Я бы на твоем месте

– Света! – Арина ворвалась в комнатку театра моды на полном ходу. – Света! Тихон, по ходу, заболел! Что с декорациями делать будем? Там еще половина не дорисована.

– Ну и ладно, – ответила Светлана, невидящим взглядом уставившись в пространство.

– Что значит «ладно»? – обиделась Арина. – У нас же все продумано! Атмосфера! Театр кабуки! Бумажные ширмы…

Последние слова вывели руководительницу театра мод из паралича.

– Бумажные ширмы, – отчеканила она, – противоречат нормам пожарной безопасности. Равно как и бумажные веера. И вообще, восточная атрибутика наводит подростков на мысль о суициде.

Все это было так не похоже на Светлану, что Арина вытаращилась на нее.

– Вы что такое говорите? – прошептала Арина.

– Это не я говорю, – вздохнула Светлана. – Это директор нашего художественного центра говорит.

– Фух! – выдохнула Арина. – Я уж думала, вы свихнулись на почве переутомления! А директору надо все просто объяснить! Показать!

– Не надо, – поморщилась Светлана.

– Ну, не хотите – тогда я объясню.

Арина не успела сделать и шага – Света поймала ее за руку.

– Не ходи, – попросила она. – Ширмы тут так… просто повод.

– Да что случилось? И где все девчонки? У нас же репетиция сейчас!

– Ай, все, – сказала Светлана.



* * *

Арина могла убедить себя в том, что услышала разговор случайно. Но это неправда. Она подслушивала. Сознательно. Бегала за Светланой и ждала, что та позвонит какой-нибудь подруге по телефону. Была у Светланы такая старомодная привычка – болтать по телефону, а не писать, как все нормальные люди. И Арина дождалась. Подкараулила Светлану на обратном пути из туалета.

– Прямо заявил, – говорила Светлана, – или я к нему в постель, или никакого зала на показ.

Арина замерла.

– Я не хочу бороться, – продолжила Светлана. – Я хочу заниматься любимым делом. Где я еще сделаю свою коллекцию?

Светлана всхлипнула.

– Да никого я не провоцировала! – сказала она громко. – Я ему объяснила, что романтические отношения меня не интересуют. И не романтические тоже. А он обиделся. Сегодня утром пошла к нему утверждать смету на наш показ – он все повычеркивал. И сказал, что концепция вызывает сомнения.

Арина начала понимать, что произошло. Последнее время к ним на занятия часто заходил директор Центра – пожилой дядька, отягощенный пузом. Жаловался на жизнь. Звал Светлану на кофе. Потел…

Арина непроизвольно сжала кулаки. Светлана тем временем продолжала всхлипывать в трубку:

– Ничего… Придется, наверное, опять работу искать. Так обидно, только все вытанцовываться начало…



* * *

Арина плохо помнила, что наговорила директору. И когда на нее на следующий день орала Светлана, что нельзя было грубить и она не должна вмешиваться в дела взрослых, Арине нечем было крыть.

Она не помнила, что из того, что она говорила, говорить было нельзя. И насколько была груба, тоже не помнила.

И когда директор утверждал, что она назвала его двугорбым козлом, Арина изумлялась не столько грубости, сколько своей биологической изобретательности.

Если бы Арина сообразила включить диктофон! Директор в конце разговора тоже орал что-то не очень связное, но теперь-то…

Теперь Светлана поливала слезами написанное заявление об увольнении.

– Я бы с ним договорилась! Я бы смогла! А теперь у меня нет другого выхода…

Арина угрюмо повторила, что директор – козел. Светлана не спорила.

Тихон нарисовал двугорбого козла. Светлана даже не улыбнулась.

– Что мы теперь будем делать? – спросил Тихон.

Светлана разрыдалась и вышла.




* * *

Как выяснилось через два дня, увольнение было бы не самым плохим выходом. Директор заявление не подписал. Более того, он сообщил, что Светлана обязана отработать учебный год, что с ней подписан контракт, что у нее в плане стоят мероприятия и никто другой эти мероприятия проводить не будет, у всех остальных своя работа и есть чем заняться.

Светлана пила успокоительные и рыдала. Так проходило уже второе занятие, и Арину это ужасно раздражало. Арина привыкла, что мама все сложности берет напором. Она учила Арину, что, когда в прибое на тебя идет большая волна, нельзя убегать, нужно максимально быстро пойти к ней навстречу, а в критический момент нырять внутрь. Мама так делала всегда. Разворачивалась к проблеме и перла навстречу с каменным выражением лица.

Арина изнемогала, глядя, как Светлана страдает, но ничего не делает. Репетиции показа продолжались, но теперь, вместо вдохновения и веселья, все было пропитано безнадегой.

– Раз уж я должна, то…

– Поскольку меня вынуждают…

– Да сделайте как-нибудь, какая разница…

Девчонки-модели, которые раньше занимались в охотку (а с появлением «художника-гея» вообще воспряли), с каждым днем сдувались все больше.

А за два дня до показа случилась катастрофа.

Они пришли на генеральную репетицию на сцене и обнаружили, что занавес и кулисы пропали. Светлана вышла из своего унылого состояния, бросилась к директору, чтобы сообщить о пропаже, и наткнулась на хладнокровное:

– Так их в стирку отдали. Через две недели вернут.

– Как две недели? – пролепетала Светлана. – Мне же… у меня же показ…

– А что показ? – пожал плечами директор. – Твои модели сопливые ведь по сцене ходить будут? Так сцена на месте.

– Но переодеваться… Они же должны менять наряды… Мы планировали за кулисами…

– Плохо планировали! – рассердился директор. – Надо было озаботиться раньше! Иди, не мешай работать!

– Может быть, – предприняла последнюю попытку Светлана, – тогда разрешите ширмы?

– Ширмы бумажные, легковоспламеняющиеся! – Директор повысил голос. – Под статью хочешь меня подвести! Все, иди готовь свое мероприятие! И помни: сорвешь – уволю с волчьим билетом, тебя в парикмахерскую работать не возьмут!

Когда Света вернулась в зал, она была похожа на свежевыстиранную простыню – белую и тонкую. Модели, выслушав новости, принялись возмущаться:

– А переодеваться как? При всех? А почему вы не добились! Раз так, то мы уходим!

Ушли все, кроме Арины и двух тихих девчонок из восьмого класса. Ну и Тихона, который сосредоточенно штриховал что-то, сидя на краю сцены.

Светлана оглядела оставшихся, села в кресло в первом ряду и тихонько разрыдалась.

– Мы что-нибудь придумаем! – Арина бодрилась из последних сил. – Подумаешь, кулисы! Тихон! Хватить там картинки рисовать! Иди сюда, думать будем.

Тихон спрыгнул со сцены, подошел к Арине и сунул ей в руки рисунок – лохматый парень с огромными черными крыльями за плечами.

– Хаул! – сказал он. – Из «Ходячего замка» Миядзаки.

– Ага, – Арина рассеянно глянула на картинку и отодвинула ее в сторону, – круто. Нужна идея! Где переодеваться?..

– Так Хаул же! – Тихон снова подсунул картинку под нос подруге. – У него крылья. Если их расправить…

Арина присмотрелась и заорала:

– Да! Точно! – Она выхватила портрет Хаула и бросилась к Светлане. – Тихон все придумал! Он наденет крылья Хаула и станет как будто ширма! А мы за его спиной будем переодеваться!

– Почему я? – запротестовал Тихон.

– А кто?! – отмахнулась Арина. – Директора нашего прекрасного попросим? Света, вы посмотрите! Это же суперрешение!

Светлана вытерла глаза, взяла рисунок, всмотрелась и сказала без особой надежды:

– Делайте что хотите…



* * *

Крылья Хаула в прокате стоили тысячу рублей. Как назло, и у Арины, и у Тихона карманные деньги закончились, а к Светлане после ее «делайте что хотите» обращаться не имело смысла.

Арина долго думала, как попросить денег, чтобы мама ничего не заподозрила и не полезла с вопросами. Она заговорила непринужденно. За ужином. Для верности – с полным ртом.