Пушок и Перчик (СИ)

- А что мне дала моя родина? То, что не имел я прав и был среди господ как животное? То, что вышвырнули меня в Нахаловку? То, что даже не дали оправдаться после плена и заочно прокляли? За что мне уважать эту родину?!
- Ты Ледяной Кот... – начала тень на пассажирском.
- Я гражданин Вангланда! Он дал мне права и средства к существованию!
- А зачем так кричать? Мы же просто разговариваем...
- Нет, мы не просто разговариваем! Все это подстава поганая! Возвращайтесь в свою секретную службу и передайте им, чтоб больше своих агентов ко мне не присылали! А иначе я на вас заяву накатаю и такой шум в прессе подниму, что замаетесь оправдываться! Остановите машину! – тачка продолжала неспешно катить у самой обочины. – Остановите!
Одна тень кивнула, и вторая повиновалась. Машина встала.
- Ты вот что, ты как отойдешь, ты приходи в пивнушку, «Пивной причал» называется. Прямо на площади Шлимана, может, знаешь? Да мимо не пройдешь. Ты, как успокоишься и все обдумаешь, ты приходи туда и закажи большую кружку пива, и все, ничего говорить не надо. Сядешь к окошечку – и не успеешь выпить, как к тебе подойдут. Хорошо? Ты интересный парень, боевой. Нам такие нужны! – я мог поклясться, что тень улыбнулась.
Мне захотелось выйти. Вылезти из салона немедленно. Вырваться. Бросить все, закричать и убежать от проблемы. Как в детстве.
Царапая дверцу, я наконец-то нащупал ручку и открыл дверь. Машина остановилась. Они что-то еще сказали мне, но я мысленно проклял их всех и вырвался наружу.
- Мы не прощаемся! – сказала голова на прощание.
Меня передернуло. Голова пропала, стекло поднялось, и машина укатила.
Думать, анализировать совсем не хотелось. Хотелось сорваться на ком-то. В детстве в таких случаях я бы наступил кошке на хвост. Но я взрослый сейчас, а взрослому полагается терпеть. И я терпел. И молчал.
Ночь плыла в мире. Что это за улица? Далеко я от дома? Старые дома в три-четыре этажа. Брусчатка, плавный поворот под горку. Старые фонарные столбы, обклеенные объявлениями. Длинный железный забор, скрывающий стройку. Слепое ободранное здание, все в лесах, как зубы в брекетах, и неприметная зеленая сетка словно вуаль прикрывала фасад. Нервные граффити.
На такси тратиться не хотелось. Ночь была хорошей, свежей, сухой. Я решил пройтись. В любом случае дойду до метро, а там уж...
Реклама лезла в глаза. Все смешивалось и рябило. Магазин, аптека, ресторан.
Темная подворотня намекнула, что хорошо бы облегчиться. Я не думая нырнул между домами. К мусорным бакам жались ящики и коробки. Все здесь спало в глубокой тишине. Я подошел поближе к стене, расстегнул штаны, и тут же дверь в нескольких метрах от меня открылась. Струя зажурчала, бежать было уже поздно. Сначала я увидел первую дверь, состоящую из железных прутьев. Потом открылась и вторая, деревянная. Тут же послышалось приглушенное уханье музыки, наверное, это был служебный вход в какой-то кабак. Показалась фигура в футболке и с кипой темных волос. Волосы хотели меня ввести в заблуждение, но я сразу понял, что это парень. Я это чуял. У него были широкие плечи и узкий зад, угловатые черты, совсем не женские. В руках парень держал коробки. Освободившись от дверей, он повернулся ко мне спиной и пошел к ближним помойкам. Лампа над входом светила ярко, и я хорошо видел его. Тут же во мне проснулся оценщик, и я остался доволен и ростом его, и кожей. Волосы длинноваты, это было интересно, но нужно было увидеть его лицо. Только от лица его зависло – идет ли ему такая копна или нет.
Я кончил и застегнулся. Он бросил коробки в мусорку и развернулся.
Я выдохнул. Я его узнал, но поверить не мог. Словно бы я потерял кейс с хозяйскими деньгами и целый день бегал в истерике и искал его, а когда уже отчаялся, то вдруг увидел, нашел. Эти чувства и мысли промелькнули в моей голове за долю мгновения, и вот он уже вышел на свет. Да! Нос его и поджатые губы... и...
- Елисейка!
Он вздрогнул всем телом и замер, вглядываясь во тьму.
- Я не понял, а ты чё тут делаешь? – застегиваясь, я вышел из тьмы и пошел прямо на него.
 
У него так побледнело лицо, будто я воткнул ему нож в живот. Я подошел и взял его лицо в ладони:
- Ты чего? – зашептал я, все больше и больше осознавая, что это именно он. – Ты как тут вообще? Тебе кто разрешал? Я бить тебя буду!
Он захлопал влажными ресницами и вдруг повалился на асфальт. Я испугался, поднял его мягкое, легкое тело и усадил на рядом стоящие коробки.
- Эй-эй-эй! Ты чего, чувак? Прекращай! – я зачем-то стал растирать ему щеки.
Он кое-как открыл глаза, и я невольно всмотрелся в них. Они были темными. Темно-серо-зелеными. Это мне не понравилось. У него всегда были исключительно голубые глаза. А так как весь его цвет и вкус, и запах, и весь он сам принадлежали только мне, то я был против такого изменения. Я на него не соглашался, и я его не принимаю!
Он поднял руку и приложил прохладную ладонь к моей колючей щеке.
- Давай, – зашептал я ему в лицо. – Давай, помоги мне. Вставай. Что с тобой случилось?
- Господин... – проговорил он, судорожно втягивая воздух. – Это вы! Вы пришли!
- Это я, и я пришел, и я недоволен!
Он опять наполнил легкие воздухом и посмотрел на меня с мольбой.
- Что ты тут делаешь? Зачем ты приехал в этот проклятый город? Зачем?
- Вы за мной пришли... я знал! – он прижался ко мне.
- Что ты тут делаешь, в этом ресторане? Работаешь?
Он кивнул.
- А живешь где?
Он кивнул на дверь.
- Где? Там же и живешь?
Он опять кивнул.
- Херня какая-то! Но разве так можно? А! Или ты на втором этаже?
- Нет. Там. В закутке, на кухне.
Я даже отступил от него:
- Но зачем?
- Так сказал хозяин.
- Твой директор? А если на него инспекцию натравить? А? – я выпрямился, но он схватил меня за руку.
- Нет! Не нужно! Умоляю! Уйдёмте!
- Просто свалим, и все? – я посмотрел на лампу над входом. – А твои вещи? Деньги, документы?
- Нет... ничего нет! Вот все, что на мне только. Не надо туда заходить! Прошу вас! Уйдем! Просто уйдем, и все!
- Ладно... – обдумывая какую-то левую мысль, на автомате прошептал я. – Пойдем, но я тебя тащить не буду!
Он встал и вцепился мне в руку.
Мы вышли из подворотни и пошли вниз. Мощеная дорога была пуста и в свете фонарей казалась жирной. Людей тоже было мало, так, изредка какие-то прохожие.
Он шел на деревянных ногах, навалившись на меня и впиваясь мне в руку. А я все чувствовал тяжелый запах уставшей, давно не мытой плоти и дешевой кухни, исходящий от него.
Вскоре мы и вправду вышли к метро. Приятный глазу, насыщенный зеленый свет таблички я увидел издали. Около метро спало несколько длинных такси. Мы плюхнулись в первую попавшуюся, машина тронулась. Пошел дождь. Водитель молчал, и музыки не было. Только дворники вжикали по стеклу. В первое мгновение после падения дворников стекло было идеально чистым, но уже в следующий миг опять заплывало грязной дождевой водой. И это продолжалось бесконечно. Миг идеальной чистоты. Миг грязного мутного хаоса.
Он все вжимался в мое плечо, все вцеплялся в мою руку. Все шептал:
- Господин... господин... я бы умер... господин... я умирал! Без вас! Я...
Потом и вовсе затрясся и стал беззвучно плакать. И так и плакал всю дорогу.
Когда машина остановилась у спящего дома, дождь перешел в ливень. Я расплатился, вышел, вытянул его. Двери открылись быстро. Небольшая кабина лифта была невыносимо ярко освещена. С грохотом закрылись решетки, и мы поползли вверх. Я зажал его в угол, взял за челюсть и приподнял лицо. Ночь на помойке обманула меня – глаза у него были все такие же голубые. Это вызвало во мне приступ теплой радости.
 
- Я рад тебя видеть! Рад! Твою мать, реально рад! – шептал я, а он плакал и улыбался одновременно. Я впился в его губы, вымоченные дождем. На каком-то этаже зашла женщина с цветком, но у меня не было ни сил, ни желания останавливаться и делать вид... делать вид, что мы не такие... и...