Город чудес
Часть 56 из 101 Информация о книге
Сквозь звуки работающего двигателя она мало что может услышать, но это ни с чем не перепутаешь: пальба. Усиленная пальба. Она глядит на кабель, прижимая приклад дробовика к плечу. Поднимает оружие, сама не понимая, во что собирается целиться или, не дайте боги, во что собирается стрелять. «Я правда выстрелю? На самом деле? В летящую бомбу?» Это слишком нелепо, чтобы в такое поверить. Потом она видит, как по кабелю к ним очень быстро приближается вторая гондола. Она слишком близко, чтобы это было безопасно. «Что-то не так». Она наводит дробовик на приближающуюся машину, чувствуя себя нелепой и беспомощной. Вторая гондола довольно близко. Достаточно близко, чтобы Ивонна увидела, что переднее окно — прямо над носом — открыто. В окне человек, бородатый сайпурец в серой вязаной шапке. Он что-то наставил на нее. Оно выглядит как большой кусок трубы из зеленого металла с огромным зияющим раструбом. Сайпурец приседает, прижимает «трубу» к щеке и закрывает один глаз. Он в нее целится. Он вот-вот… Что-то темное вылетает из раструба. Инстинкты Ивонны берут верх. Она жмет на спусковой крючок, и… Мир вспыхивает. * * * Взрыв достаточно громкий, чтобы сперва Сигруду показалось — гондолу сорвало с кабелей. Это пробирающий до костей, прерывистый грохот, не глухой рев зажигательной мины, но что-то особо действенное. И, судя по дыму, который теперь проникает сквозь изрешеченную пулями дверь в каюту экипажа, детонация случилась очень-очень близко. Гондола тормозит и останавливается. Сигруд ждет, что она упадет, но этого не происходит. У Сигруда все еще гудит от взрыва голова, но он думает: «Ивонна. Она попала, верно? И мина взорвалась прямо у них перед носом…» Он встает. Стрекот выстрелов, похоже, затих. Поток дыма из каюты экипажа становится гуще. «Это чудо, что нас не сорвало с кабелей», — думает он. Он врывается в изрешеченную дверь, которая легко поддается его весу. Низко приседает, пытаясь что-то рассмотреть в дыму. Дверь в рубку испещрена дырами, большими и маленькими. Шрапнель — значит, тем, кто был в рубке, сейчас не до смеха. Он прищуривается и видит в углу лежащую женщину, а рядом с нею — массивный, полностью автоматический винташ. Черный узел волос на ее макушке распустился. «Та, с золотыми глазами, кого я видел в зеркале», — думает Сигруд. Он знает, что сейчас она — не главное. Надо убедиться, что человек, в чьих руках эта штука, стреляющая минами, больше ее не использует. Дрейлинг идет сквозь дым, пинком открывает дверь в рубку, и в лицо ему бьет холодный зимний воздух. Нос гондолы и окна на нем представляют собой черное месиво. Верхняя передняя часть наружного корпуса от взрыва вдавилась и усеяла рубку шрапнелью. Возле двери лежит сайпурец, все еще прижимая к груди помятый миномет. Взрывом ему опалило или сорвало большую часть кожи с головы, и его лицо представляет собой пеструю кровавую массу. Сигруду кажется, что противник мертв, но внезапно тот шевелится и стонет. Кровь пузырится на его израненных губах. Сигруд смотрит вперед, через выбитые взрывом окна. Видимо, бомба взорвалась примерно в двадцати футах перед носом гондолы: кабели там почернели и как-то истончились, словно изношенные шерстяные нити. «Это нехорошо», — думает дрейлинг. Он видит следующую гондолу футах в пятидесяти−шестидесяти впереди. Похоже, она тоже остановилась. Наверное, их не стоит винить: они пока что не видят, что произошло, и проверяют все системы, чтобы убедиться, что после взрыва их транспорт все еще работает. Но в люке в нижней части виднеется съежившаяся бледная фигура: Ивонна. Она дрожит, таращит глаза, но выглядит невредимой и прижимает к себе дробовик, как драгоценную игрушку. Его дуло едва заметно дымится. Сигруд вздыхает и с облегчением машет ей. Она машет в ответ трясущейся рукой. Потом резко выпрямляется и на что-то показывает. Не на него, понимает Сигруд. На что-то позади него. И тут ему в спину вонзается нож. * * * Сигруд ревет и бьет левым локтем вниз, попадая противнику — той самой сайпурке — в бок. Она кашляет и падает спиной в дымную каюту. Он оглядывается через плечо и видит, что в него на два дюйма вонзен боевой нож. Он тянет руку и вырывает оружие. Клинок должен был войти глубже — адский ад, она намеревалась перерезать ему горло. Ее ведь этому учили. Миг спустя он понимает, в чем дело: сайпурка пытается встать, и из раны у нее на животе сильно течет кровь. «Шрапнель», — думает Сигруд. Наверное, она не чувствует боли из-за шока. — Ты, дерьма кусок… — бормочет она. — Ты… ты, дерьма кусок… Он достает пистолет, намереваясь ее застрелить. Но сайпурка кидается вперед с удивительной силой и быстротой и выбивает оружие из его руки. Проворно наносит удар в шею, от которого он едва не теряет сознание, но ему удается отбить следующий правой рукой, не давая ей довести дело до конца. Сигруд хватает ее за запястье и лбом сильно бьет в скулу. Она стонет и пятится, но он уже идет на нее, размахивая ее собственным ножом. Рыча, она принимает оборонительную стойку. — Ты собиралась убить Татьяну, — говорит Сигруд. — Ты с теми, кто убил Шару. Женщина плюет кровью на пол. — Пусть гребаная сука сгниет, — сипит она. — Она, и ты, и всё, что вы сделали, — пусть это сгниет и сгинет. Сигруд кивает, как будто именно такого ответа и ждал. — Я сейчас тебя убью. Она сплевывает больше крови. — Тебе придется попотеть. Они сближаются. Она хорошо сражается, используя против Сигруда его размеры и тесноту помещения, пытаясь наносить быстрые, резкие удары в его суставы, шею, лицо. Но ей не суждено победить в этой драке. Она в гораздо худшем состоянии, чем он. И у него преимущества — сто фунтов веса и нож. Она уклоняется от ножа как может, отступает через каюту экипажа, через разбитую дверь. Нож задевает ее под мышкой, вдоль бока. Сигруд вскрывает ее ребра, и кровь брызгает на пол. Она хороша — даже не вскрикивает от боли, — но недостаточно. Наконец она спотыкается. Он кидается на нее, бьет плечом в плечо и всаживает нож под ребра. Едва слышный всхлип. Она пытается разбить ему нос основанием ладони, но Сигруд отворачивает лицо и принимает удар на бок черепа. И всаживает нож глубже. Она все равно сопротивляется, пытаясь пробить ему гортань. Он хватает ее за шиворот свободной рукой, толкает на себя и засовывает клинок еще глубже. Этого должно хватить, чтобы она наконец перестала сопротивляться. Но тут, к его удивлению, она переводит дух и орет сорванным голосом: — Давай, Нашаль! Сейчас, сделай это сейчас! Он бросает ее и поворачивается. Окровавленный, искалеченный человек в кабине с трудом поднимается на ноги. Он подносит миномет к плечу и теперь, словно пьяный, направляет его сквозь разбитые окна. Время как будто замедляется. Сигруд не видит Ивонну, но знает, что она там, все еще держит дробовик. Если она собьет вторую мину в полете, от взрыва кабели лопнут, и обе гондолы упадут. Сигруд вытаскивает второй пистолет из кобуры на бедре и вскидывает его. Но тут сайпурка невероятным образом снова бросается в атаку, прыгает ему на спину и ногтями царапает лицо, не давая прицелиться. Он изо всех сил пытается удержать пистолет в нужном положении. Окровавленный сайпурец все еще целится из миномета в окно. Женщина бьет Сигруда по лицу, впивается пальцами в щеку, а потом в глаз… Чпок! Она вырывает фальшивый глаз. Это так сильно ее удивляет, что она на миг цепенеет, сжимая в руке теплую белую сферу. — Что?.. — растерянно бормочет она. Сигруд прицеливается и стреляет. Выстрел точный: висок сайпурца взрывается, он валится замертво и оружие падает на пол рядом с ним. Сигруд резким движением скидывает с себя женщину. Сайпурка отлетает на пол, задыхаясь. Он поворачивается, тяжело дыша. Наклоняется, забирает фальшивый глаз из ее руки и прячет в карман. Когда Сигруд встает, ее другая рука взлетает ко рту. Она просовывает что-то между губ — маленькую черную сферу. Потом глотает. — Яд? — спрашивает Сигруд. — Зачем, если ты и так умираешь? Она горько смеется. — Я думала, ты все знаешь о Божествах. Они ведь повернуты на воскресении из мертвых. Сигруд предпочитает это игнорировать. — Зачем ты на него работаешь? Зачем рискуешь жизнью и убиваешь для него невинных? — В этой игре нет правил, — хрипит она. — Все системы сломаны. Сайпурская, Континентская, Божественная. Невинных нет. Он все сожжет. Все сожжет и начнет заново. — А ты? Ты тоже сгоришь? — Нет. — Она закрывает глаза. — Когда он начнет заново, я буду рядом с ним. Она открывает глаза. Они больше не знакомого дрейлингу янтарно-золотистого цвета, они черные, словно сделаны из нефти. Сигруд говорит: