Давай возьмем паузу (СИ)
- Все девчонки ябеды!
- Все мальчишки дураки!
Курт Валландер и Петер Мартинссон, переглянувшись и одновременно тяжело вздохнув — ох уж эти детки! – уставились на перепачканных с ног до головы Магнуса и Линду.
- Что здесь происходит? – строго спросил Петер.
- Мы следопыты! – от обиды, что его несправедливо обвинили, засопел семилетний Магнус и запустил пятерню в спутанные кудряшки. Вообще-то это противная Линда Валландер все выдумала. Ничего он не кидался грязью, просто предложил измазаться хорошенько, чтобы «индейцы» не обнаружили храбрых следопытов.
- А индейцы, стало быть, мистер и миссис Дженкинс, не так ли? – прищурился Курт.
Магни только насупил бровки, но ничего не сказал: настоящие следопыты в жизни не раскроют своих секретов.
На самом деле так оно и было: одинокая пара, что недавно переехала в ранее пустующий домик по соседству с домом Петера Мартинссона, и были в этой детской игре непримиримыми врагами храбрых следопытов. Которые, к тому же, не разрешали героям лакомиться созревшими яблоками, что так удачно свисали с раскидистых ветвей старой яблоньки, росшей почти что на границе двух участков. Некоторые ветки свисали прямо в сад Петера, и Магни полагал, что имеет полное право на угощение.
Разумеется, чтобы краснокожие не заметили отважных следопытов, они должны были хорошенько замаскироваться. Вот и пришлось измазаться с ног до головы. И почему этим взрослым надо объяснять такие простые вещи? И вредную Линду Валландер не стоило брать в игру. Вечно эти девчонки разнюнятся, да еще и наябедничают!
- Что ты будешь с ними делать? – покачал головой мистер Валландер.
- Засунуть в стиральную машинку, пусть их там прополаскает как следует! – Петер Мартинссон изо всех сил пытался казаться рассерженным, но Магнус знал: отец сердится только понарошку.
- Ладья так не ходит, Магни, – мягко улыбается Курт.
- Еще как ходит! – уверенно кивает сам себе десятилетний Магнус и переставляет ладью на две клетки по диагонали. – Вам шах, мистер Валландер.
Курт давит рвущийся наружу смешок — вот же хитрый мелкий засранец!
- Ты думаешь, что победа будет слаще, если ты одержишь ее хитростью? – спрашивает Курт мальчика.
- Я думаю, что победа — она и есть победа, – во весь рот улыбается маленький Мартинссон.
Курт в ответ на такое заявление только взъерошивает своей ладонью вьющиеся мелким бесом светлые волосы Магни.
- Однажды ты поймешь, что это не так, дорогой, – скорее сам себе, нежели ребенку, говорит полицейский. Тем более что этот ребенок уже и не слушает Курта.
- Пап! Пап, я опять обыграл мистера Валландера! – Магнус вприпрыжку несется в соседнюю комнату, где его отец развлекает разговорами жену и Мону Валландер.
- Мне куда теперь? В детский дом? – тринадцатилетний Магнус нерешительно мнется в дверях своей палаты, где он провел долгие недели, пока срастались переломанные во время аварии кости, и смотрит на Курта так, как будто бы это он, инспектор Валландер виноват в том, что юный Магни остался один в целом свете.
Курт знает, на самом деле Магнус вовсе не считает его виновным в чем бы то ни было. Просто так получилось: Петер и София Мартинссоны мертвы, а он, Курт, жив. Они всегда были не разлей вода — Петер и Курт. И вот теперь Курт смотрит на то, как сын Петера нервно кусает нижнюю губу и стискивает кулаки так, что Валландер уверен — если разжать их, то на ладони останутся красные отметины от ногтей.
- Нет, Магни! Ну о чем ты говоришь, какой еще детдом? – Валландер обнимает мальчика за плечи, притягивает к себе. Ему хочется обнять его, спрятать от всего этого враждебного — как сейчас наверняка кажется потерявшему родителей Магнуса — мира. Но тот не дается. Отстраняется — мягко, но решительно.
- Я еще слишком мал, – рассудительно — слишком уж рассудительно, замечает Курт, — произносит Магни. – Мне не разрешат жить одному.
- Господи, сынок! – полицейскиц запрокидывает голову, смаргивает непрошенные слезы. – Неужели ты думаешь, что я оставлю тебя одного? Ты будешь жить с нами: со мной, Моной и Линдой.
- А Мона точно разрешит? – в голосе подростка усталость. И капелька надежды. Все-таки семья Курта — это неоспоримо лучше, нежели детский дом, где никому, по сути, нет до тебя никакого дела.
- Она будет рада, Магни, – уверяет маленького Мартинссона Валландер. – И я буду рад. И Линда тоже.
- Тогда я согласен, – осторожно кивает головой Магнус и доверчиво вкладывает свою ладошку в теплую ладонь Курта.
- Через неделю день рождения Магнуса, – почему-то его жена постоянно напоминает Курту об этом, хотя он сам прекрасно помнит, какого числа родился его приемный сын. О чем он тут же сообщает Моне.
Мона сидит у туалетного столика, что расположен возле их супружеской кровати и подушечками пальцев вбивает в кожу крем для лица с такой силой, как будто бы ее лицо — это ее личный враг. В свои сорок с небольшим Мона все еще моложава и все так же красива, как в тот самый день, когда Курт впервые встретил ее. Он постоянно напоминает об этом жене. Но разве женщины слушают такие вот напоминания? Они видят себя совсем другими глазами, нежели их мужья. Вот и для Моны чуть увядшая кожа — это вселенская катастрофа, и она намерена бороться с ней, не щадя подушечек пальцев.
- Мона, ты так синяк себе поставишь! – Курт заходит ей за спину и, наклонившись, нежно целует вкусно пахнущую щеку — крем для лица пахнет так приятно, что Курту нравится целовать жену сразу после того, как она нанесет его. Сколько лет они уже вместе, и ему все еще нравится целовать свою жену.
- Ты знаешь, что подарить мальчику? – спрашивает Мона Валландер мужа. – Пятнадцать — это уже возраст, игрушечной машинкой не отделаться.
Почему-то это всегда было его задачей: выбрать подарок для приемного сына. Курт знает: она старается, изо всех сил старается стать матерью для юного Магни. Но тяжело быть матерью подростка, который ведет себя подчеркнуто-вежливо, который каждое утро так же дежурно-вежливо говорит «спасибо!» за приготовленный завтрак, и каждый вечер ровным тоном отчитывается за полученные в школе хорошие отметки.
- От Магнуса улыбки не дождешься! – сокрушается Мона и, заметив укоризненный взгляд мужа, поправляет сама себя: – Да-да! Я все понимаю, Курт! Думаешь, я не знаю, что чувствует бедный мальчик?
- Он не должен чувствовать себя чужим в нашем доме, дорогая, – в который уже раз просит жену Валландер.
- Он словно ледышка, Курт, – сокрушается Мона. – Если бы он хоть раз улыбнулся мне… Или бы обнял… Конечно, я не смогу заменить Софию, но…
- Я все понимаю, милая, – уверяет жену полицейский, – но мы должны ему помочь. Он должен вспомнить, как это — улыбаться.
Магнусу семнадцать лет, и он только что сообщил Курту, что собирается поступать в полицейскую академию.
- Сынок, ты уверен? – Валландер отставляет в сторону недопитый утренний кофе и внимательно смотрит на парня.
За те пять лет, что прошли с тех пор, как Магнус, будучи подростком, стал членом семьи Валландера, он изменился. И изменения эти были разительны. Он уже не тот долговязый нескладный подросток, каким был еще какой-то год назад. В нем все еще присутствует некая угловатость, но иногда, глядя на гордый разворот широких плеч Магни, на то, как плавно он двигается, как улыбается — да, Магнус наконец-то улыбается, и пусть эта улыбка такая же дежурная, как его «спасибо», сказанное за приготовленный завтрак Моне, но это уже прогресс, – так вот иногда, глядя на этого красивого — о, Валландер уверен, не одно девичье сердце разобьется об этот прохладный взгляд прозрачно-серых, огромных глаз, об этот вкрадчиво-бархатный голос, — и на этого донельзя уверенного в себе парня (откуда она взялась? Эта уверенность? Неужели это Курту и Моне удалось воспитать Магни таким?), в общем, сейчас, глядя на Магнуса, Валландер испытывает ту самую родительскую гордость. Гордость отца за сына.