Медное королевство

– О, бану Нахида, не думай так. Слушай, Навасатем начинается завтра. Наслаждайся этим. Наслаждайся больницей и парадом. Гасан будет слишком занят наблюдением за всем, чтобы строить планы. – Она помолчала. – Постарайся не беспокоиться о своем будущем с Кахтани. Давай проведем следующие несколько дней, а потом сядем и все обсудим. – Ее голос дрогнул. – Обещаю тебе… очень скоро все изменится.

Нари удалось кивнуть, и спокойные слова Низрин рассеяли страх, охвативший ее сердце. Так было всегда: Низрин с первого дня пребывания в Дэвабаде неизменно присутствовала рядом с Нари. Она спасла ее от различных заговоров гарема и провела Нари, у которой дрожали от страха руки, через бесчисленные процедуры. Она смыла пепел Дары с заплаканного лица Нари и тихо сказала ей, чего ожидать в первую брачную ночь.

И все же Нари вдруг пришло в голову, что за все это время она не уделяла внимания Низрин, и так мало знала о своей наставнице.

– Низрин, можно тебя кое о чем спросить?

– Конечно.

– Ты счастлива здесь?

Низрин удивилась вопросу.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду… – Нари заломила руки. – Ты когда-нибудь жалела, что осталась в Дэвабаде после того, как моя мать исцелила тебя? – Ее голос смягчился. – Я знаю, что ты потеряла родителей во время нападения на вашу деревню. Но ты могла вернуться домой и завести свою семью, вместо того чтобы служить моей.

Низрин замерла, ее взгляд стал задумчивым.

– Я бы солгала, если бы сказала, что не задумывалась, верный ли выбрала путь. Что я никогда не мечтала о чем-то ином, никогда не оплакивала другие жизни, которые могла бы прожить. От таких сомнений никто не застрахован. – Она сделала глоток сомы. – Но я прожила удивительную жизнь. Я работала вместе с целителями Нахидами и наблюдала самые дивные, невероятные вещи, на какие способна магия. Я спасала жизни и утешала умирающих. – Она снова улыбнулась и взяла Нари за руку. – Я выучила молодое поколение. – Она словно задумалась о чем-то, глядя куда-то вдаль, видя там что-то, чего Нари не могла видеть. – А впереди ждут дела еще более великие.

– Значит, ты остаешься? – спросила Нари отчасти в шутку, отчасти с надеждой в голосе. – Потому что мне очень нужна другая Дэва рядом со мной.

Низрин сжала руку Нари.

– Я всегда буду рядом с тобой.



Сидя рядом с Мунтадиром в огромном тронном зале, Нари наблюдала, как догорает масло в высоком стеклянном цилиндре.

По толпе, собравшейся внизу, прошла волна шепота, заинтересованный и возбужденный гул. Несмотря на то что прием проходил как обычно, дневные дела были закончены в мгновение ока – все прошения были донельзя глупыми, как, очевидно, принято в последний день до наступления нового поколения. Тронный зал был переполнен, нетерпеливые толпы высыпали в придворцовые сады.

Нари изо всех сил старалась разделить их ажиотаж. Однако она перепила сомы прошлым вечером, и у нее все еще кружилась голова. Но хуже всего было находиться в самом тронном зале. Именно здесь она была вынуждена отступиться от Дары, и чем больше она узнавала о своем народе, тем более бросалось в глаза, что интерьер был предназначен для них. Открытый павильон и ухоженные сады, так похожие на сады Великого храма; изящные колонны с рельефами Нахид верхом на шеду, лучниками с пепельными метками и танцовщицами, наливающими вино. Зеленый мраморный пол, изрезанный канавками ледяной воды, напоминал зеленые равнины и холодные горы Дэвастана, а не золотые пески Ам-Гезиры. А главное, сам трон, великолепное, украшенное драгоценными камнями кресло, вырезанное в подражание могучему шеду, которых когда-то приручили ее предки.

Быть Нахидой в тронном зале означало, что украденное наследство ее предков будет сунуто ей под нос, в то время как она будет вынуждена склониться перед ворами. И это было ненавистное ей унижение.

Она почувствовала на себе взгляд Гасана и постаралась придать лицу счастливое выражение. Было утомительно играть роль радостной принцевой жены, когда она неделями не разговаривала с мужем, и она была совершенно уверена, что ее тесть собирается убить ее.

Рядом с Гасаном стоял Каве. Всегда дипломатичный, старший визирь тепло приветствовал ее по прибытии. Нари улыбнулась в ответ, подумывая о том, чтобы сварить одну из сывороток правды своих предков и подсыпать ее в его вино. Нари не была уверена, что обвинения Али в соучастии Каве в нападении на рабочий лагерь были правдой, но ее инстинкты говорили ей, что за вежливо-преданной маской Каве скрывалась более безжалостная хитрость, чем она подозревала ранее. Не то чтобы она знала, что делать. Нари верила в то, что сказала Субхе: жертвы лагеря будут отомщены, она об этом позаботится. Но, находясь чуть ли не в заточении в дворцовом лазарете, – Гасан даже не позволил ей сходить в храм, чтобы поговорить с ее племенем, – она не знала, как это сделать.

Она еще раз оглядела зал. Али отсутствовал, и это ее беспокоило. По приказу Гасана они не виделись с того дня, и только часто обменивались письмами через королевского гонца. Написанные мелким почерком на египетском, все письма Али сводились к делам: новости больницы и новости строительства. Дескать, наказанием ему послужило изгнание матери и собственное заключение в больнице, да тем и ограничилось.

Нари ни на минуту в это не поверила.

Вспыхнул свет, а затем раздались радостные возгласы, привлекшие ее внимание к потухшему цилиндру.

Гасан поднялся на ноги.

– Я объявляю завершение двадцать девятого поколения со дня благословения Сулеймана!

Его слова были встречены одобрительным гулом, радостные возгласы и рев разнеслись по залу. Искры летели от оваций, а те, кто успел напиться, улюлюкали, запуская сверкающие волшебные фейерверки.

Гасан поднял руку.

– Идите домой, подданные. Поспим хотя бы одну ночь, прежде чем станем веселиться до упаду.

Он улыбнулся, на этот раз немного натянуто, и отвернулся.

Нари встала – или попыталась встать. Больная голова запротестовала, и она вздрогнула, прижав руку к виску.

Мунтадир схватил ее за плечо.

– С тобой все в порядке? – спросил он, даже где-то обеспокоенно.

– Да, – пробормотала она раздраженно, хотя и позволила ему помочь ей встать.

Он помолчал.

– Подготовка к завтрашнему параду идет хорошо?

Нари моргнула.


– Ну да…

– Хорошо. – Он прикусил губу. – Нари… Я понимаю, что следующие несколько дней станут сумасшедшими для нас обоих, но если ты не против, я хотел бы принять твое предложение посетить Великий храм.

Она скрестила руки на груди.

– Чтобы ты снова меня подставил?

– Я не буду, обещаю. И тогда не стоило. – Она скептически приподняла бровь, в ответ на извинения, и он раздраженно застонал. – Хорошо, Джамшид настоял, чтобы я помирился с тобой, и это показалось мне хорошим первым шагом.

Нари вспомнила их разговор с Низрин. Она не знала, как поступить с Мунтадиром, но посещение храма с мужем еще не означало, что она должна снова лечь с ним в постель.

– Давай.

Шепот магии пронесся по тронному залу, отчего волосы у нее на загривке встали дыбом. Воздух внезапно потеплел, а ее внимание привлекло движение у пола.

Ее глаза округлились. Вода в ближайшем фонтане, красивом каменном восьмиугольнике, покрытом зеркальными плитками в форме звезд, кипела.

Позади нее раздался испуганный вскрик. Она обернулась и увидела джинна, поспешно пятящегося от серии фонтанов, установленных вдоль стен по периметру. Вода кипела и в них, Волшебный лед, плавающий в их глубинах, испарялся так быстро, что от пола поднималась белая дымка.

Это длилось всего несколько секунд. Раздался свистящий, трескучий звук, когда раскаленная вода выпустила огромные облака, а затем резко испарилась, исчезая в рваных ранах на дне фонтанов.

Мунтадир подошел ближе.

– Пожалуйста, скажи мне, что это была ты, – прошептал он.

– Нет, – ответила она дрожащим голосом. На самом деле привычное тепло дворцовой магии, как будто ненадолго исчезло. – Но ведь во дворце такое иногда случается, не так ли?

Мунтадир выглядел встревоженным.

– Конечно. – Он откашлялся. – В конце концов, магия непредсказуема.

Нервный смех разразился по всему тронному залу. Праздничная толпа уже забыла странный момент. Гасан исчез, но Нари заметила Каве, стоявшего рядом с троном. Он смотрел на ближайший дымящийся фонтан.

И улыбался.

Это было жутко и мгновенно, но выражение его лица было неоспоримо, и холодное удовольствие в его глазах заставило ее сердце похолодеть.

Сыворотка правды, решила она. Как только закончатся праздники. Она коснулась руки Мунтадира.

– Увидимся вечером на празднике в больнице?

– Ни за что на свете не пропущу.





27

Али




Голова Али раскалывалась, когда он ввалился в свою маленькую комнату в больнице. Послеполуденный свет обжигал глаза через окно, и он задернул шторы, утомленный наблюдением за приготовлениями к сегодняшнему открытию.

На столе ждала гора бумаг. Он взял первый лист пергамента. Это было письмо от одного из министров торговли Сахрейна с предложением встретиться после Навасатема, чтобы обсудить взгляды Али на восстановление городского порта.

Вдруг ему стало горько за себя, пронзительно горько. Для Али не будет «после Навасатема».

Слова поплыли перед глазами. Али был изможден. Он довел себя до ручки, пытаясь исправить положение в Дэвабаде, и теперь все это не имело значения. Его выгонят в любом случае.

Он уронил письмо и рухнул на подушку. «Это все не зря», – пытался он убедить себя. Больница готова, не так ли? Али, по крайней мере, помог с этим Нари и Субхе.

Он закрыл глаза и вытянул руки и ноги. Лежать неподвижно казалось раем. Непреодолимое искушение.

Просто дай себе отдохнуть. Во всяком случае, так ему говорили. Он глубоко вздохнул, удобнее устраиваясь на подушке, и тогда сон окутал его, окутывая покоем, холодным и тихим, как вода…

Озеро спокойно, когда он прибывает и выходит из илистого течения, которое принесло его сюда. Холод обжигает после теплых вод, которые он предпочитает. Хотя это озеро священно для его народа, а на дне лежит ослепительный плащ Великой Тиамат из сброшенной чешуи, – это не его дом. Дом – это широкая извилистая река, которая прорезает пустыню и джунгли, там водопады, которые врезаются в скрытые бассейны и расходящиеся дельты, готовые приветствовать море.

Он плывет по течению, разбивая косяк радужных рыб. Где остальные? В озере должно быть тесно от маридов, чешуйчатые руки и щупальца должны приветственно обнимать его, беззвучно делиться новыми воспоминаниями.

Он вырывается на поверхность воды. Воздух неподвижен, наполнен туманом, который плывет над озером, как вездесущая грозовая туча. Вдалеке вырисовываются мокрые от дождя изумрудные горы, переходящие в галечный пляж.