Тоннель без света в конце (СИ)
Я судорожно вздохнул и прижал к лицу подушку. Думал ведь, что смирился с неизбежным. Нихрена. А в последнее время моё состояние определённо только ухудшалось. Боль и тошнота на поверхности накатывали постоянно. Я ловил себя на мысли, что мне всё чаще нужно приложить усилия для того, чтобы вспомнить какие-то обычные детали своей жизни. Например, имя тётки, название моего универа. И даже сколько мне лет.
Телефон пиликнул оповещением из ВК. Марк ответил? У меня похолодели руки, я схватил телефон и зашёл в сообщения.
«Ты о чём вообще? Мы разве знакомы?»
Чёрт. Неужели это не он?
«Ты не был три дня назад в каменоломнях?» — написал ему в ответ, чувствую себя крайне глупо. Может, он специально делает вид, что меня не знает?
«Нет».
«Извини. Ошибся».
Твою ж мать. Нужно было сначала хотя бы убедиться, что это он.
Мне захотелось всё бросить и снова рвануть в пещеры. Но я не мог представить, что скажу Марку, встретившись с ним лицом к лицу. Но всё же на следующий день отправился уже до боли знакомым маршрутом в любимое подземелье.
Мой спальный мешок лежал там, где я его оставил. Где Марк ласкал меня, заставляя выгибаться, стонать и просить вставить мне.
Я без особой уверенности и энтузиазма позвал его. Конечно, мне никто не ответил. Прошёлся по ближайшим знакомым коридорам. Никого.
Разве этот коридор вёл к гроту с дорожными знаками? Я с удивлением осмотрелся, понимая, что вернулся к своему спальному мешку. Побрёл по другому штреку, но почему-то через некоторое время снова вышел туда, откуда начал свой путь.
Кажется, меня в тот момент накрыла непонятная злость. Я просто бросился вперёд, не разбирая и не запоминая дорогу. Камни, плиты, одинаковые проходы, лазы, шкурники… И снова чёртов грот с дорожными знаками. Да какого хрена?
— Пошёл ты, Марк! — зло прошептал я и пошёл к выходу.
Может, он в кои-то веки вылез на поверхность? Только как его теперь найти?
Вернувшись домой, я подумал, что, возможно, Бажен знает Марка и как связаться с ним в соцсетях или по телефону. Попросил у Соньки номер нашего проводника. Она обрушилась на меня с возмущением, что снова пропал и занимаюсь самоедством вместо того, чтобы делать что-то полезное. В принципе, она была права, но разве это важно сейчас? Что полезного можно сделать в моём положении?
— Бажен, привет, это Матвей. Слушай, ты не мог бы мне помочь? Я пытаюсь найти одного диггера. Это он помог мне выйти, когда я потерялся. Знаю только его имя — Марк. Ты с ним знаком?
Бажен помолчал, потом тихо спросил:
— А как он выглядит?
— Ну, карие глаза, волосы тёмно-русые, бледный такой, — заебись описание, Матвей.
— Говоришь, он тебе помог найти дорогу назад? Это с ним ты блуждал две недели?
— Ну да. Вообще я не знаю, как так вышло. Мне казалось, что прошло не так много времени.
Бажен снова завис на несколько секунд. А потом быстро заговорил:
— Матвей, не сочти меня поехавшим, но помнишь, я показывал вам могилу Литвина? И говорил, что он, по местным легендам, помогает попавшим в беду спелеологам. Так вот, угадай, как его зовут?
Бледная холодная кожа, синие губы, запах глины и сырой земли. «Согрей мои руки, Матвей».
Что за дичь.
Я молча положил трубку и уткнулся в подушку. Марк… Кто же ты такой? Плод моей больной фантазии? Призрак пещеры или её хозяин?
Но твои руки были осязаемы. Твой запах я до сих пор чувствую на своём свитере.
***
— Может, ляжете в хоспис? Я знаю хорошее место, — сочувственно предложила медсестра. Кажется, она пришла ко мне домой, чтобы уколоть обезбол. Самостоятельно это сделать не получалось.
Я пробормотал что-то невнятное. Скорее отрицательное, чем утвердительное.
— Ладно, ложиться необязательно. Есть ведь паллиативная помощь на дому, не в стационаре. Можно дам ваш адрес своим знакомым из хосписа?
Я машинально кивнул и закрыл глаза, почти молясь, чтобы обезбол быстрее подействовал. В голове была боль и туман.
Мне что-то нужно сделать… Что-то очень важное. Марк говорил мне это сделать. Но это было важно для меня самого. Ещё бы немного времени… Совсем чуть-чуть.
Кажется, обезбол хорошо подействовал. Даже в голове удивительным образом прояснилось.
***
— Матвей… Родной мой, — тётя задрожала, из её глаз полились крупные слёзы.
Она обняла меня, погладила по волосам. Так делала моя мать в далёком детстве. Тётя тоже пыталась это сделать несколько раз после моего переезда к ней, но я не давался. Замыкался в себе и не хотел ничьего сочувствия и поддержки.
А сейчас отталкивать её не стал. Руки тёти были тёплыми и мягкими, почти как у моей матери.
— Я найду деньги, родной… Возьму кредит, займу у знакомых… Мы поедем за границу и вылечим тебя.
— Не получится. Опухоль неоперабельная. Я пытался связаться с разными клиниками, отправлял результаты анализов, но везде мне отвечали одно и то же. Прости, что так поздно сказал тебе. И… Спасибо тебе за всё. Я тебя люблю.
— Я тоже люблю тебя, сынок…
***
Соня и Максим, узнав о моей болезни, наперебой загалдели над ухом. Он предлагал съездить к какому-то знакомому супер классному онкологу и ещё раз провериться, она советовала каких-то живущих в глубинке целителей, мол, хуже всё равно не будет. Меня даже позабавили эти предложения.
— Ребят, спасибо вам за заботу. Вы классные, правда. Спасибо вам за всё, за то, что никогда не позволяли мне заскучать, помогали в универе и вообще… Я был замкнутым и с трудом сходился с людьми, но вы очень классные друзья, которые растормошили меня и заставили стать увереннее в себе.
Сонька крепко обняла меня, Макс обнял нас обоих. Было приятно и тепло.
На следующий день с утра пришли двое волонтёров из хосписа. А я ведь совсем забыл о них.
Накануне тётя умоляла меня снова переехать к ней, но я отказался. Они с Соней и Максом собирались прийти ко мне днём, и скорее всего с новыми уговорами перепровериться и связаться с зарубежной клиникой. Они все находились на стадии отрицания.
Вчера я разговаривал с ними вполне бодро — по крайней мере, старался — и уверял, что время в запасе у меня есть. Двигался и вёл себя, как вполне здоровый человек. Но сегодня мне опять стало хуже. Боль с каждой минутой становилась сильнее, хотелось хоть как-то прекратить это — шагнуть в окно, вскрыть вены, как угодно, лишь бы больше ничего не чувствовать. Я, наверное, действительно сделал бы что-то с собой, но из-за слабости в теле не мог даже подняться с кровати.
Один из волонтёров сделал мне укол, что-то спросил. Его слова дошли до моего сознания с трудом.
— Ты хочешь чего-нибудь? Может, есть какое-то желание, которые мы бы могли выполнить?
— Да… Отвезите меня в пещеры… — с трудом выговорил я. — Там мне не будет больно.
— Пещеры? Где они находятся? — парень внимательно посмотрел мне в глаза.
Я невнятно объяснил, он кивнул и посмотрел на своего товарища.
— Саш, давай выйдем на секунду, — сказал тот.
В коридоре они говорили очень тихо, но я почему-то всё равно слышал. Кажется, все мои чувства были обострены до предела.
— Саш, ты с ума сошёл? Ты реально собрался везти его в пещеры?
— Ну а что? Это его желание. Последнее. Что нам стоит его выполнить? У тебя есть машина…
— Ему покой нужен. А если он умрёт по дороге?
— И что будет? Он в любом случае скоро умрёт.
— Ну да, только отвечать за то, что угробили пациента, придётся нам.
— А где написано, что он наш пациент? Он не подписывал никакие бумаги, его ещё не вносили ни в какие базы. Мы в любом случае можем сказать, что он просто наш друг, который попросил отвезти его в пещеры.
Второй парень всё же сдался, и уже через полчаса я лежал на заднем сиденье машины. По дороге несколько раз отключался, а Саша принимался тормошить меня, явно боясь, что я отбросил коньки.
Скоро я увижу Марка… В этом не было сомнений. От этой мысли даже боль отступала, а сознание прояснилось.
Теперь мне не казалось, что моё время пришло слишком быстро. Я не сожалел даже о двух неделях, которые непонятным образом пролетели в пещере. На поверхности я занимался хернёй, пробовал наркоту, и неясно, сколько бы ещё глупостей успел наделать. Даже хорошо, что в моём распоряжении не было ещё двух недель на то, чтобы сотворить какую-то дичь.