Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии

 Приглашаю буддийского монаха, живущего в горах 
 
 
В столицу не можешь ли ты прийти
 
пищу просить, монах?
 
Оставь отговорки, что грязь и пыль
 
плащ замарают твой.
 
Ты хочешь узнать, где найдешь приют?
 
Ты на восток пойди.
 
Бамбук обойдешь, зазвенит ручей,
 
там Бо Лэ-тянь живет.
 
 
 Ранняя весна 
 
 
Растаял снег       за теплым дуновеньем.
 
Раскрылся лед       под греющим лучом.
 
Но растопить       весне не удается
 
Одно лишь только —       иней на висках.
 
 
 Персиковые цветы в храме Далинь 
 
 
В четвертый месяц в нашем мире
 
кончаются цветы,
 
А в этом горном храме персик
 
сегодня лишь расцвел.
 
Я горевал — весна уходит,
 
ее вернуть нельзя.
 
Как мог я знать, что по дороге
 
она зайдет сюда.
 
 
 Цинь 
 
 
Мой цинь я поставил       на тонкий изогнутый столик.
 
Я ленью охвачен,       а чувства теснятся во мне.
 
Какая забота       мне струны тревожить рукою?
 
Их ветер ударит —       и сами они запоют.
 
 
 Посвящаю печальному страннику 
 
 
Прибрежной ивы холодная тень
 
на сырой от дождя земле.
 
Прилетного лебедя частый крик
 
в обещающей снег высоте.
 
Причалил к песку одинокий гость,
 
чтобы на ночь прервать свой путь.
 
Вода обегает речной тростник,
 
и луна заполнила челн.
 
 
 На дороге за старой заставой 
 
 
Горы и реки       на этой Ханьгуской дороге.
 
Пылью покрыты       у едущих путников лица.
 
Тягостно-грустно       с родной стороной расставанье…
 
Ветер осенний       поднялся из древней заставы.
 
 
 Красный тэновый посох 
 
 
И друзья и родные,       перейдя через Шэнь  [845], распростились.
 
И коляски и кони       у реки повернули обратно.
 
И единственный только       старый посох из красного тэна,
 
Неразлучный мой спутник,       всю дорогу прошел издалёка.
 
 
 Ранней осенью ночью один 
 
 
Утун у колодца       колышет прохладной листвою.
 
Валек у соседки       разносит осенние стуки.
 
Один направляюсь       я спать под нависшую кровлю.
 
Проснулся и вижу:        луны — половина постели.
 
 
 Ночь холодной пищи  [846] 
 
 
Не светит месяц, нет огня
 
здесь в ночь холодной пищи.
 
Ночь глубока — я все стою
 
над темными цветами.
 
И вдруг, встречая новый день,
 
я лет своих пугаюсь.
 
До сорока сегодня мне
 
один лишь год остался.
 
 
 Ночью слушая Чжэн 
 
 
Когда в Цзянчжоу  [847]по ночам
 
я слышал тихий чжэн,
 
Седеть я только начинал —
 
и слушать не хотел.
 
А вот сегодня час пришел —
 
я бел, как белый снег.
 
Играй на чжэне до зари —
 
я разрешу тебе.
 
 
 Смотрюсь в зеркало 
 
 
Чист и блестящ       круг бронзовый, зеркальный.
 
Рябят-пестрят       виски от белых нитей.
 
Да можно ли       упрятать глубже годы?
 
Моим летам       ты, зеркало, не веришь!
 
 
 Горечь разлуки 
 
 
На дороге у ивы зеленой стояли,
 
провожал уезжающих вдаль.
 
Повернули коляски, и кони умчались,
 
лишь увидел, как пыль поднялась.
 
Не почувствовал сам, как во время прощанья
 
слезы красные все истекли,
 
А вернулся домой, и слезы не осталось,
 
чтобы ею платок омочить.
 
 
 На озере 
 
 
Буддийский отшельник       сидит за игральной доской.
 
На шахматном поле       бамбука отчетлива тень.
 
В бамбуковой роще       монаха не видит никто,
 
Лишь изредка слышен       фигур опускаемых стук.
 
 
 В деревне ночью 
 
 
Под инеем ночью мерцает трава,
 
цикады кричат и кричат.
 
На юг от деревни, на север — нигде
 
прохожих не видно людей.
 
Один выхожу за ворота свои,
 
гляжу на луга и поля.
 
Сияет луна, и гречихи под ней
 
цветы — словно выпавший снег.
 
 
 Навещаю Чжэна, удалившегося от дел 
 
 
Я недавно узнал, что службе своей
 
предпочел ты сельскую тишь
 
И что только в густой бамбуковый лес
 
отворяется в доме дверь,
 
И нарочно пришел, — никогда б не стал
 
докучать я просьбой иной,—
 
Чтобы в южной беседке твоей побыть,
 
из нее на горы взглянуть.
 
 
 Получил от дворцового чиновника Цяня письмо, в котором он осведомляется о моей болезни глаз 
 
 
Пришла весна. В глазах темно,
 
в душе веселья мало.
 
Все вышли капли хуанлянь,
 
а боль не утихает.
 
Но получил твое письмо,
 
оно сильней лекарства:
 
Я не читал, лишь вскрыл печать…
 
И зренье прояснилось.