Давай возьмем паузу (СИ)
- Плевать я хотел на твое имя, тварь! – сплюнул Лиам горькую, вязкую слюну прямо на начищенный до блеска ботинок одного из стоящих по бокам мужчин.
- Ну зачем так грубо? – притворно обиделся господин граф. – Такой приятный молодой человек.
Он подошел к Лиаму и холеными пальцами коснулся его щеки — нежно, ласково. Ли дернулся в крепких руках, пытаясь уйти от этого прикосновения, но ему никто не позволил
- Такой красивый, – Джеймс говорил так, как будто ему было все равно, слышит его собеседник или нет. Скорее, просто сам для себя констатировал факт. – Редкий экземпляр, да! Хотя, твой брат мне нравится больше. А знаешь, вы оба… Черт, Ли, детка, от мысли, что вы с братом можете творить вместе, я завожусь, как девственник, который впервые увидел обнаженную плоть.
- Грязный извращенец! – прохрипел Хемсворт.
- Или же тонкий ценитель, – не поддался на провокацию Четвинд-Толбот. – Ну да я здесь не за этим.
Он достал смартфон и кивнул одному из ребят, что держали Лиама. Тот отвесил младшему Хемсворту пару оплеух — несильных, но нос разбить смог. Хлынула кровь. Удары по носу — это всегда море крови. И фотографии — граф сделал парочку — выглядят весьма устрашающе.
- Покажу твоему братцу, – довольно хмыкнул Джеймс, убирая телефон в карман. – Знаешь, он очень, очень сильно меня разочаровал.
- Тебе не жить, ублюдок! – выкрикнул Ли. – После того, что ты сделал, ты труп, понял?
- Правда? – совершенно искренне удивился господин граф. – Ли, мальчик мой! Ты правда веришь, что твой пылкий возлюбленный, этот мальчишка, считающий себя офицером полиции, придет за тобой? Ну что ты так уставился? Да, я знаю, с кем ты весело проводишь дни и ночи. И мне плевать на офицера Мартинссона и на все полицейское управление вместе с ним.
Ли тяжело сглотнул. Это же все не по правде. Этого просто не может быть с ним. Не здесь. Не в родном Лондоне. Это какой-то страшный сон. Вот сейчас он проснется, и обнаружит себя в постели, прижимающего к себе свое чудо — Магнуса Мартинссона. И он будет ворочаться во сне и брыкаться, но Лиам будет держать его крепко и нежно. И все будет хорошо.
Ли зажмурился — крепко-крепко, до желтых кругов на изнанке век. И резко открыл глаза. Ничего не изменилось. Он по-прежнему был в незнакомом месте. Двое парней выламывали ему назад руки. А его ублюдочная светлость погано скалилась, глядя на испуганного Лиама.
- Ты действительно в это веришь? – пожал плечами Джеймс. – В то, что тебя спасут? Малыш, не хочу тебя разочаровывать, но с твоего исчезновения прошли сутки. Целые сутки, Лиам! Никто не придет. Твоему Магнусу плевать на тебя. Иначе он бы во главе отряда спецназа давным-давно взял бы этот дом штурмом. А твой братик? Да его больше волнует распрекрасная задница мистера Хиддлстона, чем исчезновение родного брата. Так что смирись, Ли. Никто не придет.
====== Часть 47 ======
- Ах ты ж задолбанный полицейский ублюдок! – то ли от бешенства: будешь тут беситься, когда кто-то посмел причинить вред твоим близким, то ли от страха, хотя, по правде говоря, Хемсворт уже задолбался бояться, сначала за дочь, а теперь вот за братишку… В общем, хрен его пойми от чего, но крышу у Криса рвало капитально.
Казалось, что все человеческое, все то тепло, которое жило в нем, просто исчезло, истаяло. Осталась одна лишь злость. А ведь не далее как сегодня ночью, прижимаясь к нему всем своим костлявым телом, Пиддлс говорил: «Ты такой теплый, Крис, и тепло это вот здесь», и целовал легко куда-то повыше левого соска, туда, где сердце.
Хемсворт от этого всего млел — от их простых и незатейливых ласк, от этой их возни под одеялом, от того, как Том доверчиво льнет к нему и прижимается. Он обнимал Тома, заласканного, залюбленного и затисканного, зарывался носом в медно-рыжие кудряшки и дышал, дышал им. Им одним. Что он тогда чувствовал? Какой-то непонятный восторг пополам с еще более непонятной тревогой — а вдруг он не заслужил? Вдруг все это однажды кончится? Ведь кончилось же с Эльзой. А поначалу Крис вот так же точно, как восторженный щенок, увивался за бывшей женой и готов был на любые безумства, только бы она вот так, как Том сейчас, доверчиво прижималась и ластилась.
Только теперь все было ярче, острее, и от этого становилось еще более тревожно. Крис чувствовал, как он буквально прорастает в этого человека, что так уютно сопит сейчас рядом, обернувшись в его объятья. Никогда раньше Хемсворт не прислушивался ко всем этим сопливым песенкам о любви, даже когда играл в романчик с Тейлор — к ее песенкам он тоже не прислушивался. Все эти «я часть тебя, ты часть меня, мы едины» и прочая чушь — какой идиот вообще придумал всю это сопливую муру? Но сейчас, лежа рядом с Томом, он так и думал, этими самыми словами: «я часть тебя». И это было правильно. Только так было правильно. Наверное, это и называется любовью — быть частью кого-то. И тогда ты чувствуешь себя именно так — восторженно и немного пугливо — потому что, потеряй ты этого человека, и что ты без него? Как можно жить, потеряв часть себя?
- Я люблю тебя, – едва слышно прошептал Крис прямо в Томовы кудряшки. Тот на мгновение перестал сопеть. Услышал? Не услышал? Затем завозился, заерзал, притискиваясь к теплому боку Хемсворта еще сильнее, обнял всем собой — руки-ноги закинул на Криса и вновь затих. Не сказал ничего в ответ. Да Крису и не нужны слова были. Что уж там! Он и не рассчитывал, что вообще когда-нибудь он услышит от Тома эти три простые слова. После того, что сделал с ним этот выблядок Джеймс… Поэтому пусть будет так, как есть. Пусть Том тихо замирает, слушая, как Крис говорит, что любит, пусть стискивает в объятьях так, чтобы ни миллиметра свободного пространства между их телами, чтобы вот так, как сейчас, когда они, как будто бы вправду, вросли друг в друга.
Эти три дня, что прошли после того самого воскресенья, когда они все втроем: сам Крис, Том и его вреднючий Хреаселье отвезли собаку не менее вреднючему мистеру Бродерику, были, пожалуй, самыми счастливыми днями за последние… Сколько там прошло с тех пор, как Крис развелся с Эльзой? Вот только Индии Роуз не хватало. Для полнейшего, абсолютнейшего счастья. Отсутствие дочери более менее компенсировал тот факт, что в колледже, где учился Фрэнки, наступили каникулы, и всех учеников, кто изъявил желание, увезли в какой-то то ли спортивный, то ли креативный лагерь. Хемсворт не вникал особо, ему было важно, что никакой мелкий засранец не будет препятствовать тому, чтобы он вволю тискал и обнимал своего совенка. Правда, совенок неожиданно запротестовал — видите ли, Фрэнки устроился на работу и должен быть ответственным и на эту самую работу ходить, а не дурака валять в то ли спортивном, то ли креативном лагере. Но сынок заверил папашку, что место помощника официанта так и так останется за ним — можно подумать на это место претенденты в очередь выстроились от их дома и до самого Вестминстера!
В общем, Фрэнки укатил в свой лагерь, а Крис и Том остались только вдвоем. Если не считать адского пса Хреаселье. Но и тот вел себя смирно. Обувь не грыз больше. Разве что, в самое первое утро после того, как его хозяин свалил, спер у Криса один носок и хрен знает куда его засунул. То, что это сделала пронырливая скотинка, Хемсворт не сомневался — не мог же он сам свой носок потерять. Хотя…
И в театре все было замечательно. Правда, Том, едва они с Крисом оказывались в репетиционном зале, сразу же переставал быть его нежным совенком и превращался в зловредного Пиддлстона, который по-прежнему, как будто это не он с самого утра доводил Криса до умопомрачения своими губами — ох и блядские же вещи эти губы творили! – так вот он по прежнему орал и называл Криса «бездарным актеришкой», закатывал глаза и морщил точеный носик. Хемсворт, ясное дело, на Тома не злился — чего злиться, если, по всему видать, это у него манера такая — не поорешь, репетиция впустую прошла. Зато во время перерыва ему удалось затащить Томаса в гримерку и оторваться по полной на этой тощей заднице. Тощая задница, разомлев от Крисовых ласк, принимала так сладко, как будто мало ей было того, что ее всю ночь любили так, что Крис удивлялся, как это еще на ней сидеть можно?