Мастер войны : Маэстро Карл. Мастер войны. Хозяйка Судьба

Карл мучительно хотел повернуть голову и еще раз – возможно, в последний – увидеть маршала Гавриеля, однако интуиция подсказывала, что делать этого не следует, и он продолжал смотреть в небо.

– Эта Стефания… – голос Гавриеля стал глухим и невнятным, как будто между ними возникла и продолжала расти невидимая преграда. – Ваша жена… Она, должно быть…

Молчание затянулось, и Карл наконец повернул голову.

Дорога была пуста.





2


Слева от тракта, за редкой рощицей каких-то невысоких хвойных деревьев, виднелись приземистые строения дворянской усадьбы или, быть может, большого хутора. Туда уводила хорошо утоптанная тропа, петлявшая между придорожным кустарником, по сжатому кукурузному полю и исчезавшая среди деревьев, окружавших постройки. Оценив на глаз расстояние, отделявшее его от человеческого жилья, Карл решил не тратить время на поиски иллюзорного комфорта. Он расседлал коня, стреножил и пустил щипать пожухлую траву чуть в стороне от тракта. А сам уселся в тени старого ореха прямо на землю, съел гречишную лепешку с куском козьего сыра из своих небогатых дорожных запасов, бросил в рот горсть золотистого войянского изюма, запил красным – с запахом дёгтя – вином с северного берега Флорианского моря и раскурил трубку.

Разговор с Гавриелем оставил неприятный осадок. Любой, кто не знал маршала так, как знал его Карл, мог счесть их беседу вполне обычной, и даже более того, весьма содержательной. В самом деле, Гавриель рассказал Карлу немало интересного, но все, что сказал маршал, несло отпечаток недосказанности, фрагментарности и незаконченности. Как ни посмотри, но и вполне связным этот разговор тоже не выглядел. Во всяком случае, таково было ощущение самого Карла.

За все время, что он сидел под деревом, по тракту прошло лишь несколько местных крестьян, вряд ли направлявшихся дальше, чем в соседнюю деревню, да проехал в ту же сторону, куда двигался и сам Карл, крытый дерюгой фургон. Но преследователь так и не появился.

«Нет, – мысленно покачал головой Карл. – Преследователь – слишком сильное слово».

Он выбил трубку, присыпал пепел сухой землей, сделал еще один – последний – глоток из бурдюка с вином и хотел уже продолжить путь, когда на тракте появилась одинокая всадница. При виде стройной черноволосой наездницы в голубых и синих шелках и ее серой в яблоках кобылы у Карла болезненно сжалось сердце. Но терпеть боль давным-давно стало для него настолько привычным, что ни один мускул не дрогнул на обращенном к дороге лице, однако отвести глаз от женщины он уже не смог. Так и сидел под деревом, глядя на дорогу и приближающуюся неспешной рысью всадницу.

Наконец она достигла того места, где ожидал ее Карл, съехала с тракта и направилась прямиком к нему. Он встал и, шагнув навстречу, протянул ей руку, чтобы помочь спуститься из седла.

– Здравствуй, Карл, – сказала Стефания, принимая его руку, и соскользнула с высокой кобылы на землю. Проделала она это настолько легко и грациозно, что, казалось, будто и не человек она вовсе, а пришедшая из старинных сказаний лесная фея. И так же, как феи осенних лесов, Стефания блистала незнакомой Карлу, изысканной, но несколько холодной красотой.

– Здравствуй, Стефания, – поклонился Карл, приглашая ее жестом в тень.

– Этот человек идет за тобой, или мне показалось? – спросила Стефания, не уточняя, кого именно имеет в виду, но Карл ее понял.

– Да, он идет за мной.

– Странно, – голос Стефании звучал холодно и едва ли не отчужденно. – Он не похож на шпиона, и на наемного убийцу он не похож тоже.

– Ты имеешь в виду, что он великоват для того, чтобы быть «тенью»?

– И это тоже, – подобрав пышные юбки, она опустилась на землю и посмотрела на Карла. – У него нет страха в глазах, Карл. Это важнее.

– Ты права, – кивнул Карл, садясь напротив. – Его зовут Март. Он аптекарь из Семи Островов, – мозаика сложилась, и оставалось только качать головой, представляя причины, побудившие Марта выступить в путь вместе с ним.

– Он мой друг, – сказал Карл вслух. – И таким необычным образом проявляет свою обо мне заботу.

– Почему же он следует за тобой в отдалении?

– Потому что я вышел в дорогу один.

– У тебя больше нет друзей, Карл? Нет слуг и домочадцев? – казалось, она удивлена, возможно даже, обескуражена.

– Они у меня есть, Стефания, – тихо ответил Карл, не в силах оторвать взгляда от ее лица. – У меня все есть, милая. Нет только тебя.

Стефания подняла взгляд и посмотрела ему в глаза. Несколько мгновений длилось молчание, потом тень грустной улыбки коснулась ее изысканных губ, но это было единственное выражение чувств, которое он увидел.

– Как ее зовут? – спросила после паузы Стефания.

– Дебора.

– Просто Дебора? – ее голос был ровен, лицо спокойно.

Стефания всегда умела находить то главное, что скрывалось за звуками слов. Не утратила она этой способности и теперь.

– Дебора Вольх, – ответил Карл.

– Кажется, – чуть нахмурилась Стефания. Это было уже второе чувство, отразившееся на ее лице, – у Гедеона Чалого есть дочь. Ей должно быть теперь год или два.

– Уже тридцать один, – мягко сказал Карл.

– Значит, прошло так много лет… – ее лицо снова было безмятежно. – Как ты жил все эти годы?

– Я шел, – сердце вновь наполнилось болью и черной кровью. Боль, ненависть… К кому? К чему? И ярость, которую не на кого обрушить.

– Ты шел, – эхом откликнулась она. – Куда?


– Никуда.

– Тебе было жаль меня, Карл?

– Жалость неподходящее слово, – возразил Карл. – Мне тебя не хватало.

– Извини, – чуть улыбнулась Стефания, и ее лицо на мгновение ожило, так что Карл едва не задохнулся от чувства узнавания. Прежняя боль становилась новой болью.

– Извини, – сказала Стефания. – Я знаю, но женщины… Ты должен знать, какими мы можем быть.

Карл молчал, ему нечего было сказать.

– Это она? – неожиданно спросила Стефания, поднимая глаза к небу. Вот теперь в ее голосе появилось настоящее чувство.

Почти настоящее.

– Возможно, – ответил Карл, тоже посмотрев в небо. – Я не могу различить отсюда. Слишком высоко.

Положа руку на сердце, он не был уверен, что смог бы отличить настоящую птицу от оборотня, даже летай она много ниже. А на такую удачу, чтобы орлан подлетел к нему совсем близко и оставался рядом так долго, как надо для уверенного узнавания, Карл и вовсе рассчитывать не мог. И все-таки, сердце говорило, «да», а своему сердцу он привык доверять.

– Слишком высоко, – повторил он.

– Я тоже не могу, – с сожалением в голосе сказала Стефания. – Но хотелось бы думать, что это она.

– Ты знала, – Карл не спрашивал, сомнений после этих слов не осталось.

– Да, – не отрывая взгляда от высокого неба, сказала Стефания. Ее голос звучал ровно. – Я хотела рассказать, но, видимо, не успела.

– Жаль. – Что еще мог сказать Карл?

Судьба.

– Не жалей, – Стефания опустила взгляд, и теперь ее синие глаза снова смотрели в глаза Карла. – Что случилось, то случилось. Ведь так?

– Это мои слова, – признал Карл.

Судьба.

– Твои, – ее губы чуть дрогнули, намекая на улыбку. – Куда ты направляешься?

– Я иду к Воротам Саграмон.

– Зачем?

Зачем? Отличный вопрос. Зачем он идет к Саграмонским Воротам? В чем смысл этого поступка?

Однажды Иннокентий Мальца спросил своих учеников, рассевшихся перед философом на застеленном соломой земляном полу: «Откуда мы знаем, что то, что мы знаем, истинно?» Возник диспут, но профессор не вмешивался, позволив студиозусам говорить все, что те хотели и могли сказать. Он сидел молча на скамье, поставленной на невысокий помост, кутался в свой изношенный плащ, едва ли способный согреть немощное тело – стояла зима, и было очень холодно – смотрел и слушал, и, возможно, обдумывал услышанное. Во всяком случае, много времени спустя кое-что из сказанного в тот день Карл нашел в последней книге Мальца. Впрочем, философ подверг наивные разглагольствования студиозусов столь изощренному анализу и интерпретации, что узнать исходные мысли было совсем непросто, но память не подвела Карла и на этот раз.

Сам он в споре не участвовал. Он так же, как и мэтр Мальца, молча наблюдал за другими диспутантами, слушал внимательно, однако ему самому сказать было нечего. Означало ли это, что Карл не умел облечь мысли в подобающие случаю слова? Или что у него наблюдался недостаток самих мыслей? А может, его воображение было недостаточно развито? Вероятно, нет. Дело в другом. Мнение Карла было удручающе тривиально, чтобы высказывать его вслух. В этом смысле, он мало чем отличался от тех простых людей, которые, как и животные, жили, полагаясь лишь на свои чувства, и не задавались вопросами, отнюдь не вытекающими из опыта их жизни. Тепло и холод, боль и довольство, солнце, луна и земля, вода и огонь – что могло быть материальней и естественней этих сущностей? Какое недоверие к истинности знания, дарованного человеку его пятью чувствами, могло возникнуть, пока хозяин этих чувств оставался в тех пределах, в коих ничто не противоречило тяжелому опыту поколений? Следовало ли, в таком случае, заменять устоявшуюся картину мира, сложными теориями, в которых реальность представала то грезами богов, то эманациями тонких сущностей?

Диспут длился с полудня до полудня и завершился самым естественным образом. Истощившиеся физически диспутанты просто не могли уже продолжать его далее, но истина, которая должна была, по уверениям мудрецов, родиться в споре, так им и не открылась. Возможно, ответа на вопрос Иннокентия Мальца не существовало вовсе.

«Вероятно, – подумал тогда Карл, – существуют вопросы, ответы на которые следует искать не разумом, а душой. Что говорит сердце, то и есть истина».

Эта давняя история вспомнилась теперь Карлу неспроста. Стефания задала вопрос, которым и сам он не раз и не два задавался в прошедшие четыре месяца. Зачем? Для чего он теперь идет к Воротам Саграмон, и должен ли он вообще туда идти? Много вопросов. А на самом деле, всего один, зато из тех, ответить на которые разум бессилен. Существует ли для него, Карла Ругера, свобода воли?

В тот момент, когда он усомнился в справедливости утверждения, что его судьба – дорога, что в свою очередь, всегда предполагало, что лишь Хозяйка Судьба направляет его по бесконечным тропам ойкумены, Карл оказался один на один с какой-то иной, неведомой ему силой, которую и заподозрил в некоем неизвестном пока умысле. Ирония, однако заключалась в том, что, бросив – вольно или нет – Кости Судьбы и обретя, казалось бы, абсолютную свободу, Карл обнаружил себя идущим по неверной земле, где всюду, куда он мог поставить ногу, могли оказаться зыбь или топь. В результате, он нашел себя в ситуации полной неопределенности. Разум не в силах был определить, что верно, а что нет. Где заканчивается случай и начинается план? Где собственная воля Карла торит путь к цели, им же и выбранной, а когда его, Карла Ругера, ведет вперед невидимый кукловод, продвигая по полю жизни, как шахматную фигуру? Но там, где оказался бессилен здравый смысл, Карл, как уже бывало с ним в прошлом, решил довериться чувству. И не ошибся. Решение созрело подспудно, как зреют сыры в чанах или вино в бочках, и интуиция приняла его без возражений. Карл решил не спрашивать себя, зачем идет к Воротам Саграмон, но, тем не менее, пойти туда и посмотреть, что из этого выйдет. В то же время, он положил не спешить с путешествием, предоставив случаю и стечению обстоятельств определить, когда следует отправиться в дорогу. И еще, он понял, что пойдет один, а почему так и зачем, спрашивать свое сердце не стал.

– Зачем? – спросила Стефания.

– Пока не знаю, – искренно ответил Карл. – Видишь ли, у меня было что-то вроде видения или предсказания. Что-то, связанное с Воротами Саграмон. Я был там однажды, но не припомню, чтобы дорога на перевал была отмечена чем-то особенным, таинственным или необычным. Не знаю, есть ли там хоть что-нибудь, ради чего стоило предпринимать это путешествие. Впрочем, я плохо знаю эти места. Возможно, там все-таки что-то есть. Или там меня ожидает встреча с кем-то, о ком я еще не знаю или о ком успел позабыть? Все возможно.

Кажется, Стефанию заинтересовали его слова. Она задумалась, словно пытаясь что-то вспомнить, и Карл ее не торопил. Кто знает, не откроется ли сейчас еще что-то из того, о чем он никогда даже не слышал, как случилось несколькими часами ранее в разговоре с Гавриелем?

– Геррид, – вдруг сказала Стефания. – Ульмо Геррид, отец Августа Герра – родоначальника нашей семьи, жил где-то там. Возможно, в долине Пенистой, или выше, на Волчьем плато, или еще выше, на Ступенях. Я точно не знаю, но в нашей Домашней книге это должно быть записано.

Вот только книга та осталась во Флоре… Но Кершгерид, Герст, Геррид… К чему бы такое сходство? Или опять случайное совпадение?»

– Домашняя книга? – переспросил Карл.

– Да, – кивнула Стефания. – Спроси Ахилла, он тебе не откажет.

– Ахилл погиб на охоте четыре года назад, – сказал Карл.