Первый снег (СИ)
Тем не менее, несмотря на все преграды каждое утро Серёжа вставал на полчаса раньше и тщательно приводил в порядок свой внешний вид, крутясь перед зеркалом с расчёской и замазывая экспроприированным у матери тональником прыщи. Надежда Дмитриевна даже как-то высказалась по поводу внезапной Серёжиной озабоченности собственной красотой:
— Если бы ты уже давно не встречался с Майей, я бы решила, что ты влюбился, Серёжа.
Серёжа от этих слов неуклюже дёрнулся и чуть не ошпарился об утюг, которым гладил себе рубашку, выбранную им для сегодняшнего похода в школу.
— Ну так! Если я круто выглядеть не буду, Майка мне быстро ручкой помашет. Да и другие девчонки не взглянут, — нашёлся с ответом Сыроежкин.
— Хм. Ну как знаешь… Только много ли такая любовь стоит? — задала риторический вопрос Надежда Дмитриевна. Ей вдруг стало немного обидно за сына — не только же за смазливую мордашку и заграничные тряпки должна ценить его подруга?
Серёжа матери ничего не ответил, только подумал про себя: «Плевать мне, сколько и чего стоит! Сколько надо, столько и заплачу — Гусь мой будет, с потрохами!» И с остервенением встряхнул выглаженную рубашку.
Шла уже последняя неделя сентября, а Серёжа, выполнив первый и, как ему раньше казалось, главный пункт своего плана, к цели не приблизился ни на шаг. Воз и ныне был там — то есть Гусь тусил исключительно с Элом, Зойкой и верным поклонником братца — Чижом. А после уроков Сыроежкина брала по полной в оборот Светлова. Ни вздохнуть, ни охнуть, одним словом. И Макар на тренировках допоздна пропадает. Серёжа от отчаяния готов был волком выть, но вытьём делу не поможешь — надо было уже что-то придумать, чтобы к Макару поближе подобраться.
— Сыроежкин! Ну что ты себе п-позволяешь?! — Таратар подошёл к их с Майкой парте и поверх очков укоризненно посмотрел на Серёжу. — Ты отвлекаешь своими разговорами соседку и сам ничего не слушаешь.
— Да я ничего, я больше не буду! — как маленький проныл Серёжа и, еле сдерживая смешок, исподлобья посмотрел на математика.
— Нет, Серёжа. Я уже третье замечание за последние два дня тебе делаю, — устало вздохнул Семён Николаевич. — Моё терпение лопнуло. Майя, — обратился он к Светловой, — возьми, пожалуйста, свои вещи и пересядь к Оксане на вторую парту. Тебе и по росту надо ближе к доске сидеть.
Майка нехотя перебазировалась на указанное учителем место, а Серёже вернули его прежнего соседа Витька, сосланного до этого самой Майкой к всё той же Оксане. Серёжа похвалил себя за сообразительность.
В результате, таким нехитрым способом хитрый Сыроежкин уже через день избавился от соседства своей девушки на всех уроках. И вздохнул свободно.
— Слышь, СыроеХа, — шепнул ему сзади Гусь после последнего изгнания Светловой с Серёгиной парты. — Ты бы моХ её просто послать, если она тебе надоела. Чё комедию-то ломаешь?
— Не могу, — тихо сказал Серёжа, до ужаса обрадовавшийся тому, что Макар сам к нему обратился и даже раскрыл его маленькую интригу. — Западло мне. Она ж ради меня сюда перевелась.
— А-а! — понимающе протянул Гусев. — Прошла любовь, завяли помидоры!..
— Ничего не завяли! Заткнись, Гусь, — буркнул в ответ Сыроежкин и уткнулся в свою тетрадку.
Зря, конечно, он это сказал, но что было делать? Навострившие уши Корольков со Смирновым тут же донесли бы «благую весть» до Майки, а просто так обижать девушку Серёже всё-таки не хотелось. Однако, повод для радости у Сыроежкина был немалый — теперь во время уроков он мог беспрепятственно шушукаться с Гусём — учителя на это в большинстве случаев закрывали глаза, особенно Таратар. Так, глядишь, чего-нибудь да выгорит.
***
— Гусь, ты чего, больной, что ли? Зачем в школу припёрся? — забеспокоился Сыроежкин, одним прекрасным утром увидев Макара, стоящего перед доской почёта для спортсменов. Выглядел Гусев неважнецки — морда горит, глаза слезятся, на лбу испарина.
Ходить в школу и из школы с Гусём у Серёжи теперь не получалось — приходилось выходить раньше, чтобы встречаться с Майкой. Так что с Макаром он виделся только в школе. Вот и сейчас — думал поболтать, пока Светловой рядом нет, а тут такое…
— А шо дома делать? — просипел Макар. — Не так уж мне и плохо.
— Рожа у тебя красная, и глаза блестят, — Серёжа дотронулся до его лба и присвистнул. — Точно температура! Пошли домой, нечего тут торчать. Врача вызовем.
— Да, Макар, раз ты болен, иди домой. Тут ты только других заражать будешь, — бесцветным голосом произнёс неизвестно как оказавшийся рядом Эл.
— Блять! — выругался Макар, не повернув в сторону Элека головы. — И правда, пойду я, СерёХа. Покедова! — и направился к выходу.
— Подожди, Гусь, я с тобой! — бросился в догонку за ним Сыроежкин.
— А ты куда, Серёжа? — испугался Громов и попытался остановить брата. — Тебе прогул поставят!
— Да похер! Я Гуся провожу и вернусь. Скажи Майке, чтоб не искала меня! — крикнул Элеку Сыроежкин и побежал вслед за другом.
— Зря ты за мной увязался, Серёжа, — сказал Макар уже по дороге. — Или действительно сейчас в школу вернёшься?
— Не-е! Ты что?! Я чё, совсем придурок? — возмутился Серёжа. — Я тебя сейчас лечить буду!
— Тоже мне — доХтор! — фыркнул Гусев и отвернулся, чтобы не светить своей слишком довольной для больного физиономией.
Дома у Макара Серёжа первый проскочил в его комнату, расстелил диван, потом пошёл ставить чайник и искать где у Гусевых мёд и малиновое варенье, поругался с Гусём на счёт вызова врача, обозвал надеящегося отлежаться без медицинской помощи товарища упрямой жопой, вызвал доктора сам, напоил недовольно бурчащего Макара чаем с малиной и внезапно вспомнил про свой стратегический план.
— Хочешь, я тебе чего-нибудь вкусного приготовлю? — едва присев отдохнуть на диван к другу, Сыроежкин аж подпрыгнул — до того ему понравилась собственная идея: произвести впечатление на Гуся, пользуясь его беспомощным состоянием.
— Спасибо тебе, конечно, но аппетита нет, — удивился неожиданному предложению Макар.
— Ну, играть на гитаре я же тебе не могу — у тебя голова, наверное, болит — при температуре всегда так бывает. Загадки загадывать тоже не вариант — ты сейчас соображаешь плохо. И на мопеде тебя не покатать — тебе лежать надо. Так что я могу только анекдот рассказать или домашку по физике повторить — у нас сегодня проверочная, но писать её потом всё равно придётся, — на полном серьёзе стал рассуждать Сыроежкин и поочередно загибать пальцы. Больше ничего из его стратегического плана на ум не приходило. — О! Может, у вас чего сломалось в доме? Так я починить попробую…
— Серёжа, — тихо позвал Гусь, прерывая пламенную речь товарища.
— А? — отвлёкся от своих размышлений Сыроежкин.
— А ты сам… как себя чувствуешь? — осторожно поинтересовался Макар.
— Я? Хорошо, — не понял Сыроежкин. — А что?
— Да ничего. Ты просто счас такой бред нёс… Я испуХался даже. Мопед, загадки, домашка по физике… Может, ты тоже… того? Заболел в смысле.
— Ой… — схватился за голову Сыроежкин и покраснел так, что подозрения Гусева относительно его здоровья ещё больше усилились. Только сейчас до Серёжи дошло, что он вслух перечислил большую часть пунктов из «Списка соблазнения Гуся» самому Макару.
— Температуру померь, умник, — Гусев протянул Серёже свой градусник.
— А можно, я к тебе лягу? — сразу же нашёлся Сыроежкин и сунул градусник под мышку.
— Сначала мерь. Если здоровый, даже и не думай — не пущу.