Ничья его девочка

— Нет! Снимай его! Это не платье — это тряпка.

— Снять значит?

— ДА! Прямо сейчас!

Не знаю какой черт в меня вселился, но я дернула змейку и стянула проклятое платье вниз. Оно упало к моим туфлям и в эту секунду у Барского выпала газета и он толкнул чашку с кофе, который ему притащила одна из куриц.

С ним что-то произошло в эту секунду, как и со мной. Нас обоих заклинило. Меня вбило в пол гвоздями, а он смотрел на мои ноги, потом медленно поднял взгляд вверх, и я узнала какими темными могут быть его радужки … и это выражение. Я никогда его раньше не видела. Я пошатнулась на своих ходулях и завалилась прямо к нему на колени. Завалилась боком, а он схватил меня за талию, удерживая и так и застыл, стиснув челюсти и глядя на меня диким взглядом. Ладони сдавили меня где-то под ребрами и мое сердце не просто заколотилось он задергалось словно ошалелое. От одного осознания, что сижу у него на коленях в трусиках и лифчике, а его пальцы касаются моей голой кожи все тело покрылось мурашками. Все вокруг исчезли, и я не моргая смотрела ему в глаза, которые убивали и тут же возрождали, заставляя задыхаться от избытка эмоций, но не сметь сделать даже вздох.

Но это длилось, наверное, меньше минуты, потому что он сорвал с себя пиджак и закутав меня в него, прошипел мне на ухо.

— Сейчас встала и пошла одеваться! — спихнул с колен и сам встал в полный рост. На нас смотрели все, кто находились в магазине. Особенно продавщицы и мне хотелось злорадно ухмыльнуться этим сучкам, но не вышло, потому что Барский был злой как сам дьявол. Он сдавил мою руку и буквально заломил мне запястье.

А я все еще дрожала от того его взгляда. Потрясенная каким-то странным пониманием, в которое и сама не могла поверить. А ведь на детей так не смотрят. Потом я выучу это выражение наизусть и у меня будет дух захватывать от осознание, что он меня хочет… а пока я увидела этот взгляд впервые и еще не умела его расшифровывать.

— Быстро пошла переоделась. Мы уходим отсюда! Без платья!

— В трусах?

Стиснул мне руку еще сильнее так что я тихо охнула.

— Не зли меня, Лиса, не зли. Быстро переоделась!

Так мы ничего и не выбрали и в машине ехали молча он за рулем, а я рядом. В окно смотрю, а он вообще меня не замечает и пальцы все сильнее стискивают руль. И желваки на широких скулах играют. А у меня снова дыхание перехватило от это мужественной красоты и от его запаха, который в висках пульсирует. Профиль хищный и эта горбинка на носу и губы чувственные тонкая верхняя и полная нижняя. Каждая его морщинка вызывает дрожь во всем теле и хочется ее пальцами тронуть и разгладить. На руки взгляд перевела и судорожно сглотнула. Снова ощутила этот прилив краски к щекам и тяжесть внизу живота. Сегодня этими руками он сжимал мое голое тело и там до сих пор жгло, и саднило. В горле запершило, очень захотелось пить. Затрещал его сотовый, взрывая тишину и разрушая на обрывки мое ненормальное очарование. Нажал на кнопку в наушнике.

— Да. Слушаю. Что? — пальцы еще сильнее впились в руль, — Бред какой! Звони на канал и пусть уничтожат ролики. Никаких статей. Нет! Я не собираюсь ни перед кем оправдываться! Что за бред! Да, я понимаю. Ну так сделай с этим что-нибудь! Я тебе за это плачу. Заткни им рты и изыми видео. Все! Давай действуй!

— Домой?

Тихо спросила я, осознавая, что, наверное, накосячила. Точнее чувствуя это инстинктивно уши заполыхали их как кипятком окатило.

Барский резко затормозил на обочине и сдавил пальцами переносицу. Потом шумно выдохнул. На меня не смотрит… барабанит по рулю. Потом взял сотовый и опять кого-то набрал.

— Значит слушай меня внимательно звони Ершову и говори сам знаешь, о чем. Не захочет изъять видео и не заткнет газетчиков — завтра эти же газеты получат от меня другой материал. Да откуда я знал, что нас снимают в этом проклятом магазине?!

Отключился, швырнул сотовый на заднее сидение и повернулся ко мне. Несколько секунд смотрел мне в глаза, потом наклонился, открыл дверцу и процедил.

— Пошла вон!

От удивления я быстро заморгала у меня даже сердце свело. Я не сразу поняла, что именно он сказал. Но Барский, так же отчеканивая слова, повторил.

— Вон пошла я сказал. Давай. Все. Надоела ты мне. Чего сидишь глазами хлопаешь? Я сказал — выматывайся из моей машины.

А мне казалось он это кому-то другому говорит. Я не одного слова понять не могу, они все какие-то глухие. Я их не разбираю. Барский вылез из машины, обошел ее и выдернул меня наружу, хлопнул дверцей. Потом вернулся за руль и, визжа тормозами, сорвался с места. Судорожно всхлипывая я тяжело дышала, чувствуя, как сдавило горло, и я не могу даже закричать. Он вдруг вернулся, сдавая задом. Надежда дернулась птицей с рваными крыльями — это он передумал, просто воспитывает, просто… но окно приоткрылось и на асфальт упали деньги и его джип опять рванул вперед на такой скорости, что уже через минуту скрылся где-то вдалеке, а я остекленевшим взглядом смотрю как летают по дороге купюры, как их подхватывает ветер и крутит вместе с листьями.

Вот так и становятся взрослыми, когда все иллюзии и какая-то детская уверенность лопнули как мыльный пузырь… лопнули с таким треском, что у меня уши заложило и я выдохнула рвано, пошатываясь и оглядываясь по сторонам… чувствуя, как с неба срываются первые капли дождя и падают мне на лицо.





ГЛАВА 11




Я растерянно смотрела на дорогу, потом на деньги. Первой мыслью было послать все к черту и не подобрать ни одной купюры. Потом решила, что к черту как раз-таки Барского и деньги я возьму. Подобрала все, что смогла поймать на дороге. Пару раз меня чуть не сбили и просигналили мне. Кто-то проорал «дура» я показала средний палец, чувствуя, как проклятые слезы все равно катятся по щекам. Ну и плевать. Я проживу, не сдохну. Я вообще живучая. Найду куда пойти и что делать. Я ведь всегда все придумываю. Но сама понимала, что некуда мне особенно в одежде этой. Мне б мои вещи детдомовские, мои штаны и кофты… тогда и в подъездах ночевать можно, а так.

Сжала деньги в кулаке и пошла над дорогой. Черт его знает куда идти теперь. В детдом? Так меня вроде оттуда забрали. На вокзале спать не хотелось я на своих ошибках учусь быстро и доходчиво. Дождь усиливался и теперь бил крупными каплями в лицо, у меня кажется вот-вот промокнут ноги.

Вдруг сзади посигналили. Первой мыслью было шарахнуться в сторону, но потом все же обернулась увидела не новый «рено» тесно-зеленого цвета и какого-то пончика за рулем. Выглядел вполне себе приятно. Посигналил еще раз и остановился. Несколько секунд подумала и влезла на переднее сидение. На маньяка вроде не похож. Да и Хряки не бывают маньяками. Они слишком в себе не уверены для этого. Но я ошиблась. Маньяками бывают все. Особенно вот такие вот лохи с рыхлыми телами и кучей обид на весь мир. Но тогда я это плохо понимала, меня хоть и била жизнь, но не таким образом.

— Привет, красавица. Куда одна по дороге на ночь глядя идешь?

— Домой.

Невозмутимо ответила я.

— Подвезите — заплачу.

Пончик усмехнулся и пожал полными плечами. На вид довольно молодой лет тридцати. Волосы чуть засаленные, свисают на лоб и пальцы полные, нервные, все время подергиваются. Радио играет, фотка какой-то женщины с детьми прицеплена над ним. Наверное, жены.

— Как звать? — спросил и стрельнул на меня глазками неопределенного цвета и улыбнулся. Вот есть люди, которым лучше не улыбаться. Они, когда улыбаются, их лица становятся похожи на лица имбицилов или дегенератов. Да и вообще он мне внешне совершенно не нравился. У меня всегда была проблема с толстыми парнями и мужиками. Как каплю жира увижу, так и тошнит, выворачивает наизнанку. Брюшко, сальные щечки, толстые обрубки-пальчики. Вообще округлая морда и меня уже отвращает. Толстые женщины так не раздражают, как мужики, похожие на свиней.


Но, как говорила баба Дуся, на каждое мясо найдётся своя вилка. Вот на него ж нашлась. Жена его и дети любят, наверное.

— Никак не звать. Меня никто не зовет — я сама прихожу.

И улыбнулась в ответ.

— Меня до автобусной станции довезите. Я заплачу.

Сальные глазки опустились к моим коленкам, потом снова мне в лицо посмотрел. Вот именно в этот момент надо было бежать. Я ведь ощутила это интуитивное беспокойство и покалывание в пальцах рук и ног. Но я прозевала этот момент, и машина сорвалась с места и набрала хорошую скорость. Лишь тогда Хряк пропел:

— А можно и не платить, можно договориться.

Твою ж мать! Вот что со мной не так, а? Почему со мной всегда происходит какая-то дрянь, какой-то беспредел нескончаемый? Что меня дернуло вообще поссориться с Барским, вести себя как идиотка. Мне ж хорошо было. Мне ж нравилось там… нравилось у него дома и жизнь новая нравилась. Все стало как у людей.

— Я лучше заплачу.

Сказала я и интуитивно отодвинулась ближе к окну. Бросила взгляд вниз и почувствовала ком в горле при виде его оттопыренных в ширинке штанов, обтянувших жирные ляжки и кусок пуза видневшийся в задравшейся рубашке.

— Та ладно тебе. Можно подумать ты гуляла там по дорожке и как Красная Шапочка грибы собирала? Ты ж мужиков снимала разве нет?

Он резко свернул на какую-то узкую дорогу в лесополосу, и я вся внутренне подобралась. Ну вот и пи***ц. Вот я и допрыгалась. Драться то я могу, но в замкнутом пространстве и с его весом…

— Маленькие красивые сучки вроде тебя только так деньги и зарабатывают. Но у меня денег не было, а значит мне обломится, да? А ни хрена. Это ты мне платить будешь.

Главное не злить его, главное думать, как выбраться из машины, когда он остановится. Но словно в ответ на мои мысли щелкнули замки в дверях. Ублюдок.

— Эй. Я сказала, что заплачу. Давайте без вот этих вот штучек. Я малолетка, вы дядя женатый зачем вам проблемы.

Он плотоядно ухмыльнулся.

— Да какие проблемы? Кому ты на хрен нужна? Была б нужна не шла б по дороге в дождь и клиентов не искала.

В этом он прав, урод, не нужна. Никому. Ни одной долбаной душенке на этом свете не нужна… Кроме себя. Он повернулся ко мне.

— Давай по-быстренькому и я тебя отвезу куда скажешь. Ртом работать умеешь, а соска рыжая?

И часто задышав принялся теребить свою ширинку. Я дернула ручку двери, чувствуя, как начинаю задыхаться от страха. И горло стягивает сухостью и желанием орать… хотя и понимаю, что нас здесь никто не услышит.

— Открой дверь, и я просто уйду. Ты ведь не хочешь неприятностей.

— От кого? От тебя? Ты в зеркало себя видела?

Я сама не знаю откуда все это выпалилось.

— Я приемная дочка мэра. Ясно? Я с братом поругалась. Меня искать будут, а когда найдут тебе заставят сожрать твои же яйца.

Он заржал во весь голос и от него противно завоняло чесноком. Меня снова стошнило и стало не чем дышать до такой степени, что я ощутила, прилив дикой паники. Я уже понимала, что имею дело с ненормальным. И он меня не отпустит.

— Ты? Та ладно нашла дурака. Давай, сучка, расстегни мне штаны я сказал.

И схватил меня за шею, притягивая к себе. Я тут же впилась ему в жирную рожу когтями, но он меня ударил сильно по лицу и у меня искры из глаз посыпались. Даже услышала, как хрустнула собственная челюсть и нос. Паника навалилась с такой силой, что мне стало нечем дышать и я закричала. Я сопротивлялась как могла. Насколько вообще позволяло сжатое пространство и мои силы. Царапалась, кусалась, отбивалась, но понимала, что долго не продержусь он слишком сильный, он мне просто кости переломает. Когда Хряк схватил меня за горло и сильно его сдавил, пытаясь раздвинуть мне колени, я хрипло застонала, а потом услышала звон разбитого стекла и не успела шумно втянуть воздух, как кабана вытащили из машины за шиворот.

Но мне было не до него ни до одной связной мысли я часто дышала и держась за горло захлебывалась слезами. Когда меня обхватили за плечи и попытались вытащить из машины, я истошно заорала и попыталась бить того, кто ко мне притронулся. Но сильные руки сильно сдавили мое тело, и я почувствовала, как меня кутают во что-то теплое… теплое и источающее такой знакомый запах… а потом услышала ЕГО голос.

— Ты не могла чтоб не вляпаться? Не могла просто подождать… не могла, да?

И я не выдержала, впилась ему в шиворот, пытаясь вырваться, сгорая от желания оцарапать ему лицо, сделать больно… не знаю заставить его пожалеть о том, что вообще со мной связался.

— Ненавижууу отпустите меня! Это все вы. вы. играете со мной как с игрушкой! Ненавижууу! Зачем вернулись?

Но он даже не обращал внимание на мои вопли и брыкания, а я из-за слез и набухающего разбитого носа не видела его лица. Только ощутила, как меня усадили в машину, включили печку, потому что на ноги подуло теплом и запахло его парфюмом и сигарами намного сильнее. Где-то на подкорке мозга начало заволакивать спокойствием и в тот же момент меня душила дикая ярость. Он играется со мной. Я просто как домашний зверек, которого выбросили, а потом решили за ним вернуться. Только не понятно для каких целей. Цели Хряка хотя бы были ясны с первой секунды хоть и омерзительны до дрожи.

— Что нам с ним делать? — послышался знакомый голос и я попыталась приоткрыть заплывшие глаза.

— Отрезать яйца, язык, нос, сжечь живьем и закопать. Машину утопить.

Наверное, в эту секунду у меня перестала болеть переносица и сердце больно дрогнуло внутри. Он ведь пошутил сейчас. Никто так не поступит с Хряком. Барский ведь мэр. Он сдаст его ментам и все дела. Но я просто до этого дня совершенно не знала Захара Барского. Я вообще ни черта не знала в этой жизни и людей не знала. Несмотря на то, что видела много дерьма все еще верила в добро и во что-то хорошее. Захар быстро лишит меня иллюзий, перевоспитает и заставит понять, что этот мир не просто полон дерьма, он весь прогнил насквозь и нет ни единого человека, от которого не воняло бы этой гнилью. А еще… еще я стала снова его бояться, потому что поняла на что он способен. Нет, я не видела, как наказывали Хряка… но я слышала. Я слышала его дикие вопли. Он орал так, что у меня закладывало уши и дрожь пробегала по всему телу. Но я ничего не сказала. Я молчала… пока его выворачивали наизнанку Барский приложил мокрый платок мне на переносицу.

— Приедем домой приложим лед и завтра врачу покажу.

— Игра продолжается?

— Не понял?

— Не надоело еще в меня играть? Или своих детей не хватает?