Ледяное сердце

— Отец! — крикнула Кайя и хотела броситься бежать, но её остановила хлёсткая пощёчина Ройгарда, такая сильная, что она оступилась и снова упала на траву, хватаясь рукой за лицо.

Щека горела, а из рассечённой губы закапала кровь.

— Не ори и стой здесь! — коротко бросил он. — Не вздумай бежать и уж тем более плести свои смешные руны, если не хочешь получить оплеуху ещё раз.

Она и не думала бежать. Кайя была так оглушена, напугана и сбита с толку, что даже произнести ничего не смогла. Слышала только, как Ройгард ушёл за карету и сказал кому-то, кого она не могла увидеть:

— Heihai hagna 'a'a make hewa huahka'i kula a'hoe ahi e 'e ai!

Ветер донёс лишь обрывки, да она и не так хорошо знала айяарр, поняла только, что речь идёт о погоне.

Ройгард махнул своим людям, её подхватили под руки и тоже повели к реке. Вода шумела где-то вдали, разбиваясь о пороги, а здесь был пологий склон, усеянный разбросанными повсюду валунами, покрытыми жёлтой коркой лишайника. Рядом с одним из таких камней на коленях стоял отец — его держали два вооружённых человека. Ройгард переговаривался с ними на айяарр, поставив Кайю чуть поодаль и встав за её спиной.

Ройгард Лардо не мог говорить на айяарр…

Дождь кончился, ветер трепал мокрые косы ив, стряхивая с них капли воды, рваные клочья туч неслись по небу, то обнажая, то скрывая вершины холмов. С клёна падали последние листья и, гонимые ветром, липли к ногам. В это мгновенье Кайя уже поняла, что всё закончится плохо, но когда увидела, кто выехал из-за скалы, совсем потеряла землю под ногами и упала бы, не будь по бокам двух стражей.

Длинный дождевой плащ с косматым волчьим воротником скрывал его фигуру почти полностью, но она узнала бы его в любом обличье. Руки в шипастых перчатках лежали на рукояти меча, а на лице — чёрная маска, в прорезях которой темнели провалы глазниц. Спутанные волосы намокли и, перехваченные кожаным шнурком маски, свисали, падая на плечи.

И конь был ему под стать — огромный гнедой зверь с широкой грудью, длинной гривой и чёрными фризами на ногах. От него валил пар, он недовольно фыркал, тряс головой и, остановившись, начал рыть землю копытом.

— Здравствуй, генерал, — произнёс человек в маске, спрыгнул на землю легко, как тигр, и, бросив поводья одному из стоявших рядом людей, обратился к Кайе, — здравствуй и ты, маленькая веда…

Она узнала его голос. Смотрела на него глазами, полными ужаса, и только одна мысль билась в голове пульсом: сейчас они умрут.

— Ты ведь хотел встретиться со мной лицом к лицу, генерал? — человек в маске скрестил руки на груди, и Кайя увидела под плащом тёмные кольца айяаррской кольчуги. — Ну вот твоё желание и исполнилось.

— Моё желание, подлая собака, исполнилось только наполовину, потому что я стою к тебе лицом, а ты ко мне своим намордником, как и подобает собаке, — ответил генерал хрипло и сплюнул на траву кровь. — Не хочешь снять маску, чтобы быть лицом к лицу?

О Боги! Отец! Не говори этого! Не зли его! Он убьёт тебя за такие слова!

Она бы крикнула ему это, но Ройгард стоял рядом, и она боялась, что он снова её ударит. Хотя, какая разница! Он всё равно убьёт их, а так, может быть, он хотя бы сделает это быстро.

Но человек в маске даже не шелохнулся, только снова положил руки на рукоять меча и ответил совершенно спокойно:

— Снять маску? Пожалуй, в другой раз, не хочется пугать даму — хорошие манеры присущи даже чудовищам.

— Ты хочешь убить меня, Эйгер? Ну так убей, чего ждёшь? — воскликнул генерал. — К чему все эти шарканья ножкой и церемонии? Ты же понимаешь, что это тебе всё равно не поможет?

— Я бы убил тебя, Арджент Альба, — ответил Эйгер негромко, — и поверь, сделал бы это с огромным удовольствием… но, как ни странно это прозвучит, сегодня мне не нужна твоя жизнь, — он сделал шаг назад, прислонился к большому серому камню и продолжил: — Но кое-что от тебя мне всё-таки нужно. И хотя мои люди хотят, чтобы я тебя повесил, отдал собакам на растерзание, отрубил голову или закопал живьём, или лучше всё это сразу одновременно… но я не стану этого делать. Как бы мне и им не хотелось тебя убить, я понимаю, что твоя смерть ничего не исправит… А вот твоя жизнь — может.

Генерал хрипло рассмеялся и ответил, снова сплёвывая кровь на примятую траву:

— Если ты хочешь от меня что-то узнать, то напрасно! Я всё равно ничего не скажу.

— Я знаю, что не скажешь. Да мне ничего и не нужно знать. А если бы нужно было, то, генерал, поверь, ты бы с радостью всё мне рассказал, потому что в сегодняшней партии у меня есть одно преимущество. Мой брат добыл мне один весьма милый козырь. Вон тот, который смотрит на меня с диким ужасом, ожидая, очевидно, что сейчас я начну рвать тебя на куски прямо здесь…

Эйгер указал рукой на Кайю, и лицо генерала побелело.

— …но, видишь ли, сегодня я очень щедр. Настолько, что даже подарю тебе жизнь. Более того, я подарю жизнь и твоей дочери. Но, конечно, не за просто так.

…Мой брат…

…Ройгард Лардо не может быть его братом…

…Вернее, это человек, не может быть на самом деле Ройгардом Лардо…

С чего вообще она ему поверила? Почему ему поверил отец? Разве были рекомендательные письма? Разве их представил друг другу кто-то, кто знает семью Лардо? Зачем семье Лардо такая, как она? Ведь отец был прав — он красив, очень. Он не слишком богат. Он знатен и мог найти себе более выгодную партию. И он видел её впервые, но выбрал именно её. А это была просто ловушка. Как же так вышло?

Осознание собственной ошибки затопило горечью душу Кайи.

Эйгер оттолкнулся от камня и подошёл к ней, не слишком близко, но достаточно, чтобы протянуть руку. А она не могла заставить себя посмотреть на него, на эту жуткую маску. Стояла, замерев, как птичка, глядя на овальный иссиня-чёрный камень, вплетённый на груди в многослойные кольчужные кольца и похожий на глаз.

— Так вот, маленькая веда, я оставлю твоего отца в живых и даже отпущу его прямо здесь, если ты примешь моё предложение. И я оставлю в живых твою зеленоглазую дочь, генерал, и отпущу её, если ты выполнишь то, что я скажу. Но если ты откажешься, то я убью её прямо здесь, у тебя на глазах, и поверь, ты точно не захочешь этого увидеть. Итак, ты готов выслушать моё предложение?

Холодный ветер трепал плащ Кайи и пронизывал до костей, обрывал алые листья бересклета, и, казалось, кусты плачут кровавыми слезами, но она видела, что по вискам генерала текут струйки пота. Его лицо было совсем белым, и он, судорожно сглотнув, ответил сдавленным голосом:

— Я слушаю.

— Ты выиграешь нам время, Альба… до весны. Сделаешь так, чтобы твои люди не смогли взять Олений Рог до снега.

— И ты мне поверишь, если я пообещаю?

— Частично… да. Я слышал, что ты человек слова. Но чтобы помочь тебе его сдержать, я заберу в Лааре твою дочь, и она побудет там до весны. Как залог. Если ты сдержишь своё обещание, в день равноденствия я верну её. Она будет стоять здесь, на этом самом месте, живая и невредимая.


— И что это тебе даст? Эта зима? Это же всего лишь отсрочка…

— Это не твоя забота, генерал. Так вот, маленькая веда, посмотри на меня, — Эйгер приподнял её лицо за подбородок, чтобы видеть глаза, — ты слышала предложение. Если откажешься ты — твой отец умрёт. Если откажется он — умрёшь ты. А теперь я бы хотел услышать твой ответ, ты согласна на подобный обмен?

— Согласна, — она ответила, не задумываясь, глаза застилали слёзы, и это было хорошо — сквозь них она не видела маски, не видела лицо отца, не видела ничего, а предпочла бы ещё и не чувствовать.

— А ты, генерал?

— А если ты обманешь? Если убьёшь её? Как я могу тебе верить? Как я узнаю, жива ли она?

Эйгер отпустил подбородок Кайи и забросил полу плаща на плечо.

— Видишь это, — он указал пальцем на камень в кольчуге и положил на него руку, — ты же знаешь, генерал, это родовой камень нашего прайда. Ты знаешь, что он означает. И я клянусь тебе на этом камне, что сдержу своё обещание и весной верну твою дочь живой и невредимой, если ты сдержишь своё, и до весны твои солдаты не возьмут перевал. Ты знаешь наш закон — я не нарушу клятвы. Так что, генерал, ты согласен?

— Я согласен, — ответил он тихо, — только, королеву…

— …не обманешь? — продолжил за него Эйгер.

В его голосе послышалась насмешка и горечь, он подошёл к генералу и стал напротив него, глядя на пленника сверху вниз.

— И именно поэтому штурм состоится, как ты и запланировал, — произнёс он твёрдо. — Только штурмовать вы будете Правый Рог, а не Левый. И не сможете его взять, это я тебе обещаю. А потом ляжет снег. И помни, генерал, если ты нарушишь своё обещание…

— Не нарушу.

— …я вырву ей сердце.





Часть 3. Пленница Глава 10. Поисковая нить




— Как мне поймать его? — Дарри сидел возле очага в низенькой избе таврачьей старухи, вглядываясь внимательно в её морщинистое тёмное лицо.

Селились тавраки на отшибе, наскоро сделанные избы и землянки лепились друг к другу, словно ласточкины гнёзда. Тавраки — народ вольный, два — три года посидят на одном месте, да и в путь, едут дальше. Где потеплее, там они и землянок не рыли, ставили чайги — кочевые дома из кошмы и шкур. Но в этот год Дарри видел, что таврачье селение осталось зимовать. Прижились как-то на южной дороге, кузницу поставили, лошадей развели, овец.

Старуха угостила его похлёбкой из куропатки с белым корнем и травами, лепёшку дала с сыром. И пока он пил ароматный бульон из кривоватой глиняной миски, она раскладывала карты прямо на утоптанном глиняном полу перед очагом. Пальцы её, скрюченные и узловатые, украшенные перстнями, мелькали споро, и губы шевелились беззвучно, да подрагивали серьги-кольца в растянутых мочках ушей. Из красного тюрбана на голове торчало диковинное зелёное перо и, покачиваясь, отбрасывало на стену дрожащую тень.

— Ты должен знать, красавчик, — произнесла старуха, выкладывая из карт круг с крестом посередине, — что тут я не на вашей стороне. Тавраки далеки от человеческих дел. Связать нить или оберег, погадать на жениха — это я могу за серебро, но такой совет, какого ты просишь, дорогого стоит… Я не хочу, чтобы айяарры забрали мою душу.

— Я хорошо заплачу…

— Ты даже цены не знаешь… А знал бы… Эх, нравишься ты мне, красавчик, мои бы двадцать лет сейчас — не ушёл бы ты отсюда, — усмехнулась она, переворачивая засаленные карты, — у тебя доброе сердце — я чувствую это. Так что, кроме нити… могу рассказать тебе кое-что, и это будет бесплатно. Но это всё, что я могу для тебя сделать.

— Рассказывай, — Дарри отставил миску и подвинулся ближе.

— Ты хочешь что-то узнать об айяаррах? Обо всех не скажу, но о горцах, об Ибексах из Лааре, знаю кое-что, — она взяла в руки карту. — Видишь нетопыря? Ты знаешь, что айяарры могут пить из человеческих душ? Что они могут чувствовать чужую любовь и привязанность?

— Как это? — капитан слушал внимательно.

— Знаешь, почему ты не можешь поймать Зверя?

Старуха отложила карту с летучей мышью в сторону, сплела пальцы и посмотрела на Дарри чёрными, как угли, глазами.

— Ты думаешь о нём постоянно, и он это чувствует. Он питается твоей ненавистью. Я вижу в картах это отчётливо. И твоей любовью: к семье, друзьям, к той девушке… И он играет с тобой, как кошка с мышью. И как моя нить вела тебя к нему, так твоя ненависть и любовь указывают ему, где ты находишься. Твои чувства для айяарра, как для охотника красные перья фазана — с ними не спрячешься на лугу.

— Ты знаешь, кто он? Зверь? — спросил Дарри тихо.

— Точно не знаю, а карта выпадает — Двуликий Бог. Кто-то с двумя лицами…

— Зверь и человек одновременно?

— Может быть и так, но я думаю, что он — отверженный…

— Отверженный? Что это значит?

— Айяарр, потерявший связь с Арраяном.

— Арраян? — спросил Дарри задумчиво. — Я слышал это слово. Это что-то вроде их священного места?

— Это Источник.