Прогулка

– А что там, на поезде?

– Там ничего нет.

– Ну а еда-то там есть?

Она закатила глаза.

– Да, еда там есть. Но времени уже нет. Так что выбирайте: поезд или пистолет.

Бен схватил пистолет со стола и взвесил его в руке. То, что надо. Он прицелился в миссис Блэкуэлл. Пес моментально залился злобным лаем. Бен снова опустил оружие на стол.

– Вот что я вам скажу, – обратился он к ней. – Смерть тоже тянется миллионы и миллиарды лет. Так что сегодня стреляться я не намерен, миссис Блэкуэлл. Я возьму этот пистолетик с собой и сяду на поезд, а когда доеду до вашего Постановщика, то пальну прямо в его поганую рожу.

Она саркастически улыбнулась Бену. Он неторопливо прошел мимо нее и взобрался по ступенькам в задней части тормозного вагона. Оказавшись на смотровой площадке, он поднял в ее сторону средний палец руки.

Она покачала головой, а поезд отошел от буферной стойки, гремя и покачиваясь из стороны в сторону, пока достаточно не разогнался, чтобы пойти ровно. Бен двинулся в сторону головы состава через пустой тормозной вагон и пассажирские. В таких поездах он бесчисленное количество раз ездил от Бостона до Вашингтона и сразу узнал знакомый антураж: обтянутые дешевенькой тканью сиденья, туалеты с тяжелыми раздвижными дверьми, маленькие занавесочки, багажные отсеки под потолком с болтающимися дверцами, норовящими врезать тебе по затылку, и белыми стоп-кранами, которыми можно остановить весь поезд. Руди бы этот поезд понравился. Его старший сын просто обожал поезда. Он даже подражал им звуками. Играя в подвале, он то и дело выкрикивал «Ту-ту!».

Пассажиры в поезде отсутствовали. Сидячие вагоны, вагон первого класса и роскошный спальный вагон – все были пусты. Он мог сидеть и спать где угодно. Поезд целиком принадлежал ему.

Кроме вагона-ресторана. Тот оказался последним, куда он зашел, расположенным в голове состава, сразу за локомотивом. Когда Бен протиснулся в дверь и попал в ресторан, он заметил стоявшего за стойкой жуткого старика с ноздреватым гримом. Это был портье Вориса. Восстанавливающийся. Бен взглянул на омерзительного старикашку и попятился назад.

– Чем могу служить, сэр? – спросил портье, сделавшийся барменом. За его спиной располагался стандартный набор из чипсов, напитков и неаппетитных замороженных пицц. Плюс банка для чаевых.

– Теперь ты научился говорить?

– Я всегда умел разговаривать.

– Я-то думал, мы тебя убили, – заметил Бен.

Бармен улыбнулся хитрой и злобной улыбкой.

– Постановщику захотелось вернуть меня обратно.

– Кто ведет поезд? Ворис?

Это лежало за гранью возможного. Но, конечно же, было очень даже возможно. Теперь это было возможнее всего.

– Никто не ведет поезд, – ответил бармен. – Вам что-нибудь подать?

Бен пулей вылетел из вагона-ресторана, промчался сквозь все вагоны до грязного тормозного в конце состава. Оказавшись на площадке, он стал высматривать место, где бы ему получше спрыгнуть, но поезд мчался по рельсам слишком быстро, наверное, километров под двести с лишним в час. Иссохшая трава сменилась пустынным солончаковым плато, и солнце высвечивало его мрачную белизну. Он повернулся к раздвижной двери тормозного вагона, случайно ударившись головой о стальную притолоку, и отключился.





* * *


Когда Бен проснулся, он лежал в постели. Постельное белье украшали изображения автомобилей. В доме. Футбольные плакаты на белых стенах. Что случилось с поездом? С поездом? С каким поездом? Нет никакого поезда. Ты дома. С мамой и папой. Или забыл? Сегодня суббота. На завтрак будут сладкие хлопья.

Бен ощупал свое тело. Он маленький и бледный. Ему семь лет. Вошел отец, пахнущий, как туалетная кабинка.

– Мама все выходные дежурит, – сказал он Бену. – Поедешь со мной.

– Куда?

– Это сюрприз.

Он погрузились в папашин седан-развалюху и отправились в лежавший неподалеку город Шакопи. Еще с шоссе Бен заметил колесо обозрения.

– Верно мыслишь, – сказал отец, потянувшись в бардачок за теплым пивом. – Это парк развлечений. Сегодня прокатишься на «Штопоре».

– Пап, я не хочу.

– Чепуха. Мамы рядом нет. Лучше времени не придумать, чтобы тебе наконец-то покататься на американских горках.

– Мне не нравятся американские горки.

– Да нравятся. Каждый раз, когда мы приезжаем сюда вместе с мамой, ты идешь прямо к очереди, а в последний момент пасуешь. Пора бы и решиться.

Бен принялся скрести дверь в поисках ручки.

– НЕТ.


– Да не дергайся ты.

«Штопор» представлял собой хитроумно изогнутое сооружение черного цвета с перемежавшимися петлями, в которых пассажиры раз за разом переворачивались вверх ногами. Вполне понятно, что подобный аттракцион вселял страх в мальчишку с ограниченными представлениями о центробежной силе. Они припарковались на задворках стоянки парка развлечений, откуда до горок пришлось топать по жаре полтора километра. Старикан был уже выпивши. Они встали в очередь, и когда Бен попытался сбежать, отец схватил его за плечо и не отпускал от себя. Бен вырывался, ныл и умолял отца не сажать его в эту адскую машину. На них начали оглядываться.

– Ты еще сам рад будешь, что я тебя заставил, – сказал папаша, испуская густой пивной аромат.

– Не хочу туда идти, – причитал Бен, весь трясясь.

– Да не трусь ты.

– Я еще не готов.

Папаша опустился на колени и прижал его к себе, больше оттого, чтобы не грохнуться на землю, нежели из нежности.

– Послушай меня, – произнес он. – Просто сделай вид, что ты им рулишь.

– Чего-чего?

– Сделай вид, что ты им управляешь. Это же фиксированная трасса. Ты не можешь управлять ею и указывать, куда ехать. Но если ты притворишься, что рулишь, будет не так уж и плохо. Ну что, логично?

– Нет.

– Тогда просто положись на меня.

Он подтолкнул Бена вперед, и мальчишка захныкал. Теперь уже он хватался за своего пьяного папашу. На них смотрело все больше людей, гадая, не сделать ли замечание и не вмешаться ли (но ни того, ни другого не случилось). Старикан затащил Бена в сверкающую черную вагонетку и застегнул на нем плечевой ремень.

– Теперь отступать некуда, – сказал он Бену.

Бен начал всхлипывать, когда оператор нажал кнопку, и вагонетка начала долгий жуткий путь к верхнему краю трека по толстым черным балкам. Бен слышал лязг цепей, когда те захватили вагонетки и потащили их вперед. Он слышал звон и грохот. Старикан снова прошептал ему на ухо:

– Запомни: рули этой штукой.

Теперь они оказались метрах в тридцати над землей. Цепи перестали грохотать, и все привычные звуки парка замерли далеко внизу. В пустом кусочке неба осталась лишь ужасная, звенящая тишина. Вагонетки достигли верха, а затем с какой-то изощренной жестокостью остановились перед падением вниз, так что Бен увидел, сколько ему придется лететь. Теперь слезы у него лились ручьем, а папаша еще и усугублял его испуг, смеясь, хихикая и крича:

– Ну разве это не здорово?!

Нет, совсем не здорово. Бен думал, что вот-вот умрет. Вагонетки отцепились, и он издал отчаянный младенческий вопль. «Штопор» вдавил его в сиденье, потом приподнял, а затем вывернул ему желудок наизнанку.

Но где-то во время гонки, молясь, чтобы она поскорее закончилась и не убила его, Бен начал наклоняться в сторону изгибов. Трек извивался, и он изгибал свое тело, словно мотогонщик, вписывающийся в поворот. Когда их понесло вверх тормашками, он вжался в сиденье и притворился, что жмет на кнопку форсажа, словно пилот истребителя, уклоняющийся от встречного огня. Он перестал плакать. Он сосредоточился. Он рулил и управлял. Когда вагонетка остановилась, слез как не бывало. Бен рванулся к выходу и сделал круг, чтобы снова встать в очередь.

В тот день он прокатился на горках еще десять раз. Когда они возвращались на машине домой, еще до того, как старикан в очередной раз попался на вождении в пьяном виде и полицейским пришлось довозить Бена до дома, папаша рыгнул и сказал сыну:

– Извини, что ты из-за меня разревелся. Я облажался.

– Я знаю, что ты выпил, пап.

– Нет, я в том смысле, что я действительно облажался. Но у меня есть на то причины. Я знаю, что никогда не сделал для тебя ничего хорошего. Но запомни: все плохое можно превратить в хорошее, если знаешь, как это сделать.





* * *


Он проснулся. Что-то в нем переменилось. Долгие годы смирения, замкнутости и, как следствие, равнодушия словно слетели с него. Снова появилась настойчивость. И неистовство.

Он поднялся на смотровой площадке тормозного вагона, глядя на убегающие вдаль рельсы из-под колес несущегося поезда. Он никак не управлял тропой. Она диктовала ему все. Но теперь это осталось в прошлом. Рули этой штукой. Да, он станет ею рулить. И вырулит прямиком к Терезе. Он вернется к ней. Я проложил здесь тропу. Мне хотелось, чтобы она шла именно тут.

Бармен, прошедший до тормозного вагона через весь состав, похлопал Бена по плечу.

– Вам нужно вернуться внутрь до темноты, – сказал он.

Бен развернулся и с силой врезал бармену по лицу. Затем бросился на старикашку и принялся душить его, колотя по голове рукояткой пистолета.

– Перестаньте! – вскрикнул бармен. – Вам надо вернуться внутрь.

– Как попасть на локомотив? – приказным тоном спросил Бен.

– Это очень опасно!

– ДА МНЕ НАПЛЕВАТЬ!

– Через вагон-ресторан, – прохрипел старикашка. – Там есть лесенка, по которой можно забраться в кабину.