Серьга Артемиды

Продюсер Герман потянул Тонечку в сторону. Они зашли за зеленую стену, состоявшую из сдвинутых вплотную фикусов и пальмочек в кадках. Здесь оказался еще один стол, о котором Тонечка тоже не подозревала, как и о существовании официантов. Стол и стулья были деревянные, настоящие.

— Присаживайтесь! — продюсер Герман широким жестом указал на стул, официант проворно составил с подноса всю спасенную Тонечкину еду. — Я только позвоню, чтоб Васю домой отвезли, а то забузит, хлопот не оберемся. — И официанту: — Холодный кофе заберите, принесите горячий. И еще пепси-колы со льдом! — И в трубку: — Дина Евгеньевна! Отправьте кого-нибудь вниз, в буфет, пусть Филиппова домой отвезут. Да, здесь, и не в форме!.. И чтоб прямо до квартиры…



Тонечка наблюдала.

Продюсер говорил негромко и уверенно, видимо, даже не подозревая о том, что кто-то может его ослушаться или не выполнить указаний. Нужно особое умение, чтобы так говорить!..

Принесли кофе — над чашками поднимался пар, это указание выполнено, — и продюсер бросил телефон в рюкзак. У него был не портфель, а рюкзак. Должно быть, он тоже «опережал молодых».

— Вы Васю извините, — сказал он, боком подсаживаясь к столу. — Пьет сильно и… не по делу.

Тонечка пожала плечами.

— Да ничего особенного, — промямлила она. — Мне кажется, я его другим никогда и не видела. Можно, я поем?..

Продюсер изумился и словно спохватился:

— Конечно! Я, собственно, и решился подойти потому, что Вася вам есть не давал!..

…Ему на самом деле очень понравилось, как она ест! С таким восторгом и удовольствием. Нынче при еде принято жеманиться и кокетничать, как в давние времена перед кавалером, а эта просто с удовольствием ела!..

Он глотнул кофе, запил ледяной пепси-колой, быстро взглянул на соседку — она доедала сардельку, — и ему стало неловко.

Да ладно, сказал себе продюсер Герман.

— Я правда хотел еще раз с вами поговорить, — начал он, чтоб неловкость прошла. — Или сейчас не время?

— Самое время! — возразила Тонечка и нацелилась на бутерброд.

…Вот бы рассказать кому, что она обедает за фикусами в обществе самого знаменитого в России продюсера! И он еще с ней разговаривает! Но кому рассказать-то?.. Дочери нельзя. Матери бессмысленно — ее такие истории не интересуют.

Тонечке в голову не приходило стесняться, «держать спину» или как-то «соответствовать»! Этот человек, сидевший напротив, настолько далек от нее, водораздел между ними настолько глубок и широк, что ей не может быть дела до того, что он о ней подумает! Да он и не думает о ней!..

— На совещании было много всего сказано, но мне важно, чтобы героиня — вот эта будущая — все же имела какой-то человеческий облик, понимаете?..

Тонечка закивала, принимаясь за бутерброд. Какая разница, что он там говорит, этот человек из параллельной вселенной?..

— Ну, чтобы у нее были недостатки, проблемы, но не киношные, а как у людей.

Тонечка искоса на него взглянула.

…Да неужели? Великий продюсер хочет, чтобы сценарист написал про людей так, чтобы они были похожи на людей? Вот новости!..

— Александр… — тут она напрочь забыла его отчество, позорище какое!

— Называйте меня Сашей, — ни с того ни с сего брякнул продюсер. — А я вас стану называть Тонечкой. Вас редакторы так называют. Можно?

Вот тут она удивилась. И посмотрела на него. И перестала жевать.

— Можно, — сказала она осторожненько.

…Что, вот прямо так — Саша и Тонечка?!

Вот бы рассказать кому-нибудь!.. Только некому, а тем, кому можно рассказать, нельзя ничего рассказывать!

Продюсер Александр Герман через пять, нет, через три минуты забудет о существовании сценариста Антонины Морозовой!

Тонечка придвинула к себе кофе и тарелочку с пирожными «картошка». Два пирожных!.. И предложила великодушно:

— Хотите?

— Хочу.

Они взяли по «картошке» и откусили.

— Саша, — начала Тонечка, наслаждаясь каждой секундой происходящего. — Всякий раз, когда пишу сценарий, я пытаюсь убедить заказчиков, что люди в кино должны быть похожи на людей, дети на детей, дома на дома, и так далее! И мне еще ни разу не удалось, представляете! А сценариев я написала… много.

— А… что мешает?

Тонечка засмеялась:


— Все в один голос говорят, что вы! Это не понравится Герману, Герман не подпишет такую заявку, под это Герман не даст эфирное время!..

— Ах, вот в чем дело.

— Ну, конечно! — Тут она воодушевилась. — Смотрите. Вот сериал, который на той неделе вышел. Я переписала сценарий двенадцать раз. Двенадцать, Саша, это не шутка!.. И каждый следующий вариант был хуже предыдущего! Я постепенно убрала оттуда все, что делает жизнь… жизнью. Сначала собаку — с ней много возни, ее неохота снимать. Ладно, хорошо, не будет собаки. Потом бабку. Бабка старая, некрасивая, никто не хочет смотреть на бабку, а все хотят на молодых. Не стало бабки, шут с ней! Потом осень пришлось переделать в лето, в сериале всегда должно быть лето, никто не хочет смотреть на осень!..

Александр Герман засмеялся.

— А что вы смеетесь? Я не выдумываю! Так и есть!.. Потом начались какие-то проблемы с режиссерами. Мне сто раз сказали, что мой сценарий настолько плох, что его никто не хочет снимать! Наконец-то нашли одного, вроде он согласился. И он переписал сценарий заново. Весь, от начала до конца!.. Он оставил только имена героев, а все остальное… переделал. Закажите мне еще кофе, Саша!

— Да, конечно.

— И все ссылаются на вас! Вы не дадите денег. Вы не дадите время. Вы не подпишете. Вы не разрешите.

— Плохо дело.

— Вот именно!

— Пирожное еще попросить?

— Да. Нет. Вообще-то я на диете.

— А!..

Из-за стены фикусов и пальмочек слышался буфетный гул и какие-то восклицания. Александр Герман раздвинул листья, выглянул и сказал озабоченно:

— Я сейчас вернусь. Только Василия домой снаряжу.

Пока он ходил, Тонечка допила пепси-колу, сыто вздохнула, отряхнула шоколадную пыль с пальцев и крошки с джинсов. В общем, приготовилась.

— Вот что, — сказал Герман, вернувшись. — У меня созрел план. Вы сейчас что собираетесь делать?..

Тонечка уставилась на него. Глаза у нее были круглые, темные. Ему казалось — веселые. Ему вообще казалось, что она какая-то веселая!..

— Я собираюсь поехать на работу и начать писать для вас заявку. Вот эту, про которую сегодня полдня совещались!..

— А вы быстро ее напишете?

— А когда нужно?

Тут он захохотал.

— Вообще-то как обычно — хорошо бы вчера.

— Тогда напишу быстро.

— Нет, не так. Заявку вы начнете писать завтра. А сегодня я вас прошу съездить со мной на «Мосфильм». Там кастинг в большой проект. Я вас прошу посидеть и послушать. Ну, просто послушать, как актеры произносят текст.

— Меня?! Я ничего не понимаю в актерах! И в кастингах!

— Зато в текстах понимаете, — сказал продюсер Герман так, что Тонечка поняла: его нельзя ослушаться или не выполнить указаний. Придется слушаться и выполнять, это как бы компенсация за то, что он с ней разговаривает и даже угощает кофе! — Вы на машине?

— Что вы, нет, конечно! Разве сейчас можно по Москве на машине?! Нигде не проедешь, и час стоянки пятьсот рублей!

— Отлично, поедем на моей. Да что это там Василий все бузит?!

Он оставил на столе деньги — довольно много, Тонечке так показалось, — подхватил свой рюкзак, вырулил из-за фикусов и пальмочек.

Тонечка поспешала за ним.

Режиссер Василий Филиппов вырывался из рук официанта и еще какого-то человека в костюме, которые пытались поднять и увести его. Вырывался он довольно ловко. Со всех сторон, из-за всех столиков на него смотрели, кто-то фотографировал.

Александр Герман подошел, твердо взял горюющего под локоть, рывком поднял и повел. Тот пошел.

— Где машина? — не оглядываясь, спросил он у человека в костюме, рысцой трусившего следом.

— Прямо у входа, Александр Наумович!..

— Нужно было сразу увести, — с досадой говорил на ходу продюсер. — Нет, довели до скандала!..

— Да как его уведешь, Александр Наумович, если он… не идет?

Режиссер Филиппов вдруг вырвал руку, схватил Германа за плечо и сильно притянул к себе.

— Она знала, понимаешь?! — почти крикнул он продюсеру прямо в лицо. — Она все знала! За это и убили! И меня убьют, вот увидишь!