Первый снег (СИ)

— Ой, Макар, у меня чего-то тело ломит, мне сидеть тяжело!.. — жалобно проныл Серёжа и, не дожидаясь разрешения хозяина, нырнул к нему под одеяло.
Гусев изобразил лёгкое недовольство настойчивостью друга и на всякий случай повернулся к нему спиной — чтобы вирусами и микробами на Сыроегу не дышать.
Через полчаса, однако, разомлевшему от нежданно накатившего на него счастья Серёже пришлось вставать: в дверь позвонили — пришёл врач. После ухода доктора Серёжа сбегал в аптеку за лекарствами, потом решил, что больного пора кормить и, желательно, чем-нибудь вкусным и полезным, и опять удрал — на этот раз в гастроном. Хриплые угрозы Гусева в свой адрес больше не пускать его в квартиру, если тот не угомонится и не прекратит суетиться почём зря, Сыроежкин проигнорировал. Заявил, что гусей положено откармливать, чтоб они в весе не теряли, а больше он знать ничего не хочет. Вернулся через полчаса с тощей синей птицей в авоське и книгой «О вкусной и здоровой пище» в руках (за ней предусмотрительный Серёжа заскочил к себе в квартиру). И приступил к готовке.
Раз уж сегодня удача улыбнулась ему, и захворавший товарищ находится полностью в его власти, Сыроежкин решил воспользоваться выпавшим на его долю шансом по-максимуму. То есть принудительно очаровать Макара своими кулинарными талантами. Ничего сложнее яичницы, правда, Серёжа до сих пор не готовил, но справедливо рассудил, что куриный бульон — блюдо примитивное, и трудностей возникнуть не должно. И в общем-то преуспел — через два часа всё было готово, и больной, который почему-то кормить себя с ложки не позволил и ел сам, его стряпню оценил высоко, остался сыт, доволен и премного благодарен. Серёжа был горд за себя. Единственное, что с непривычки гусевскую кухню он уделал так, что ещё два часа потом её отдраивал. Зато в итоге такой порядок там навёл, какой у Валентины Ивановны небось только перед приходом гостей бывает.
— Фух, Гусь, ну и устал же я! — с чувством воскликнул Сыроежкин и плюхнулся к другу на постель. — Ой, прости, разбудил тебя!
Макар открыл глаза и сонно зевнул — температура, пока он дремал, немного спала, и чувствовал он себя лучше.
— СыроеХа!.. — улыбнулся Гусев. — С тобой хорошо болеть! Оставайся у меня насовсем.
— Со мной всё делать хорошо, — серьёзно сказал Сыроежкин — в деле соблазнения, как он успел усвоить, скромность только мешает. — Ты лучше скажи, где тебя так простыть угораздило? Погода-то отличная!
— Да вчера, — поморщился Гусев. — В парке с Элом стояли, продуло наверное…
— А чего у вас, кстати, с Элом? То не разлей вода ходили, то ты на него рычишь сквозь зубы, — полюбопытствовал Серёжа. — Небось Колбаса достала? Скажи честно, из-за неё поругались?
— Ну… — задумался Гусев. — В общем-то да, из-за Кукушкиной.
— Приревновал?! — в ужасе от своего предположения Серёжа даже с гусевского дивана вскочил.
Макар на это ничего не ответил, нахмурился и отвернулся в сторону.
— Значит, ты к Зойке полез, а Эл с тобой посрался из-за этого! — со скорбью в голосе воскликнул Сыроежкин. — Ну чё те эта дура далась?! Гусь, а?
— Да не нужна она мне сто лет, не кипятись, СыроеХа! — забеспокоился Макар. — Это у братца твоего заёбы, сам не знает, кого хочет!
— Ладно, — Серёжа немного испугался, что сейчас просто поругается с другом, и решил сменить тему. — А чего ты утром у спортивного зала делал? Ростик так быстро фотку твою не напечатает. Вот на следующей неделе точно будет…
— Сам не знаю, — пожал плечами Макар. — СерёХа, прикинь, это была первая фотография в моей жизни, которая мне по-настоящему понравилась! И какая-то сука её содрала… Эх, не везёт мне…
— Ну почему сразу — сука? — отвёл глаза Сыроежкин. — Может, это девчонка какая-нибудь… Влюбилась и фотку втихаря стырила. Ты такой красивый на ней получился! — Серёжа отошёл к окну и стал переставлять с места на место стоящие на подоконнике кактусы.
 
— Ох, СыроеХа, совсем ты уже на своих девчонках помешался, — тяжело вздохнул Гусев. — Как пить дать, это из зависти кто-то. Меня ж Ростик вечно всем в пример ставит, неймётся ему… Вот и доиХрался.
— А у тебя есть это… ну… девушка? — задал давно мучающий его вопрос Серёжа и замер, не дыша — такой подходящий повод поговорить с Гусём о его личной жизни когда ещё представится!
— Нет у меня никого, — с ноткой обречённости в голосе ответил Макар.
— Что, и не было никогда? — Серёжа так обрадовался этой новости, что даже не смог толком сдержать неприлично довольную улыбку в полфизиономии.
— Было, не было, какая счас нахер разница? — с раздражением пробурчал Гусев. Видимо, Серёгино веселье он понял как издёвку. — Ничего хорошего мне эти шуры-муры не принесли. И не только мне.
— Гу-усь, ну извини, — поспешил подлизаться к товарищу Серёжа. — Я не смеюсь над тобой. Просто… ты ж такой крутой — за тобой девки должны табунами бегать!
— Сыроежкин! Ты можешь о чём-нибудь друХом Ховорить, кроме как о девках? — взмолился Макар и с головой накрылся одеялом.
— Могу… — тихо сказал Серёжа.
Реакция Макара его расстроила — то, что девушки для Гусева — болезненная тема, было ясно как день. Но сдаваться Серёжа не собирался.
Всю неделю, пока Макар не поправился, Сыроежкин навещал его после уроков. Майке с собой ходить запретил — мотивировал тем, что Гусь заразный, а ей, как девушке, надо себя беречь. Впрочем, Светлова и не настаивала. Зато Серёжа, почувствовав полную свободу, что называется, расцвёл — поваренную книгу домой даже не уносил, готовил по ней каждый раз что-нибудь новенькое. Помогать себе Макару не разрешал: «Тебе врач постельный режим прописал, вот и лежи смирно!» — говорил он другу, который, видите ли, испытывал неловкость, оттого что Серёжа у него чуть ли не прислугой нанялся. Ещё не хватало, чтобы Макар мешал ему себя кулинарными талантами соблазнять! Потом Сыроежкин пытался делать вместе с Гусевым уроки — это у него получалось плохо — большими способностями к точным и не очень наукам они оба отягощены не были. «Эх, умным быть трудно, красивым и талантливым — проще!» — сетовал про себя Серёжа, корпя над очередным домашним заданием.
В перерывах между уроками и стряпнёй Серёжа старался развлекать друга разговорами — по десятому кругу рассказывал все известные ему анекдоты и байки, выспрашивал Макара о его интересах, притащил из гаража гитару и пел под неё всякие иностранные песни. И при каждом удобном случае лез к Гусеву обниматься — якобы чисто по-дружески. В этом Макар ему никогда не отказывал, тискал со всем энтузиазмом. Серёжа был счастлив и даже грешным делом думал, что хорошо бы доктор Макара ещё на недельку дома оставил.
А в последний день перед выпиской к Гусеву пришёл неожиданный гость.
— Всё, Гусь, давай сочинение писать, — сказал Сыроежкин, затолкав в духовку пирог с яблоками, и с тоской посмотрел на потрёпанную книжку Островского. — Ты какую тему выбираешь?
— Я? — задумался Макар. — Про эту дуру.
— Про Кабаниху что ли? — хихикнул Серёжа.
— Почему про Кабаниху? Про Катерину, конечно. Она ж дура — с крыши… то есть с обрыва прыгнула, — сказал Гусев.
— Литераторша сказала, название самим придумать, — вспомнил Серёжа. — Только лучом света не называй — это банально как-то.
— И в мыслях не было! — согласился Макар. — Я вот думаю, как лучше — «Впервые замужем» или «Берегите женщин»?
— Ха! Ну ты даёшь! — заржал Сыроежкин. — Тогда уж «Собаке собачья смерть» назови.
— Те чё, её совсем не жалко? — удивился Макар.
— Это ты не пойми с чего её жалеешь. Берегите же-енщин! — передразнил друга Серёжа. — Тоже мне — жертва!