Верь мне

– Я сказала ей, что она должна влюбиться в вас, – просто говорит Кэтрин. – И что она должна следовать логике этого чувства, куда бы оно ее ни привело. И неважно, насколько предательским, безумным или опасным это казалось.

Патрик на мгновение закрывает глаза.

– Значит, все это было ложью.

– Вы упускаете главное. Для нее нет никакой разницы, она любила вас. Она заставила себя полюбить вас. Это то, что нам нужно было от нее.

Патрик тихо цитирует:

О, нет! Притворство лишь, ах, украшенье лишь

Тот лик, что озарен гримасою прекрасной[26].





Он бросает на Кэтрин острый взгляд.

– А Некрополь?

– Что Некрополь?

– Вы каким-то образом проникли туда, не так ли? ФБР. И вместо того, чтобы закрыть его, вы просто сидели и наблюдали за нами. Изучали нас, как будто мы ползали вокруг муравейника в лаборатории. Я даже готов поспорить, что это вы послали мне изображения Фурмана. – Он наклоняется вперед. – А знаете, что вы соучастница всех убийств, которые произошли после этого? Включая Стеллу. Бедная Стелла. Может, я и убил ее, но именно вы привели этот механизм в движение…

Кэтрин нажимает кнопку на диктофоне.

«Интервью с Патриком Фоглером, – произносит она. – Запись номер один».





106


Нью-Йорк, Вест 44-я улица, бар отеля «Дельтон», сумерки.

Я сижу в тихом уголке бара, с бокалом в руке, пытаясь растянуть удовольствие. Вы вероятно думаете, что я на свидании, но когда увидите дородного мужчину средних лет, который плюхнется на сиденье напротив меня, то измените свое мнение.

Я улыбаюсь ему через стол.

– Что тебя задержало, Фрэнк?

– Бумажная волокита. В наши дни быть детективом значит быть чертовой машинисткой. – Он подзывает официантку и заказывает пиво, затем поворачивается ко мне: – Ты в порядке?

– Да… – отвечаю я. – Спасибо, что спросил.

– Я имел в виду выпивку, – хрипло говорит он.

– Я знаю. И да, я в порядке.

Фрэнк кивает, лезет в карман пиджака, достает конверт и кладет на стол.

– Вот. Нужно подписать и отправить по почте. Грин-карту сделают в течение недели.

Я смотрю на конверт, но не беру его.

– Я могу вернуться в Англию, Фрэнк.

Он поднимает брови.

– Да?

– У моей приемной матери день рождения. Я должна быть там. А потом, все те вещи, от которых я убегала… Они больше не кажутся такими уж страшными по сравнению с… – Я оставляю предложение незаконченным.

– Наверное, – тихо говорит он. – Ну, если тебе что-нибудь понадобится…

Я улыбаюсь.

– Просто сказать Константинополь?


Он улыбается в ответ.

– Правильно. И я прибегу с командой спецназа и парой светошумовых гранат.

Я смотрю на него с нежностью. Вместе с этим человеком я так много пережила. Мой ангел-хранитель. Склонившись над мониторами, прижав наушники к ушам, он прислушивался сквозь треск к волшебному слову, которое разрушит всю иллюзию вокруг нас.

Даже когда недели превратились в месяцы, я ни разу не усомнилась в том, что, если он мне понадобится, то окажется рядом.

Я с самого начала знала, что они собираются сделать резкий поворот, который поможет мне прорваться сквозь секретность и паранойю Патрика и добиться его доверия. Они предлагали рассказать мне, что именно планируют, но я не хотела этого знать.

– Я среагирую немедленно, – сказала я им. – Использую все, что вы мне дадите. Так будет более достоверно.

Я даже не представляла, как далеко зайду. Но я опиралась на свой единственный предыдущий опыт любви из эмоциональной памяти, и было только одно место, куда вели меня эти мои инстинкты. Три относительно неглубоких боковых разреза в левой локтевой ямке. Потребовалось бы несколько часов, чтобы истечь кровью.

И то же самое, когда я мельком увидела Фрэнка в парке в тот день. Я не среагировала улыбкой или взмахом руки, но спросила себя, что мой персонаж думает об этом. Я использовала этот момент, чтобы заставить Патрика поверить – я все еще его подозреваю. И поэтому у него не было причин подозревать меня.

Давая ему крошечные намеки на свой внутренний мир, почти такой же извращенный и социопатический, как его собственный. Но всегда, всегда следуя сквозной линии, одной всеобъемлющей истине, которая заставляла моего персонажа все глубже погружаться в его объятия.

– Я все еще люблю его, – тихо говорю я.

– Кого? – Фрэнк хмурится, не понимая. – Этого ублюдка? Почему?

– Оказывается, Кэтрин была права – это нельзя просто снять вместе с макияжем. Я заставила себя войти в его голову. И какая-то часть меня не может оттуда выбраться.

Он какое-то время изучающе смотрит на меня.

– Скажи, Клэр, как далеко ты бы зашла? Я имею в виду, если бы нас там не оказалось. Ты смогла бы нажать на курок, выстрелить в ту девушку?

– Я думаю вопрос в том, где заканчивается игра, не так ли? – Я трясу головой. – Нет, конечно, не смогла бы.

Я говорю это так гладко, что даже сама была бы удивлена, обнаружив, что это ложь.

Потому что вопрос неправильный. Это совершенно неправильный вопрос. Фрэнк должен был спросить, что бы я сделала, если бы Патрик убил ее. Если бы я сломалась и в результате умерла от его рук. Или мы занимались бы любовью рядом с ее еще теплым трупом. Фрэнк сентиментален, как все американцы. Голливудская концовка, которую я ему даю, удовлетворит его, как упаковка попкорна с маслом.

Кто настоящая Клэр Райт? Та, что сидит здесь, держа свою драгоценную грин-карту и обменивается любезностями с человеком, который ее преподнес? Или та, которая влюбилась в темноту, что почувствовала глубоко внутри единственного мужчины, которого не смогла соблазнить? Что из этого спектакль: та, кем я была тогда, или та, кто я сейчас?

Некоторых парней захватывает сумрак, и они уже не могут его отпустить…

Фрэнк смотрит на меня как-то странно.

– Может, тебе стоит вспомнить, что говорят на съемках, Клэр?

– Да? – отзываюсь я. – И что же?

– Не рассчитывай на место.

– Верно, – говорю я, улыбаясь. – Не рассчитывай на место.

Я поднимаю бокал и произношу тост за Фрэнка. Странный взгляд, который он только что бросил на меня – беспокойство, смешанное со страхом, – упрятан куда-то глубоко.

Я использую его когда-нибудь.

И невидимая камера в моей голове медленно поднимается и уходит, освобождая нас. Наши голоса затихают на фоне болтовни в ночном нью-йоркском баре по мере того, как слово «Конец» на экране исчезает и начинаются титры.





Благодарности




Семнадцать лет назад под другим названием и другим именем я написал роман об актрисе, которой дали роль в операции под прикрытием. Он получил положительные отзывы, был опубликован в нескольких странах, а затем – как и многие книги – не смог продаться. У меня осталось чувство обиды – не на издателей, которые сделали все, что могли, а на себя. Я чувствовал, что отбросил интересную идею, не написав достаточно хорошую книгу.

Перенесемся теперь почти на два десятилетия вперед. Успех романа «Предшественница» позволил мне переиздать предыдущую книгу. Но я не хотел возвращать недостаточно хорошо написанное произведение читателям. Я хотел начать все сначала и написать его с нуля. Что я и сделал. Эта книга, построенная вокруг той же идеи, что и предыдущая, и даже содержащая некоторые сцены из написанной ранее, совершенно отличается по сюжету, характеристикам и структуре.

Переводы стихов Бодлера – мои собственные. Во многих случаях я взял на себя смелость опустить или сжать стихи, чтобы они соответствовали требованиям триллера. Ни в одном случае, однако, я существенно не исказил смысл.

В этом послесловии я благодарю за помощь профессора Чао Цзы Чэна, Майкла Уорда, Кларка Моргана, Антею Уилли, Мэнди Уилер, Йена Уайли, Шона Гриффитса, Брайана Иннеса, Сэма Норта и моего агента Карадока Кинга.

К этим именам я бы сейчас хотел добавить и имена Кейт Мисяк, Дэниз Кронин, Кары Уэлш и всей команды издательства Penguin Random House, а также Милли Хоскинс и Кэт Эйткин из United Agents. И Карадока Кинга – повторно.

Я также благодарю Тину Седерхольм и доктора Эмму Фергюссон за неоценимые советы по первому изданию. В нем я дал имя Дурбан самому порядочному, преданному и стойкому человеку, которого встречает Клэр, и посвятил книгу моему другу и коллеге Майклу Дурбану. Семнадцать лет спустя по тем же причинам я посвящаю ему новое издание романа.