Рабыня страсти

— Ты делаешь мне больно, Иэн! — рыдала она. — Прекрати! Прекрати!

Но он словно ее не слышал. Член его двигался в ней все быстрее и быстрее, и вот Иэн громко застонал и, покрытый потом, распростерся на ней.

— О Иисусе, ну и трудно было, детка, — твой потаенный проход еще так узок, но мы поможем горю, мой жеребец и я… — горячо зашептал он ей на ушко. Затем он слез с постели, взял свечу и, приподняв ее повыше, с ухмылкой осмотрел ее бедра, простыню и свой теперь уже обмякший член — все было запятнано алой кровью. Подойдя к двери, он распахнул ее:

— Войди, папа, и погляди сам. Моя женушка и вправду оказалась девственницей — или я ошибся, Груочь?

«…Поначалу было очень больно, а потом уже не так», — думала Риган. И все равно, ей не понравилось совокупление, вовсе не понравилось… Смущения она не чувствовала. Ей просто было очень холодно — оттого она и дрожала. Если это называется любовью, то пусть этим занимается сестрица… Для нее же в этом нет ничего привлекательного.

— Вздуй Дональда от моего имени, папа, — сказал отцу Иэн. — Щенок нам солгал.

— Так говорила и маленькая монашка, когда я спросил ее нынче обо всем этом, — отвечал Элэсдейр-Фергюсон. — Ну и прекрасно, я рад, что девица оказалась непорочной. Не стану мешать тебе, парень. Наслаждайся — и доброй тебе ночки!

…Риган думала, что Иэн никогда не уснет. Еще дважды он терзал ее измученное тело. Потом, наконец, к ее величайшей радости, он громко захрапел. Когда она убедилась, что он крепко уснул, Риган выпросталась из-под одеяла и, подняв с пола сорочку, тихо, словно мышка, скользнула за дверь. Быстро спустившись ниже этажом, она вошла в покои, где ее сестра сидела у ложа матери.

Груочь вскочила на ноги.

— С тобою все в порядке? — прошептала она.

— Ну, знаешь… — отвечала Риган. — Он причинил мне ужасную боль. — Она вкратце пересказала все, что произошло в спальне наверху. — Лучше тебе поспешить наверх, пока он не проснулся. У меня нет сомнений, что это чудище снова захочет поиметь свою молодую женушку еще до рассвета. Он похотлив, словно жеребец, моя сестрица.

Сестры снова обменялись платьями, а Груочь намазала внутреннюю поверхность бедер заранее заготовленной цыплячьей кровью и торопливо натянула сорочку.

— Спасибо тебе… — просто сказала она. И вот ее уже. и след простыл…

Риган торопливо смыла со своего тела следы позора и облачилась. Потом уселась и поморщилась от боли, когда ее маленькая попка соприкоснулась с досками лавки. Как все-таки это больно…

— Риган… — голос матери пробудил ее от тягостных раздумий.

Риган наклонилась к умирающей, вглядываясь в ее лицо:

— Что?

Мать протянула руку и крепко сжала ладонь дочери:

— Ты добрая девочка… — И Сорчи Мак-Дуфф не стало.

Риган была потрясена, но чем именно, она не могла с уверенностью сказать. Кончина матери была так проста… Чего не скажешь о ее последних словах. Она всю жизнь прождала ласкового слова от Сорчи Мак-Дуфф, но вся любовь матери была лишь для Груочь, все ее мечты и чаяния были связаны лишь со старшей, с любимицей… Лишь ей говорила Сорча ласковые слова. А вот последних слов матери никто у Риган не отнимет…

— Ах, мама! — только и смогла она выговорить. — Да приимет Господь твою бедную душу…

Освободив пальцы от пожатия мертвой руки, Риган Мак-Дуфф спустилась вниз, в зал, чтобы сообщить Мак-Фергюсу, что мать ее опочила. Он кивнул, и ей показалось, что в голубых глазах его блеснули слезы.

— Я позову старую Бриди, чтобы она омыла и убрала тело как подобает, милорд, — сказала Риган. — Пусть Груочь с молодым мужем спят спокойно…

— Да, — согласно кивнул он. И более не вымолвил ни слова.

На следующий день они предали земле тело Сорчи Мак-Дуфф возле могилы ее мужа, на склоне холма у озера. День был серый и дождливый. Когда завернутое в саван тело опускали в могилу, трубы играли гимн клана Мак-Дуфф. После смерти Торкиля сердцем клана стала Сорча. И вот это сердце перестало биться… Наследница Бен Мак-Дун замужем за Фергюсоном, а через месяц сестра ее поедет через всю Шотландию в монастырь, и более никто ее не увидит. Погребальный плач Мак-Дуффов был горьким, продолжительным и непритворным…

Джеми Мак-Дуфф разыскал Риган:

— Ну и как, понравилась Иэну Фергюсону его невеста? — с лукавинкой спросил он.

— Она была чистой и непорочной, — спокойно ответствовала Риган, — и если кто-то усомнится в этом, то получит кинжал в самое сердце, кузен. — Голос ее звучал предупреждающе.

— Выходи за меня… — сказал он, изумив девушку несказанно.

— Что? Может быть, ты спутал меня с Груочь, юнец? Нет, ты просто хочешь оскорбить меня… Не разыгрывай дурня, Джеми, — дружески посоветовала ему она.

— Ты дочь Торкиля Мак-Дуффа, — объяснил он. — Ты знаешь, что многие хотят возрождения попранной чести клана Мак-Дуфф и падения Фергюсонов…

— На свете множество дурней, Джеми Мак-Дуфф, — отвечала Риган. — Я никогда не знала отца: он погиб в междоусобной брани еще до моего рождения. Все эти годы мы жили в мире. Фергюсоны значительно превысили нас числом, потому и победили. Для чего ты вновь затеваешь смуту? Чтобы наши юноши вновь гибли во славу клана Бен Мак-Дун? Нет, я не возьму на душу такого греха…

— Твоя мать никогда бы не сложила оружия…

— Наша мать мертва, — грубо оборвала его девушка. — И если тебя существующее положение вещей не устраивает, Джеми Мак-Дуфф, — убирайся! Покинь клан Бен Мак-Дун! Я не позволю тебе разрушить счастье сестры!

— — Счастье? Уж не с Иэном ли Фергюсоном? — недоверчиво и насмешливо спросил он.

— Только нынче утром она по секрету призналась мне, что Иэн — восхитительный любовник, — сказала Риган. И неумолимо прибавила:

— Лучший, какого она когда-либо знала…

В ярости юноша покинул ее. Больше она никогда его не видела. К своей радости, она несколькими днями позже узнала, что Джеми Мак-Дуфф завербовался в солдаты и уехал в какую-то неведомую Византию. Груочь же была просто счастлива отделаться от своего бывшего возлюбленного. Страстность молодого мужа пришлась ей весьма по вкусу, и она была вполне довольна…


Риган все еще оставалась в замке Бен Мак-Дун, но, к своему изумлению, обнаружила, что без матери она здесь и вовсе чужая. А Груочь вскоре стала мучиться ревностью при малейшем знаке внимания, оказываемом ее супругом родной сестре. Теперь она беззастенчиво торопила ее со сборами и отъездом. И радостно вздохнула, узнав, что месячные у Риган пришли вовремя…

— Ну теперь-то ты едешь? — спросила она чересчур прямо. , — Да, — отвечала Риган. — Но ведь ты дашь мне время, чтобы оправиться, сестра? Ты же знаешь, как тяжело мне будет в дороге, да еще теперь…

— Ну конечно, — с неохотой вымолвила Груочь. — К тому же это путешествие будет не из легких. Я не хочу, чтобы у тебя были лишние проблемы…

— Когда я уеду, мы больше никогда не увидимся, — сказала Риган. — Но я всегда буду любить тебя, Груочь.

— И я… — сказала Груочь. Голос ее смягчился. — Правда, я вовсе не хочу, чтобы ты уезжала, но старик тверд в своем решении. Он говорит, что ты своим присутствием здесь лишь искушаешь клансменов Мак-Дун, моя Риган…

— И он прав, — отвечала сестра. — Джеми Мак-Дуфф так просто напрямик предложил мне пойти за него и восторжествовать над Фергюсонами, но я прогнала нахала.

Причем передала ему, будто ты сказала, что Иэн как любовник даст ему сто очков вперед.

— Да, это так, — хихикнула Груочь. — Ты права была, когда назвала его жеребцом, моя Риган. Я сейчас уже почти жалею, что беременна — ведь скоро живот мой станет настолько велик, что я не смогу ублажать его. Тогда он снова пойдет по деревенским бабам…

— Ты уже сказала ему, Груочь?

— Нет, но скоро обрадую. — Груочь улыбнулась. — Он надуется от гордости как петух, да и старик растает от счастья, — заключила она.

«…Она довольна», — подумала Риган. — Возмездие, задуманное нашей матерью, совершается, но, похоже, Груочь нет до этого уже ровным счетом никакого дела. Она просто счастлива, что стала женою Иэна Фергюсона, правда, не пойму с чего… Нет, конечно, он смазливый парень, но неотесанный и грубый. С каждым годом он все более будет походить на отца. Хотелось бы поглядеть, каковы будут их детки, но этого я никогда не увижу. Скоро, очень скоро я покину Бен Мак-Дун. Когда-то я думала, что мне будет больно, но теперь… Груочь нашла свое место под солнцем, а вот я нет.«

Погожим весенним утром Риган Мак-Дуфф покидала то, что всю жизнь считала родным домом. Путешествие должно было занять не менее двух недель — им предстояло пересечь Аллоа и попасть в область, именуемую Стратклайд, в юго-западной оконечности страны. Девушку сопровождали воины обоих кланов. Старый Мак-Фергюс показал ей небольшой, но увесистый ларец, который затем вручил капитану стражи.

— Твое наследство, кроха, — сказал он. — Эндрю собственноручно вручит его матери Уне. — Затем, почувствовав, что девушка в смятении, прибавил:

— Обитель Святой Майры находится на самом побережье. Я знаю, милая, ты ведь никогда не видела моря. Оно может быть прекрасным, и пугающим, яростным и бурным. А в ясный день ты сможешь увидеть даже скалы Эйре, земли кельтов, по ту сторону пролива. Аббатисой в обители моя родственница Уна, по крайней мере, была ею, когда ты родилась. Она добрая женщина, насколько мне известно… Ну а если ее там уже нет — все равно: твое имя давно занесено в тамошнюю книгу, тебя ждут, тебя примут. Отныне там твой дом.

— А здесь я теперь чужая, милорд? — храбро спросила Риган.

Мак-Фергюс вздохнул:

— Боюсь, не быть тебе доброй монашкой, но что еще могу я сделать для тебя, милая? У Бен Мак-Дун может быть только одна наследница, та, которая сейчас стала женою моего сына. У них вскоре родится дитя. Ты опасна для нас, Риган Мак-Дуфф. Даже не произнося ни слова, ты можешь одним своим присутствием поднять клан Мак-Дун на мятеж против нас, Фергюсонов, а этого я не допущу! Ты ведь не глупышка. Ты все понимаешь…

— Да, — кивнула Риган. — Но это не значит, что все это мне по душе. А могу я остаться? Я не допущу волнений среди Мак-Дун! Буду сидеть тише воды, ниже травы. Для меня невыносима мысль, что меня заточат навеки…

— Раскрою тебе один секрет, детка, — сказал Элэсдейр Фергюсон. — Сперва придется научиться терпению. Пока ты молода, это будет нелегко… А потом, дитя, стремись к власти там, за монастырскими стенами. Ты ведь явно не удовлетворишься положением простой монахини — и добро! Познав власть, ты обретешь и покой. А теперь пойди и простись с сестрой.

Груочь и радовалась, и печалилась из-за отъезда сестры. Сознание ее раздвоилось: одна половинка испытывала облегчение. Ведь Иэн частенько поддразнивал ее, говоря, что когда-нибудь может их ненароком спутать… А что, если он по ошибке окажется в постели крошки-монашки, как он всегда называл Риган? В этой шутке была доля правды, что крайне волновало Груочь… К тому же Риган знала ее тайну. А если в замке не будет Риган, то Груочь сможет сделать вид, что дитя, шевелящееся у нее под сердцем, и впрямь от Иэна — ведь мать унесла тайну с собой в могилу. Более никто ни о чем не подозревал.

…И все же Риган была такой же частью ее, как, например, правая рука или нога. Они всю жизнь были неразлучны — а теперь им предстоит расстаться навеки. И вряд ли они когда-нибудь снова свидятся…

Сестры крепко обнялись, цепляясь друг за друга в тщетном порыве… Слова были бессильны. Потом Риган помогли взобраться на низкорослую лошадку. Она всего раз обернулась — но увидела лишь, что Груочь рыдает на плече мужа. Она даже не помахала рукой на прощание…

Они ехали куда быстрее, нежели предполагала Риган. Деньки стояли погожие, а ее свита хотела поскорее Доставить девушку в обитель и убраться восвояси домой. Воинам было неуютно в незнакомых землях. Сначала они ехали на запад, затем повернули на восток. И если бы не грустная цель путешествия, Риган от души наслаждалась бы… Она была очарована красотою природы. А ночами они вставали лагерем у самой дороги, лишь изредка находя приют в обители какого-нибудь монашеского ордена. Все воины, сопровождавшие ее, будь то Мак-Дуффы или Фергюсоны, были с нею неизменно почтительны — и не более. Чему, кстати, девушка была несказанно рада: никаких склок, никаких плановых распрей…

Наконец, они выехали на дорогу у самого побережья, и вид моря поразил Риган. Казалось, оно безбрежно, бесконечно…

— У него и вправду нет конца и края? — вслух спросила она.

— Представляю себе, как какая-нибудь девушка на том берегу спрашивает в точности о том же… — с улыбкой отвечал капитан стражи. Он был Мак-Дуфф, и хотя всем сердцем сочувствовал Риган, но вовсе не хотел возрождения старых родовых распрей между Мак-Дуффами и Фергюсонами. Семейные люди всегда предпочитают мир…

Вскоре погода переменилась: с моря подул холодный ветер, и закапал дождь, поэтому обитель Святой Майры выглядела не слишком гостеприимно, когда они постучались у ворот. Большое серое здание за высокими стенами, сложенными из огромных булыжных глыб, стояло на самом берегу моря. Привратница, маленькая и суетливая монашка, впустила Риган и капитана.

— Прошу вас, подождите, — сказала она тихо и смущенно. — Пойду и доложу матери Юб, что у нас гости.

— А мать Уна? Она больше не аббатиса? — спросила Риган монашку. — Может быть, меня здесь уже никто не ждет… — прибавила она с надеждой.

— Мать Уна уже очень стара и живет в монастыре на покое, — объяснила маленькая монашка. — Но делами обители она больше не может заниматься. — И монашка поспешила вон.

— Не думаю, чтобы в столь тихом местечке были такие уж серьезные дела… — сказал капитан, но, оглядевшись, не мог не признать, что Обитель очень и очень богата. На дубовом столе красовались золотые и серебряные подсвечники, на стенах висели великолепные гобелены. В комнате, где им предложено было дожидаться, был прекрасный камин с хорошей тягой — тут совсем не пахло дымом.

— Здесь вы будете в безопасности и довольстве, леди, — постарался как мог утешить грустную девушку капитан.

— Стены… Такие высокие стены, — сказала Риган. — Вокруг замка Бен Мак-Дун не было стен. Я могла спокойно приходить и уходить, когда захочу. Не люблю стен…

» Убегу! — думала она. — Как только уедут воины, тотчас же убегу. И никому не будет до меня никакого дела «.

— Может быть, если бы замок Бен Мак-Дун был обнесен крепостной стеной, ваш отец был бы сейчас жив, а вы просватаны за хорошего человека, как ваша сестра…

Двери открылись и вошла высокая миловидная женщина. Она была в черном, по обычаю монастыря, но на ее груди сверкал поразительной красоты крест, изукрашенный драгоценными камнями, а рука, протянутая им для приветствия, была вся в перстнях. — Я мать Юб, — произнесла она хрипловатым чувственным голосом. Темные глаза ее с интересом изучали капитана.

— Вот это леди Риган Мак-Дуфф, — промямлил капитан, растерявшись под этим бесстыдным взглядом и в конце концов решив, что не так понял аббатису. — Ее шлет сюда лаэрд Киллилоха, чтобы она стала монахиней в вашей обители. Об этом было договорено уже много лет назад с матерью Уной, родственницей лаэрда. Вот часть ее наследства, матушка.