Все цветы Парижа

– Окей. – Он усмехнулся. – Вообще-то, я пришел в ужас, когда увидел, что бистро выставлено на продажу, и поскорее его ухватил. Я слегка изменил меню, но, кроме этого, не делал никаких больших шагов.

– И не нужно, – убежденно заявила я. – По-моему, тут все… идеально.

– А еще с богатой историей, – продолжал он. – Гертруда Стайн, Хемингуэй, Фицджеральд – все они обедали здесь. Когда нацисты захватили Париж, эти стены устояли. Меню со временем менялось, но мы всегда подавали стейк средней прожарки, качественный завтрак и превосходное мартини.

– Чего еще можно желать? – спросила я с улыбкой. Он кивнул.

– Я приходил сюда еще мальчишкой – каждое воскресенье с моей матушкой. Всю неделю я ждал этого, ведь это означало, что я съем на десерт крем-брюле и подольше не лягу спать.

– И вы всегда мечтали купить этот ресторан?

Он покачал головой и направил взгляд в какую-то точку на стене за моей спиной или скорее в какое-то место в его памяти, далекое-далекое.

– Вообще-то, нет. Я никогда не думал, что мне выпадет такой шанс. К тому же жизнь повернула меня в другую сторону. – Он долго молчал. – Но когда представилась возможность, я решил, что будет правильно, если я его куплю. Впрочем, хватит обо мне. Нам надо говорить о вас.

Я кивнула и сделала большой глоток эспрессо.

– Странно просить незнакомого мне человека рассказывать мне про меня. Мне хочется узнать больше подробностей.

– Подробностей? Не знаю. Но я могу сообщить вам о моих впечатлениях.

– Пожалуйста, – попросила я. Он вздохнул.

– Я знаю, что вы приходите каждое утро ровно в семь тридцать, ни на минуту раньше или позже. Вы заказываете одно и то же. – Он показал на мою тарелку. Яйцо пашот на шпинате. И ни с кем не разговариваете.

Я усмехнулась.

– Ясно, я еще та тусовщица.

Он долго молчал и глядел на меня так, словно я сказала ужасно странную вещь.

– Что такое?

Он покачал головой.

– Просто… вы улыбаетесь.

– И это что… странно?

Он заглянул мне в глаза.

– Вы никогда не улыбаетесь.

Я потерла то место на голове, которое пострадало сильнее всего. Оно до сих пор было болезненным, но уже не так, как в больнице.

– Ого, – сказала я. – Кажется, я была жалкой и несчастной.

Он напряженно улыбнулся.

– Я бы так не сказал.

– Судя по вашим словам, очень жалкой.

– Нет, нет, пожалуйста, не преувеличивайте, – убежденно заявил он.

– Тогда что? Я просто была замкнутой?

– Нет, Каролина, если вам интересно услышать мое скромное мнение…

– Да, да, пожалуйста. Мне интересно все, что вы можете мне сказать.

Он нахмурился.

– По-моему, вы просто очень… печальная.

– Почему? – Я наклонилась ближе к нему, словно этот незнакомец держал в руке ключ, отпирающий мои воспоминания, – но, увы, ключа у него не было.

– Простите. – Он пожал плечами. – Мне жаль, что я больше ничем не могу вам помочь. – Он встал, услышав, как его позвали из кухни.

– Постойте, – попросила я. – Вы можете сказать мне что-нибудь еще? Как я могла стать такой печальной, жалкой, угрюмой? – Я снова поглядела на Марго и с сожалением покачала головой. – Вероятно, я обругала ее когда-то.

Он поправил свой фартук.


– Работая в ресторане, много узнаешь о людях. Ты видишь все, от красоты до безобразия, и со всеми промежуточными оттенками. С годами я твердо понял одну вещь – что обиженные люди сами обижают других людей.

– Обиженные люди обижают других людей, – повторила я. – Ого.

– Может, вы не знаете причину, Каролина, но вы обижаете.

Я жадно ловила каждое его слово, но он замолчал.

– Простите, я должен вернуться на кухню. Но завтра для вас будут готовы яйцо пашот и шпинат.

Возможно, я обиженная особа, но я решила, что не стану обижать других. Больше не стану. И мне пора есть вкусные блюда.

– Спасибо, но завтра я, пожалуй, съем вместо этого киш.

– Превосходная идея, – одобрил он.



Улицы Парижа казались мне лабиринтом. Запрокинув голову, я глядела на дома, возвышавшиеся над узкими улицами; их балконы обрамляла ярко-розовая герань. Куда мне пойти, направо или налево? Трудно поверить, но я вроде прожила тут три года. Я остановилась и спросила по-французски дорогу у старушки; мои слова прозвучали изысканно и литературно. Интересно, какие еще у меня есть латентные навыки? Возможно, я умею делать шпагат или читать наоборот Клятву верности флагу[1]. Чем больше качеств я открывала в себе, тем меньше понимала что-либо.

Вдалеке я заметила салон Apple, зашла в него и обратилась к продавщице с кольцом в носу и синими волосами. Я объяснила по-английски мою проблему, а она скептически посмотрела на меня.

– Вам придется это стереть, – наконец ответила она по-французски.

Я покачала головой.

– Вы меня не поняли. У меня амнезия. Я попала в аварию и неделю пролежала в больнице. – Я подняла мой ноутбук. – Мне нужно открыть этот компьютер.

Она тупо смотрела на меня, словно я только что сообщила ей, что я дочь Стива Джобса и хочу, чтобы она прислала мне по одному экземпляру всех гаджетов магазина, а счет направила отцовской фирме.

– Пожалуйста, – попросила я.

Она что-то сообщила по головной гарнитуре, и через минуту появился мужчина лет пятидесяти.

– Мне жаль, – сказал он голосом робота, – но мы не можем ничем вам помочь, поскольку на вашем компьютере установлен защищенный пароль. – Он открыл мой ноутбук и показал на экран. – Вы не получите доступ к защищенным паролем файлам, но можете залогиниться как гостевой пользователь. Так вы сможете пользоваться девайсом.

– Спасибо, – уныло пробормотала я и направилась к двери.



Я долго и бесцельно бродила по улицам, пока они не стали вновь казаться мне знакомыми. Мой внутренний компас, вероятно, знал, как привести меня домой, и через некоторое время я увидела впереди «Бистро Жанти». Было уже около семи вечера, и мой желудок урчал. Я вспомнила владельца ресторана, проявившего ко мне доброту. Не покажется ли ему странным, если я вернусь и пообедаю?

Я вспомнила, что он говорил про стейк, и отбросила сомнения. Когда я вошла в зал, меня встретила другая старшая официантка, темноволосая и постарше. Непонятно, знала она меня или нет.

– Вы одна? – спросила она. Я кивнула. В ресторане было многолюдно, но я заметила свободное место возле бара, и она отвела меня к стойке и оставила с меню и стаканом воды.

Я достала из сумочки телефон, только что заряженный в салоне Apple, и порадовалась, что на нем не установлен пароль. Открыла мою переписку, но все мои тексты, кажется, были удалены. Мои контакты тоже не представляли особого интереса – только список имен, которых я не знала. Не было «Фейсбука» с «Твиттером», где я могла бы порыться. Я открыла папку с фотографиями и обнаружила там только две картинки: одна – задний дворик дома с пальмами и бассейном. Я вспомнила картину на стене в квартире, ту, где чаша с лимонами. На следующем фото две фигуры где-то на пляже. Мужчина и маленькая девочка держатся за руки, стоя спиной к камере.

Странно. Почему только эти фото и больше ничего?

– Простите, – услышала я за спиной мужской голос, и кто-то хлопнул меня по плечу. – Каролина?

– Да, – ответила я и, убрав телефон в сумку, повернулась к нему. – Простите, мы знакомы?

– Это я, Жан-Поль. – Он был высокий, элегантный, красивый. – Пожалуй, ты тогда выпила несколько бокалов вина, но ты наверняка меня вспомнишь.

– Да-да, конечно, – подыграла я – не хотела показаться невежливой.

– Это место не занято? – спросил он, показав на стул рядом со мной.

– Нет, нет, – ответила я.

– Отлично. – Он сел. – Я рад тебя видеть. Ты получила мое письмо?

Я осторожно разглядывала его лицо. Очевидно, мы знакомы. Но как? Я обвела глазами ресторан, отыскивая Виктора, в надежде, что он поможет мне понять ситуацию, но не видела его.

– Нет, не получила, извини, – смущенно ответила я, глядя на сумочку.

– Я звонил тебе несколько раз.

– Я была… занята.

– Ладно, ничего… – Он усмехнулся. – Ты выпьешь со мной?

– Конечно, – ответила я, и в этот момент из кухни вышел Виктор. Его глаза немедленно встретились с моими, но он не подошел. Вместо этого он что-то отдал официантке и снова скрылся за двойными дверями.