Мой профессор - волк!

Вот, по звукам, он нашел «бычок» Тайлера – остановился, поднял его – я видела это, пригнувшись под одной из машин… шумно вдохнул воздух и тут же чихнул, ругаясь и кашляя.

– Тони! – окликнули вдруг его, и я снова узнала голос нашего тренера.

Совершенно не интересуясь, что именно забыл сказать профессору Росси, я решила использовать эти несколько спасительных минут, чтобы поменять тактику и сбить эту гребаную ищейку «со следа». А сбить ее можно было только одним способом – спрятавшись.

Встав на колени и протянув вверх руку, я подергала ручку дверцы одной из машин, между которыми пряталась – заперто!

Подергала вторую – тоже заперто!

Ругнулась, проползла немного вперед, оказавшись между следующей парой машин, и проверила их. Вот тут-то мне и подфартило! Одна из них – черный внедорожник с тонированными стеклами – оказалась незапертой! Именно на это я и надеялась – у нас на парковке колледжа все было под надзором, все друг друга знали и машины часто не запирали – тем более, что ключи всегда уносили с собой.

Благодаря всех богов, какие только могли услышать, я немного приоткрыла дверцу внедорожника – так чтобы смогла пролезть - опершись коленом о высокую приступку, проскользнула внутрь и тихонько, стараясь не хлопать, закрыла дверь за собой.

В машине было тихо, темно и как-то… глухо. Что неудивительно – богатый кожаный салон просто обязан был глушить звуки. Забившись в уголок и съежившись в позу младенца, я легла на руку и притаилась. Не станет же Макмиллан по чужим тачкам лазить?

Решила, что подожду минут пять – пока профессор не потеряет интерес к поискам хозяина косяка и уедет уже по своим важным делам. Интересно, куда это он собрался на все выходные? И как выглядит его брат… Я и не знала, что у него брат есть… Наверняка, такой же красавчик…

Перед глазами отчетливо встала высокая фигура в черной футболке и джинсах – в Америке профессора редко носили что-либо другое, разве что те, что уже в возрасте. Сильные, красивые руки с рельефными мускулами, широкие плечи и спина, черные, слегка вьющиеся волосы оставляют открытым гладкий лоб, в котором явно не три извилины…

И глаза… Боже, какие охренительные у Макмиллана глаза! Даже если бы ничего больше выдающегося не было – ни твердого подбородка с чувственными, насмешливыми губами, ни модной небритости и прямого, почти римского носа – эти пронизывающие желтовато-зеленые глаза со странным, чуть вытянутым зрачком однозначно выделили бы его из толпы.

При всей своей альфасамцовости, Тайлеру до профессора было как до луны пешком – я это осознавала еще когда считала бывшего бойфренда порядочным человеком. А уж теперь и подавно. И если мне сегодня придется видеть в этих замечательных глазах брезгливое презрение, мое ЧСВ этого точно не выдержит.

Где-то еще с минуту я прислушивалась – в тишине снова стала различать голоса. И вдруг поняла, что веки мои тяжелеют, глаза слипаются, и я ровным счетом ничего не могу с этим поделать.

Не было абсолютно никакой причины не позволить себе немного подремать на этом удобнейшем кожаном сиденье. Во всяком случае, когда вылезу – вероятнее всего, эффект наркотика уже пройдет, и когда буду проходить мимо охранника, я смогу сойти за нормальную.

Запихав рюкзак поглубже под переднее сиденье, я устроилась поудобнее, сворачиваясь в позу младенца и поджимая под себя ноги, зевнула и с решимостью человека, у которого в голове бродят пары марихуаны, плотно закрыла глаза.

***

Проснулась от того, что на меня сверху бросили что-то тяжелое, но мягкое.

Шарахнулась во сне, чуть не свалилась с сиденья и резко открыла глаза.

Темно. Темнее, чем было. Душно, тепло и просто невероятно пахнет – дорогим, терпким, явно мужским одеколоном и еще чем-то… мужским.

Больше не дергаясь, я сообразила, что на меня, не глядя, бросили какую-то верхнюю одежду. Длинную, накрывшей мое тело целиком, до самых пяток.

На всяких случай втянув ноги еще глубже, я осторожно высунула нос из-под твердого воротника…

Так и есть. Это пальто. Мужское, темно-зеленое. Вероятно, его владелец решил, что погода слишком теплая, чтобы в дороге оно понадобилось, и скинул на заднее сиденье, так и не заметив спящую меня.

Но неужели же я спала так долго, что успел вернуться хозяин машины? Как мне вообще могло прийти в голову уснуть в чужой машине?!

Ну Тайлер… я тебе устрою!

Однако устроить я ничего не успела – потому что вдруг открылась передняя дверца, и пришлось снова спрятаться, накрывшись с головой.

Я вдруг пришла сама от себя в ужас – что, черт возьми, я делаю?! Совсем сдурела!

Уже собралась было вылезти, извиниться, оправдаться какой-нибудь ерундой – мало ли, может, я плохо себя почувствовала – и быстренько сигануть отсюда подальше, только меня и видели.

И снова не успела.

– Мама? – сказал в паре метров от меня тот самый голос, от которого я так хотела убежать. – Я выехал. Буду примерно через час на пароме… Да-да, знаю, что припозднился. Нашел еще дымящийся «косяк» на стоянке, пришлось нести охранникам, пусть разбираются… – профессор насмешливо фыркнул. – Удивительная гадость – нос так забило, что совершенно ничего не чувствую… Все, все, уже в дороге, не волнуйся. До заката должен успеть.





Глава 2




На несколько минут – пока машина выезжала с территории колледжа – я просто оцепенела в своем укрытии, не веря, что могла так филигранно «попасть».

Потом решила, что делать нечего, надо вылезать, во всем признаваться… Не ехать же с профессором… куда бы он там ни собрался.

Уже даже немного приподнялась над сиденьем, но заметила, что профессор как раз въехал на рампу скоростного платного шоссе, и побоялась. Вдруг дернется так, что мы оба с ним вылетим с моста.

А уж на самом-то шоссе, где все гонят под семьдесят миль в час, об этом и речи не стало – на такой скорости достаточно на сантиметр в бок рулем дернуть, чтоб случилось непоправимое.


От страха меня забил озноб, сердце колотилось так громко и бешено, что хотелось накрыться поплотнее, что его не услышали с сиденья водителя.

Что же делать? Господи, что делать? Трясясь под своим импровизированным «одеялом», я лихорадочно прикидывала и соображала. Точнее, пыталась соображать.

Посмотреть бы, что там у него с бензином – если час ехать, а тем более к какому-то там «парому», скорее всего профессор захочет заправиться.

И вот тут-то, на заправке, я и сбегу. Или даже не сбегу, а объявлю о себе – главное, чтобы это не произошло на шоссе, на полной скорости! Что я буду придумывать, и как потом домой добираться – это уже было неважно…

Я снова высунула нос из-под воротника пальто Макмиллана. Нет, увы. Не видно с моего места датчика бензина. Зато хорошо был виден его профиль.

Чтобы хоть как-то успокоиться, я принялась разглядывать своего профессора, так некстати решившего рвануть куда-то на выходные. И поняла, что успокоительного в этом занятии еще меньше, чем в самом факте моего «похищения».

Профессор вел себя очень странно – бросал нервные взгляды на наручные часы, на стоящее низко над горизонтом солнце, периодически ругался сквозь зубы, мотал головой и пару раз даже ударился затылком о подголовник – явно специально.

– Не успею ведь… – бормотал, стискивая челюсть. – Дурак… вот ведь дурак…

С каждым ругательством его акцент становился все заметнее, слова все больше округлялись и укорачивались, теряя гласные, и под конец я его совершенно перестала понимать.

Но самое ужасное было даже не это. Самое ужасное было то, что он все время, по чуть-чуть, увеличивал скорость – на милю, на две, на десять... Спидометр-то мне как раз был виден, в отличие от датчика бензина. Но даже если бы и не был – невозможно было бы не заметить, как соседние машины остаются одна за другой далеко позади.

Страх попасть в аварию сидел во мне с самого детства – с того ужасного времени, когда мой папа потерял управление на скользкой дороге – в месте, где уже успело разбиться куча народу. Как сейчас помню его вытянувшееся лицо без единой кровинки, и его глаза, ищущие меня в зеркале, чтобы попрощаться или попросить прощения…

Слава богу, отец смог вырулить, но ведь он тогда и близко не гнал с такой скоростью! Казалось, черный внедорожник несется, чтобы перегнать само время – и я вдруг вспомнила, что профессор должен успеть куда-то приехать «до заката».

Что ж, шансов на то, что, обнаружив, он захочет отвезти меня обратно в город, становилось все меньше, и оставалось надеяться, что хоть денег одолжит на такси… Хотя, какое здесь уже такси?

Я снова осторожно выглянула в окно.

Пейзаж изменился – дорога теперь пролегала между высящимися по обе стороны красноватыми скалами, за которые цеплялись высоченные, пусть и худосочные елки и сосны. Единственным утешением было то, что дорога стала немного уже, а потом и вовсе перешла из разряда скоростных в обычную трассу. Как профессор не торопился, ему пришлось сбросить скорость до сорока миль в час.

Все остальное можно было характеризовать коротким и емким словом «жопа». Потому что если сопоставить время, проведенное в этой машине со скоростью, с которой она двигалась, получалось, что отъехали мы от города километров на сто, не меньше.

Поняв, что сейчас или никогда, я решила вылезти из своего убежища – все же сорок миль не сто. Сделаю вид, что все это время спала и ну никак не могла объявиться!

Да и вообще, можно же испуганную разыграть – мол сама не знаю, как тут оказалась! Теоретически, могли же меня чем-нибудь опоить и принести в машину Макмиллана уже бесчувственную? Могли, конечно. Зачем – это другой вопрос, на данный момент второстепенный.

Для начала я поерзала на сиденье и покашляла, чтобы не сразу пугать профессора громкими звуками.

Но, как назло, он как раз решил включить радио и кашля моего не услышал. Поискал по каналам и нашел тот, по которому без остановки крутят информацию о погоде, авариях и пробках на дороге. Вполне понятный выбор, если куда-то спешишь, но мне это еще раз напомнило о том, что надо вылезать, потому что с такой спешкой везти меня домой явно никто не будет.

Стараясь успокоить бешено колотящееся сердце, я приподнялась и медленно села, показушно хлопая ресницами и потирая кулаком глаз – мол, знать ничего не знаю, только что проснулась тут у вас на заднем сиденье. Не судите строго, а лучше подкиньте до дома.

Я очень боялась, что он заорет, увидев меня в зеркале заднего плана. Но произошло все с точностью до наоборот – заорала я.

Благим матом заорала – так, что у самой в ушах заложило. Так, как не орала еще никогда в жизни. Потому что то, что я увидела в этом самом зеркале заднего плана, не укладывалось ни в какие представления о нашей физической реальности и о том, что в этом мире бывает, а чего… просто не может быть.

Глаза. Те самые замечательные, пронизывающие глаза, в которые даже смотреть иногда было неудобно, до того красивые – вдруг сконцентрировались на мне и резко, в один миг… изменились.

Нет, не сузились или наоборот расширились от удивления.

Они физически стали другими – крупнее, ближе друг к другу, раскосые и хищные. Цвет и форма зрачков тоже изменились – из черных они стали темно-желтыми, сверкающими и вытянутыми вертикально, как у кошки.

Все эти детали я подметила, не прекращая орать во весь голос, сжимая побелевшими пальцами воротник пальто моего монстра-профессора.

Будто опомнившись, Макмиллан дернул руль в сторону обочины, на удивление точно и ровно на такой скорости выруливая на гравий.

– Ты что здесь делаешь?! – повернувшись, зарычал не своим, низким голосом, заглушая мои вопли…

Мне же было настолько страшно, что на его праведный гнев уже было начхать – единственной разумной мыслью было бежать отсюда, и подальше. Особенно, когда я увидела, что изменились не только его глаза, но и все лицо – посерело, черты заострились, огрубели… нос стал плоским, как у льва или тигра, челюсть же, наоборот, выпятилась далеко вперед, обозначив очертания клыков.

Больше всего он походил теперь на одного из тех преступников с картинок Ломброзо начала двадцатого века.

И это было слишком. Это было чересчур.

Проверять, что произойдет раньше – я сойду с ума или же он набросится и разорвет меня на части – у меня не было никакого желания, а потому, не дождавшись даже, пока машина полностью остановится, я дернула ручку дверцы, выкатилась на гравий, вскочила, подлетая над землей, и, не чуя под собой ног, бросилась под укрытие ближайших деревьев.

Сколько я так бежала, сказать было трудно, но, наверняка долго, потому что успело стемнеть. Неслась, не разбирая дороги и не замечая даже, что низкий колючий кустарник раздирает мои голые ноги в кровь.

И только окончательно выбившись из сил, я позволила себе остановиться. Впрочем, у меня не было выбора – иначе бы я просто рухнула лицом вниз.

Упершись рукой в ствол огромного, старого дуба, стояла одна посреди леса и дышала так часто и надрывисто, что, казалось, легкие сейчас разорвутся от усилий… А потом вдруг согнулась в три погибели и содрогнулась в сильнейшем рвотном позыве, прощаясь с содержимым завтрака и обеда одновременно.

И это было только начало. Меня тошнило и тошнило – раз за разом, спазм за спазмом, пока желудок не склеился от пустоты, а горло не начало саднить от жгучей боли.