Красные туманы Полесья

 – Так точно.
 – Возьмите еще пару человек, блокируйте дом, где скрываются евреи. Я отдам команду старосте, подойду, только дом обозначьте.

 
 
– Да чего обозначать-то? Тут одна улица, отсюда влево, предпоследнее подворье справа.
 – Выполняйте!
 Полицаи направились к дому бывшего управляющего отделением колхоза «Заветы Ильича». Староста преданно смотрел в глаза офицеру СС.
 – У вас в деревне есть большой сарай? – спросил Бонке.
 – Недавно построили вместо старого овина.
 – Туда все жители поместятся?
 В глазах старосты вспыхнул испуг.
 – А что вы хотите делать?
 – Косарев? Так?
 – Так точно!

 
 
– С каких это пор, Косарев, ты решил, что можешь задавать вопросы офицеру СС?
 – Извините, но…
 – Итак, я спросил, в новый сарай все жители деревни поместятся?
 – Да, тесновато будет, но поместятся.
 – Крепкие стены у сарая?
 – Так точно, березовые.
 – Крыша?
 – Соломенная.
 – Ворота?
 – Дубовые.
 – Где этот сарай?
 – А вот на околице, где ферма.
 – Гут. Помогай собирать людей, и чтобы все были здесь. А то, о чем ты подумал, выбрось из головы. В наказание за сокрытие евреев люди посидят сутки без воды и еды. Потом выпустишь их. Ключи же у тебя?

 
 
– Так точно! – Староста облегченно выдохнул.
 Он поверил гауптштурмфюреру СС.
 Бонке прошел к дому Тимофеева. Двор оказался довольно большим, ухоженным. Не сказать, что здесь проживает одинокий пожилой человек.
 Через сени гауптштурмфюрер зашел в большую комнату, половину которой занимала русская печь. Хозяин дома лежал на полу, лицо в крови.
 Евреи сбились в угол, сидели на корточках, обняв друг друга. В их глазах застыл животный ужас.
 Гауптштурмфюрер указал на Тимофеева и спросил:

 
 
– Что с ним?
 Калач потер кулак.
 – За кочергу схватился, когда зашли. Пришлось бить.
 – Подними его.
 Калач без особых усилий поставил на ноги бывшего управляющего отделением колхоза.
 – Кузьма Тимофеев? – спросил Бонке.
 – Он самый. Чего явились? Хотя и так ясно. За ними. – Тимофеев кивнул на евреев.
 – Изволь, Кузьма, отвечать на мои вопросы. Где твои сыновья?
 Тимофеев попытался усмехнуться, но боль скривила его лицо.
 – Где, спрашиваешь? Один в Красной армии служит, политрук стрелковой роты, бьет фашистскую нечисть у города Ленина, другой в партизанах. Тоже воюет с вами.

 
 
– Ты этим гордишься?
 – Да, я горжусь своими сыновьями, правильно их воспитал. – Он кивнул на Калача и полицаев. – Не так, как этих уродов. Их матерям аборты надо было делать, а не рожать извергов.
 Калач дернулся, хотел было ударить пожилого мужчину, но гауптштурмфюрер остановил его:
 – Не трогать, Калач!
 – Калач? – спросил Тимофеев. – Так вот ты какой, кровопийца. Жаль, не могу удавить тебя собственными руками.
 Начальник полиции вновь дернулся и опять был остановлен офицером СС.

 
 
– Я сказал не трогать. Стоять, где стоишь, Калач!
 – Слушаюсь, герр гауптштурмфюрер!
 Командир роты повернулся к полицаям и приказал:
 – Уведите его на площадку в центр деревни. Дождетесь коллег из райцентра – передадите.
 – Да, герр гауптштурмфюрер.
 Тимофеева увели.
 Бонке подошел к семье евреев.
 – Годман Иосиф Абрамович?
 – Да, господин офицер.
 Бонке перевел взгляд на женщину:

 – А это, если не ошибаюсь, ваша супруга?
 – Да, Сара Абрамовна.

 
 
Гауптштурмфюрер скривился. Он терпеть не мог евреев. Впрочем, в СС служили именно такие персонажи, переполненные ненавистью ко всему неарийскому, особенно к евреям и цыганам.
 – Рядом дети, так?
 – Так, господин офицер, сын Илья, дочери Соня и Лея.
 Калач указал на девушку постарше.
 – И сколько лет твоей Соне?
 – Десять, сыну четырнадцать, Лее шесть.
 – А смотрится так, как будто ей все шестнадцать, оформилась уже. Симпатичная. – Калач вытер слюни.
 
– У меня к вам один вопрос, Годман, – заявил Бонке.

 
 
– Да, господин офицер. Я скажу все, лишь бы вы не тронули нас, несчастных евреев.
 – Зачем мне вас убивать? Вас отвезут в райцентр, предоставят жилье.
 Калач рассмеялся и заявил:
 – Даже с прислугой.
 Бонке повернулся к начальнику полиции.
 – Мне удалить вас отсюда, Калач?
 – Молчу, герр гауптштурмфюрер.
 – Итак, у меня к вам, Годман, всего один вопрос, верный ответ на который спасет жизнь вам и вашей семье.
 – Я готов.
 – Где ценности, что вы вывезли из Гороша?

 
 
– У меня ничего нет.
 – Значит, и жизнь вашей семьи ничего не стоит.
 – Подождите, мне надо принести.
 Бонке взглянул на Калача.
 – Сопроводи!
 – Сара, дети, не бойтесь, нас не убьют, – сказал Годман и ушел вместе с начальником районной полиции.
 Вернулся он с саквояжем, поставил его на стол.
 – Вот, господин офицер, все, что у меня есть.
 – Откройте замок!
 – Ах да, извините.
 Годман снял с шеи шнурок, на котором висел ключ, открыл замок.

 
 
Гауптштурмфюрер распахнул саквояж. В нем были бумажные пакеты. Он достал один, развернул. На стол посыпались золотые коронки, сережки, мелкие броши. Во втором было то же самое.
 Калач шмыгнул носом и заявил:
 – Ничего себе! Да тут целое состояние.
 – Это для работы. Какое состояние? – проговорил Годман.
 Бонке развернул все пакеты. Везде одно и то же: кольца, перстни, сережки, колье, браслеты от часов, цепочки.
 – Гут, господин Годман. – Он вернул ценности в саквояж, закрыл его, взглянул на дантиста. – Это все?

 
 
– Да, господин офицер.
 – В городе ничего не оставили?
 – Зачем оставлять? Мы насовсем уезжали.
 – А что в баулах?
 – Там только обычные вещи, посуда.
 – Собрать все, что вывозили!
 – Позвольте это сделать жене, она распаковывала сумки.
 Бонке кивнул Калачу, тот приказал младшему полицейскому:
 – Шмаров, проследи!
 – Слушаюсь!
 Вскоре посреди комнаты стояли три баула.
 – Нехилые у них вещички и посуда, господин гауптштурмфюрер, – сказал Шмаров. Один столовый набор из серебра да подсвечник чего стоят. А еще две шубы, пальто новое, костюмы, сшитые в ателье. Такие в магазине не купишь.

 
 
– Хорошо. – Бонке посмотрел на дантиста. – Вы отдали ценности, я держу слово. – Он взглянул на Шмарова и приказал: – Беги к шарфюреру, который находится в бронетранспортере, скажи ему, чтобы механик-водитель подогнал его к заднему забору.
 – Слушаюсь! – Шмаров убежал.
 Бонке посмотрел на семью и проговорил:
 – Поднимайтесь и огородом идите к задней калитке. Вас проводит господин Калач. Тебе, Мирон, никого не трогать, посадить всех в десантное отделение и охранять до подхода солдат. Потом придешь на площадь.