Разрушительница пирамид

Максик кивнул и лучезарно улыбнулся.

– Как только у нее язык поворачивается говорить о нем такое! – не унималась мама. – Максик – практически святой.

Он скромно потупил глазки, но возражать не стал, а я сказала:

– Дождемся его канонизации, которая непременно последует за благочестивой кончиной.

– Вот ведь папаша родимый! – обиделась мама. – Ты завтра на похороны идешь?

– Нет, – ответила я.

– Почему?

– Я с Любашей даже знакома не была.

– Но… Пелагея сказала, мероприятие обещает быть интересным. А потом… у нее ни родных, ни друзей… Должен кто-то проводить человека в последний путь.

– Вот и проводите, если Пелагея не против.

Пелагея, легка на помине, возникла в кухне.

– Ева, как насчет мартини? Ты-то хоть со мной выпьешь?

– Давай, – кивнула я, достав под неодобрительным маминым взглядом из холодильника апельсиновый сок.



В десять утра, наскоро позавтракав, все обитатели дома толпились в холле, готовясь отбыть на похороны. Пелагея вырядилась в черное кружевное платье, которое, как выяснилось, осталось с похорон мужа. Судя по ее наряду, похороны Савелия Кузьмича удались.

– Убитая горем вдова, – съязвила я, когда Пелагея закончила повествование о том, в какой спешке местный дизайнер дошивал ей платье.

– Ага, – поддакнул Савва. – Я видел больше горя на турецкой свадьбе. Может, на похороны подруги есть смысл одеться как-то иначе?

– Любаша бы меня поняла, – вздохнула Пелагея.

– Ну да… У нее башка тоже набекрень…

– Не смей! – взвилась «бабка». – В такой день… – махнула рукой и поспешно водрузила на голову шляпу с россыпью черных роз.

Притихшие мама с Максиком, переминаясь с ноги на ногу, жались к двери. Мама, кстати, тоже была в шляпке, аккуратной, но довольно кокетливой, несмотря на черную вуаль, а также в черном платье с ниткой жемчуга.

– Откуда это у тебя? – удивилась я.

– Мы съездили к Пелагее. Еще вчера. Надо же было подготовиться.

Мужчины, судя по их внешнему виду, о подготовке не заботились. Оба были в джинсах, Максик – в футболке без принта, а Савва – в темно-синей рубашке, которая очень ему шла.

– Ну, с богом, – сказала Пелагея и первой шагнула за порог, вдруг обернулась и погрозила пальцем. – Савка, только попробуй все испортить!

– Ни-ни, – покачал головой он. – Я же с понятием. Это твой бенефис…

Вскоре я осталась одна, в легкой обиде, что ни Савва, ни Пелагея меня на похороны не позвали. Я, конечно, и не собиралась, но… В общем, чувствовала себя ребенком, которого забыли дома. И чтобы избавить себя от подобных мыслей, села за работу. Обедала в одиночестве, а потом и вовсе загрустила. Пора бы им вернуться.

Вскоре после этого хлопнула входная дверь, и появилась Пелагея. Почему-то в одиночестве.

– А где остальные? – спросила я, выйдя в холл, где она, сбросив свою роскошную шляпу и туфли на высоченном каблуке, с тяжелым вздохом плюхнулась в кресло.

– У всех дела… Савва при первой возможности сбежал, точно из-под венца. А мамаша твоя с малахольным по делам отправились. Что за дела, мне неведомо. Но в целом все прошло душевно. Я вот теперь думаю, может, и мне все заранее заказать?

– Похороны, что ли?

– Ну…

– Может, лучше пока на чужих потренироваться?

– Есть кто-то на примете?

– Лично я предпочла бы пожить подольше. Но, похоже, кое-кто против…

– Да ладно, – сказала Пелагея. – Савва тебя в обиду не даст. Не удивлюсь, если вскорости придется гулять на вашей свадьбе.

– Откуда такой оптимизм? – хмыкнула я.

– Вижу, как на тебя «внучок» зыркает. Правду говорят, как веревочка ни вейся… в смысле, на каждого мужика найдется женщина, способная затащить его в ЗАГС.


– Наверное. Но конкретно в этом случае у меня сомнения.

– С какой стати? – удивилась Пелагея.

– Да с какой стати ему в меня влюбляться?

– По-твоему, этим процессом можно как-то рулить?

– Не знаю.

– Не знает она! – передразнила Пелагея. – Взять, к примеру, Каверина. Ужом вокруг тебя вился, и ты вроде не прочь втюриться. И что? Ничего.

– Неправда. Я влюбилась…

– Кому ты вкручиваешь? Будь так, сейчас бы с ним в обнимку сидела. А ты нашла подходящий повод и смылась.

– Я свяжу свою судьбу только с честным человеком, а не с жуликом, который из-за денег готов на преступление.

– Тогда вы с Саввой нашли друг друга. Вот уж кому деньги пофиг… Хотя, знаешь, иногда я думаю, он прав.

– В чем? – спросила я.

– Решишь, что деньги главное, и, считай, свою жизнь профукал. Вот такая мораль вырисовывается.

– Еще полно времени все исправить.

Пелагея усмехнулась.

– Ага, а куда гнусную натуру денешь? Ладно, это у меня сегодня настроение дохлое. Провожала подругу в последний путь и думала: ну и на хрена все это? Жизнь наша, я имею в виду.

– Может, лучше мартини выпьем? – предложила я, и Пелагея с готовностью согласилась.

Часа через три вернулись мамуля с Максиком. К тому моменту я успела выслушать историю жизни Пелагеи Сергеевны практически с младенчества и до наших дней. Если честно, интерес вызвала лишь та часть, где был задействован Савва. Наплевав на возможные усмешки, я задала множество вопросов, успев понять: мне нравится говорить о Савве. Если быть точной, мне нравился сам Савва. Это я вынуждена была признать с некоторой долей печали. Права Пелагея, в плане высоких чувств от нас зависит не так много. Познакомившись с Кавериным, я с утра до вечера твердила: «Какое счастье, какой красавчик, как мне повезло!» И что? А ничего. А тут счастьем не пахнет, внешний вид избранника, скорее, настораживает – и нате вам.

Данные мысли вызвали грусть, плавно переходящую в большую печаль. То ли виной тому мартини, то ли сомнения в том, что взаимная симпатия имеет место, но к маминому возвращению я готова была разреветься от жалости к себе.

– Да что ж такое! – разозлилась мама, обнаружив нас за столом. – Что ни день, то пьянка.

– Так ведь повод, – обиделась Пелагея.

– Покойников, между прочим, компотом поминают.

– Правильно. Мартини, считай, тот же компот.

– Где вы были? – спросила я.

– Максика на работу вызвали. Такие странные люди, как будто нельзя войти в положение…

– Так Максику теперь на работу ходить придется?

– Он больничный взял.

– И как это согласуется с его принципами? Он же абсолютно здоров.

– У меня поднялась температура, – возразил Максик, входя в кухню. – Я впервые был на похоронах, да еще таких красивых…

– Хочешь тебе такие же закажем?

– Это не очень хорошая идея. Китайцы считают, таким образом мы провоцируем судьбу, что случай с Любашей лишь подтверждает.

– А я с папой помирилась, – огорошила мама.

– С чего вдруг? – брякнула я.

– Максик сказал «надо». Простить врага и отпустить проблему.

– Папа – не враг…

– Я образно. Есть такая практика: представляешь, что встретился со своим врагом, прощаешь его, мол, спасибо тебе, дорогой, за урок. И обязательно его обнимаешь. А потом машешь ему рукой на прощание и идешь своей дорогой. Вот я и подумала, чего мне папе мысленно махать, когда в натуральную величину, так сказать, можно. Ну, я и позвонила. Папа сразу прибежал, хотя слегка нервничал. То есть не слегка, а даже очень. Так и тянуло дать подзатыльник этой вражине! Но Максик сказал «простить», и я простила.

– Максик с тобой был? – нахмурилась я.

– Нет. Ритуал прощения в компании не проводят. Так-то доча. Мы с папой обнялись, он даже заплакал. Я тоже хотела, но почему-то не получилось. Папа ушел, а я таки помахала ему вслед. И сразу легче стало. Все, как Максик говорил. Теперь у меня одна забота: твое счастье, доча. В связи с чем меня очень беспокоит твоя внезапно обнаружившаяся тяга к спиртному.