти показания (а также улики, относящиеся к делу об изнасиловании и убийстве Нелли Байерс) стали для них серьезным оружием в борьбе с негодяем.




Фрэнк Джонс прожил в округе Монтгомери всю свою жизнь и в конце концов победил на выборах в законодательное собрание штата Айова – во многом благодаря голосам, отданным за него жителями Виллиски и прилегающих территорий.

Свою борьбу против клеветнических обвинений и тех, кто их стряпал, Фрэнк Джонс начал после того, как в июне 1916 году проиграл первичные выборы. Вокруг него сплотились местные бизнесмены. Джонс также нанял частного детектива. Тот, выдав себя за газетного репортера, проник в ближайшее окружение Уилкерсона. К февралю 1917 года у Джонса в сейфе скопилась целая кипа данных под присягой письменных показаний по делу об убийстве Нелли Байерс, а также другой информации, убийственной для Дж. Н. Уилкерсона. Уилкерсон, почти наверняка выкравший важные материалы из офиса окружного прокурора, нанял взломщика, который должен был проникнуть в магазин Джонса и, вскрыв сейф, похитить хранившиеся там бумаги. Это была настоящая спецоперация: Уилкерсон нанимал исполнителей не лично, а через посредников. Он также позаботился о том, чтобы в момент преступления находиться далеко от Виллиски и ее окрестностей, тем самым обеспечив себе надежное алиби. Он также отдал исполнителям ключи от машины, на которой они должны были скрыться, а сам к этой машине даже не подходил – словом, сделал все возможное, чтобы остаться в стороне.

Между тем агент Фрэнка Джонса сумел стать одним из доверенных лиц Уилкерсона и активным участником заговора. Поэтому, когда взломщики в предрассветной мгле, поеживаясь от февральского холода, появились около магазина Джонса, внутри их уже ждали вооруженные ружьями хозяин и Хэнк Хортон. Хортон выстрелил, но промахнулся, и взломщикам удалось скрыться, но ненадолго: кроме внедренного шпиона, в стане Уилкерсона были и другие люди, работавшие на Джонса. В итоге Уилкерсону пришлось признаться, что это он организовал попытку проникновения в магазин. Однако он пояснил, что просто хотел добыть доказательства, уличающие Джонса в убийстве.

Тем временем у агентства Бернса возникли серьезные проблемы. В начале 1917 года самого Джеймса Бернса обвинили в организации незаконной слежки. В результате во время судебного процесса, который проходил во Флориде, судья заявил, что агентство Бернса «представляет опасность для общества». Уильям Мэнсфилд подал против Уилкерсона иск в связи с незаконным арестом и жестоким обращением и отсудил у него 2500 долларов. Журналиста Джека Бойла, партнера Уилкерсона по шантажистской затее, в январе 1917 года арестовали в Канзас-Сити за хранение наркотиков, что навсегда вывело его за рамки нашей истории.

Когда в конце февраля 1917 года штат Айова и округ Монтгомери вторично собрали Большое жюри по делу об убийстве в Виллиске, подготовленному к рассмотрению Уилкерсоном, ситуация существенно изменилась. Прежде всего на этот раз у жюри был доступ ко всем собранным Уилкерсоном материалам, из которых становилось ясно, каких свидетелей он собирался привлечь для доказательства вины Джонса и что именно они должны были сказать. Во-вторых, офис генерального прокурора штата Айова нанял целую команду действительно квалифицированных детективов.

Уже через несколько дней после начала слушаний члены Большого жюри начали замечать, что свидетели один за другим говорят совсем не то, что было обещано в предварительных записках к делу, подготовленных Уилкерсоном. В одних случаях они частично меняли показания, якобы данные Уилкерсону, в других полностью от них отказывались и заявляли совершенно другое. Человек, который, по словам Уилкерсона, якобы видел в ночь убийства рядом с домом Муров Альберта Джонса и еще двух мужчин, прибыв в Айову из Монтаны, заявил, что на самом деле ничего такого не видел и не говорил. В подавляющем большинстве других случаев все было примерно так же. В результате никто из свидетелей не дал тех показаний, которые, если верить Уилкерсону, должен был дать.

Свидетелей Уилкерсона можно разделить на две группы. Первые – примерно 70 процентов – были вполне надежными, но не могли сказать ничего, что свидетельствовало бы о виновности Джонса. Во вторую группу вошли свидетели, чьи показания в самом деле могли уличить Джонса, но они были крайне ненадежными, не заслуживающими доверия людьми с репутацией отъявленных лжецов. Поэтому их утверждения, что они якобы своими глазами видели и собственными ушами слышали, как Джонс и его соучастники планировали и даже совершали убийство, трудно было воспринимать всерьез. При этом все они, за исключением одного, некоего Уоррена Ноэля, ранее не говорили ничего подобного никому, кроме Дж. Н. Уилкерсона.

Когда квалифицированные следователи из офиса генерального прокурора штата Айова проверили все эти показания, оказалось, что доверять им нельзя: в критически важные моменты практически все свидетели отсутствовали там, где находились согласно их заявлениям.

В результате Большое жюри переключилось на изучение вопроса о том, как же проводилось расследование. Дж. Н. Уилкерсон был вызван в качестве свидетеля, и его попросили объяснить расхождения между тем, о чем говорилось в подготовленных им материалах, и реальными показаниями свидетелей. Отвечать на вопросы Уилкерсон отказался и был отправлен в тюремную камеру на 24 часа за неуважение к суду. Целая толпа сторонников детектива затопила улицы города, требуя его освобождения, но ему пришлось отбыть наказание полностью.

В своем докладе Большое жюри подвергло Уилкерсона жесточайшей критике и опровергло все его домыслы. Уилкерсон был сильно уязвлен этим, но в городке все еще оставалось большое количество его почитателей. Он выставил округу счет за проделанную им работу на 595 долларов 29 центов. Состоялось еще одно публичное собрание, на котором весьма эмоционально обсуждался вопрос, платить Уилкерсону эти деньги или не платить. В конечном счете требуемую сумму ему выплатили. Детективное агентство Бернса уволило Уилкерсона – вероятно, это произошло в апреле 1917 года. Но и это его не смутило. Он остался в городе и продолжал организовывать митинги и собрания.

Затем законодательное собрание штата Айова приняло так называемый законопроект Томпсона, в котором прямо говорилось, что Уилкерсону в дальнейшем запрещается заниматься расследованием преступлений. Уилкерсон с группой своих сторонников поехал в Де-Мойн, встретился с губернатором Уильямом Л. Хардингом и попросил его не подписывать этот документ, который, по его словам, был направлен против него, Уилкерсона, и ограничивал его свободу. Тем не менее 26 апреля 1917 года Хардинг поставил под законопроектом свою подпись, сделав его тем самым законом штата.



Примерно в это же время в России был убит Распутин. Однако остановить Дж. Н. Уилкерсона была куда труднее, чем Распутина. Даже преследуемый неудачами, находясь под чудовищным давлением, он решился нанести удар. Во время суда над ним по обвинению в организации кражи со взломом Уилкерсон собрал в зале целую толпу своих приятелей и сторонников, которые всячески поддерживали его и осмеивали выступления противоположной стороны – в точности так же, как это было во время рассмотрения иска по поводу клеветы, который подал против него Фрэнк Джонс. Уилкерсон обвинил генпрокурора штата в краже его бумаг, связанных с расследованием, которым он занимался на протяжении многих лет. Он назвал прокурора штата Хораса Хавнера продажным крючкотвором и принялся публично насмехаться над ним.

Скажем прямо, если вы мошенник, с прокурором штата лучше не враждовать. Я бы этого, во всяком случае, не рекомендовал. Но Уилкерсон превратился в серьезную проблему. Теоретически ему было запрещено проводить собрания и митинги в Айове, но он стал организовывать их по другую сторону границы, в Небраске. Как-то раз он даже арендовал целый поезд, чтобы доставить туда участников митинга с запада Айовы. Активисты, продавая билеты, говорили, что речь идет просто об экскурсии. В соседнем штате Уилкерсон тоже собирал толпы людей. Но жители Небраски, с удовольствием участвуя в массовых мероприятиях, денег на поддержку Уилкерсона и его расследования не давали. Поэтому вскоре он снова перенес свою публичную деятельность в Айову. Закон Томпсона, ограничивавший проведение массовых мероприятий, был неконституционным, его исполнения нельзя было требовать в принудительном порядке, так что он его попросту игнорировал.

В конце концов Уилкерсону удалось убедить значительную часть населения региона – пожалуй, более половины местных жителей, – что местные власти задались целью любой ценой добиться оправдания Фрэнка Джонса. Он не только не прекратил свою публичную деятельность, но, наоборот, еще больше ее активизировал. Его сторонники объединились в организацию под названием «Гражданский комитет по расследованию», известную также как Ассоциация защиты округа Монтгомери. Ее участники платили членские взносы, у ассоциации были свои руководители и проекты, которыми она собиралась заниматься. Имелась даже клятва для новообращенных. Я, вступающий в организацию, торжественно обещаю не выдавать ее секретов и делать все, что в моих силах, помогая ей отстаивать закон и справедливость. Обещаю защищать организацию и ее членов от несправедливостей любого рода. Уилкерсону уже не надо было заботиться о том, чтобы заранее арендовать зал для проведения того или иного мероприятия или вовремя распространить листовки, – этим теперь занималась его группа поддержки. Ее представители собирали взносы и снабжали Уилкерсона деньгами, а также следили за тем, сколько средств удалось добыть в ходе той или иной конкретной акции. У Уилкерсона имелся список из 100 вопросов, которые он хотел задать Фрэнку Джонсу, и этот список регулярно обсуждался на митингах. Члены «Гражданского комитета по расследованию» издали его в виде сборника и продавали во время собраний. Выручка при этом шла в карман Уилкерсону. Он больше не нуждался ни в агентстве Бернса, ни в финансовой поддержке округа. Перестал он и мечтать о том, чтобы содрать отступные с Фрэнка Джонса, поскольку катался как сыр в масле.

А генеральный прокурор штата Айова тем временем готовился оказать ему неоценимую услугу. Хорас Хавнер взял под личный контроль ход заседаний Большого жюри в 1917 году (имеется в виду второе Большое жюри). Его очень заинтересовало само преступление, из-за которого оно и было собрано. Он знал, что обвинение Уилкерсона похоже на карточный домик. Прокурор задавался вопросом: если за убийством стояли не Джонс и Мэнсфилд, то кто же его совершил?

И тут на сцену выходит преподобный Келли.

Если мы назовем его жалким неудачником, это будет все равно что не сказать ничего. Преподобный Л. Дж. Дж. Келли, или попросту Лин Келли, был маленьким тщедушным человечком. Он был очень слаб и физически, и умственно, и духовно. Но главной его слабостью было отсутствие воли, энергии и решимости. Почти все люди имеют как слабые, так и сильные стороны. Но преподобный Келли был слаб абсолютно во всем. Его нельзя было назвать действительно глупым, но его ум был настолько неорганизован, что он вел себя глупейшим образом. Келли был женат на грубой, неотесанной женщине, которая благодаря своему росту возвышалась над ним, как башня, и открыто презирала мужа. Время от времени преподобного заставали за попытками подглядывать в окна соседей. Рассерженный муж соседки в таких случаях подолгу гонял преподобного, который испуганно улепетывал от него, опасаясь расправы. Когда преподобный Келли волновался, речь его становилась настолько бессвязной, что было попросту невозможно понять, что он говорит. Если прочесть его письма, часть которых была опубликована и благодаря этому сохранилась до наших дней, то можно увидеть, что, начиная фразу, он к середине ее уже успевал забыть, о чем, собственно, хотел написать и какую мысль выразить.

Преподобный Келли накануне убийства в Виллиске присутствовал на церковной службе, посвященной Дню защиты детей, – той самой, которая была организована Сарой Мур и которую за несколько часов до своей смерти посетили сестры Стиллинджер. Он не был священником, но хотел им стать, хотя религия не являлась его призванием. Просто, дожив до сорока лет и не преуспев ни в одной профессии, он решил попробовать себя в новом деле. Хотя в те времена слово «интерн» не употреблялось так широко, как в наше время, именно оно, на мой взгляд, отражает тот путь, по которому преподобный Келли пытался попасть в лоно церкви. Он не раз принимал участие в семинарах в Омахе и провел много времени, посещая пресвитерианские церкви региона, чтобы научиться читать проповеди. При этом он частенько брал у людей взаймы, а потом начинал бегать от своих кредиторов. Уже после убийства в Виллиске, но еще до того, как он получил тюремный срок за свои проделки, преподобного Келли выгнали из богословской школы, а Ассоциация пресвитерианских церквей Южной Дакоты подвергла его публичному осуждению.

В ночь убийства Келли находился в квартале от дома, где оно произошло. Он ночевал в доме местного священника, который пригласил его на службу в честь Дня защиты детей. Келли также крайне заинтересовался убийством семьи Муров, причем до такой степени, что оно стало для него своеобразной идеей фикс. Он заявил священнику, что имеет опыт в расследовании преступлений, и попросил его помочь проникнуть в дом Муров. Выдавая себя за частного детектива, прошедшего подготовку и имеющего опыт работы в Англии, а затем переехавшего в Соединенные Штаты, Келли буквально забросал письмами губернатора штата Айова и других официальных лиц, так или иначе связанных с расследованием, в которых излагал свои версии преступления. Он попытался войти в контакт с обоими детективами, действительно занимавшимися этим делом, – С. В. Тоби из агентства Бернса и Томасом О’Лири из агентства Кирка. Тоби в ответном письме без обиняков послал Келли ко всем чертям. О’Лири же, заподозрив, что Келли может быть связан с преступлением, решил поощрить его и послушать, что он скажет. В итоге они встретились в вестибюле местного отеля, и преподобный Келли с такой страстью принялся излагать свою теорию, что О’Лири пришлось вызвать охранника, и тот попросил назойливого недотепу удалиться.

В декабре 1913 года преподобный Келли, который теперь уже пробовал себя как писатель, дал в газеты объявление о том, что подыскивает секретаря. Денег на то, чтобы платить секретарю зарплату, у Келли не было – он просто действовал, исходя из собственных фантазий, как и в то время, когда пытался стать священником или детективом. На его объявление откликнулась 16-летняя девушка, и Келли написал ей, что, если вакансия ее заинтересовала, она должна знать: иногда ей придется позировать ему обнаженной. В нескольких абзацах он объяснил претендентке, что позировать нужно будет в местах, где, кроме них, никого не будет, и крайне важно держать все это в секрете. А затем поинтересовался, как девушка ко всему этому относится.

Девушка отнеслась к этому крайне негативно – настолько, что поначалу собиралась обратиться в полицию. Затем она решила поговорить со своим священником, и он опять-таки посоветовал ей обратиться в правоохранительные органы. В итоге полицейские вошли в контакт с почтовой службой, и та начала расследование в связи с попыткой преподобного Келли использовать почтовые каналы для совращения несовершеннолетней. В начале 1914 года преподобного Келли арестовали и на несколько месяцев поместили в заведение для лиц с психическими отклонениями, расположенное в Вашингтоне, федеральный округ Колумбия. Во время своего пребывания там он поразил сотрудников этого специфического учреждения – не тем, что был более сумасшедшим, чем другие их подопечные, но тем, что вызывал у обслуживающего персонала большее раздражение, чем кто-либо другой. Он то напыщенным тоном произносил какие-то дурацкие проповеди, то пытался покончить с собой, то просил его убить, то приставал к другим пациентам и без конца говорил об убийстве в Виллиске. Как сообщил один из его соседей по палате, Келли заявил, что преступление совершил именно он. Узнав об этом, представители администрации лечебного учреждения связались с властями Виллиски.

Насколько мне известно, до своего ареста Келли никому не говорил, что убийство в Виллиске – дело его рук, хотя многочисленные источники утверждают, что он делал подобные заявления и раньше. Как я уже отмечал, Келли, нервничая, начинал говорить настолько неразборчиво, что понять его было попросту невозможно. Он много раз упоминал, что его подозревали в совершении этого преступления. Кому-то, однако, показалось, будто он признался, что убил всех, кто находился в доме Муров. В общем, один бог знает, что Келли мог наплести.

Шериф Джексон и окружной прокурор допросили Келли вскоре после убийства – и оба пришли к выводу, что он к нему не имеет никакого отношения. Однако они не поленились съездить в Вашингтон, чтобы побеседовать с ним еще раз. Келли, собрав всю волю в кулак, настаивал на том, что никого не убивал и ни в каких убийствах не признавался. В целом его показания совпали с тем, что он говорил раньше. Шериф и прокурор снова решили, что Келли ни при чем. Что же до сотрудников психиатрического заведения, в котором он находился, то они сочли Келли не представляющим опасности для общества и в конце концов выпустили его на свободу. Таким образом, он так и не предстал перед судом за то, что отправил 16-летней девушке письмо непристойного содержания.

Этот эпизод, однако, имел два серьезных последствия. Во-первых, пресса, узнав о поездке шерифа и прокурора в Вашингтон, насторожилась. Во-вторых, Келли снова начал забрасывать власти Айовы письмами, в которых излагал собственные версии преступления в Виллиске. В них Келли упоминал и о том, что теперь сам является подозреваемым – из-за его работы по делу в качестве детектива, – а также намекал, что уже почти добрался до истины и настоящие преступники занервничали и пытаются его подставить.

Как уже было сказано, генеральный прокурор штата Айова Хорас Хавнер проявлял большой интерес к делу. В мае 1917 года он добился нового созыва Большого жюри округа Монтгомери – в том самом составе, в котором оно за месяц до этого не смогло никому предъявить обвинение. Вторично рассмотрев дело в течение четырех дней, присяжные обвинили преподобного Келли в убийстве Лины Стиллинджер. Разумеется, логично было бы предположить, что тот, кто убил Лину Стиллинджер, расправился и с остальными обитателями дома. Однако Келли обвинили только в убийстве Лины. Это было сделано не случайно. Если бы Келли тогда оправдали, ему впоследствии можно было бы предъявить обвинение в убийстве других обитателей дома Муров. Другими словами, здесь имела место предосторожность с целью исключить двойную ответственность за одно и то же преступление.

Предполагалось, что решение Большого жюри будет конфиденциальным, но у Дж. Н. Уилкерсона был свой человек среди присяжных, поэтому он узнал, что Келли готовятся предъявить обвинение. Уилкерсон разыскал Келли и сообщил ему, что его хотят обвинить в массовом убийстве. При этом Уилкерсону удалось убедить Келли вернуться в Айову, предстать перед окружным прокурором и потребовать немедленного проведения судебного процесса.

Эта история настолько невероятна, что в нее непросто поверить, но вот деталь, которая может в этом помочь. Когда Уилкерсон узнал, что Келли находится в Сент-Луисе, он заманил его в небольшой городок в Иллинойсе – якобы для того, чтобы Келли было труднее внезапно арестовать. Через пару дней, снова оказавшись в Сент-Луисе, Уилкерсон собрал жалкие пожитки Келли и отправил их по почте в Канзас-Сити, но при этом поставил на квитанции подпись «Ф. Ф. Джонс» – Фрэнк Фернандо Джонс.

Почему он так поступил?

Уилкерсон хотел создать впечатление, будто судебный процесс над преподобным Келли организовал Фрэнк Джонс. Он собирался заявить, что Джонс, действуя заодно с прокурором, завладел имуществом Келли в Сент-Луисе, – хотя в действительности это сделал он, Уилкерсон. Провернув трюк с пожитками, Уилкерсон отвез Келли в Чикаго и за свой счет поселил его на пару дней в хорошем отеле. Там же Келли встретился с адвокатами. А затем отправился обратно в Айову. Прибыв в Ред-Оук 14 мая 1917 года, Келли явился к окружному прокурору, для которого его визит стал полной неожиданностью, поскольку, повторяю, решение в отношении Келли было вынесено Большим жюри сугубо конфиденциально. Предполагалось, что Келли даже не знает, что против него ведется расследование.

После ареста Келли поместили в тюрьму в Логане, штат Айова, в 92 милях к северо-западу от Виллиски. Там он должен был ожидать начала судебного процесса. Все лето его допрашивали. Наконец 30 августа, в 5.00 он признал свою вину, что было зафиксировано в протоколе. Келли, в частности, заявил, что в ночь убийства ему не спалось и он решил прогуляться. Идя по улице, он заметил в одном из домов свет. Заглянув в окно, Келли увидел двух девочек (это были Лина и Айна Стиллинджер), которые явно собирались лечь спать. И тут он якобы услышал голос Всевышнего, который приказал Келли сделать так, чтобы девочки предстали перед ним. Далее последовал приказ расправиться с детьми. Находясь в состоянии транса, Келли вошел во двор дома Муров и взял в угольном сарае топор. Затем он проник в дом через кухонную дверь и стал убивать всех подряд. По словам Келли, он оставался в доме до рассвета, а затем ушел через главный вход и покинул город.

Келли отказался от своего признания сразу же после того, как хорошо выспался и ему был назначен адвокат. Его показания противоречили описанию места преступления, и весь остаток жизни он отрицал свою причастность к убийству в Виллиске, но… его письменное признание существует, и с этим ничего нельзя поделать.

Один из адвокатов Келли в качестве аргумента в пользу его невиновности рассказал, как однажды его подзащитный заявил, что потопил «Лузитанию». Одна из загадок убийства в доме Муров состоит в следующем: лестница, ведущая на второй этаж, скрипела так громко, что просто невозможно понять, как убийца сумел подняться по ней на второй этаж, к детям, не разбудив родителей. Я разъясню это обстоятельство позднее. Но замечу, что, согласно показаниям Келли, прежде чем расправиться с родителями, он дважды поднимался наверх бегом. Если верить его признаниям, он сначала забрался наверх и убил мальчиков, затем спустился и убил девочек, а уж потом, еще раз поднявшись на второй этаж по лестнице, покончил с родителями.

Уликами против Келли были:

1) его собственное признание;

2) тот факт, что в ночь убийства он определенно находился в Виллиске;

3) заявления некоторых местных жителей о том, что он говорил об убийстве еще до того, как о нем стало известно всем;