Горлов тупик

– Привет. Вы что, курили?

– Немножко, по одной затяжке, только родителям не говорите!

– Пап, у тебя случайно жвачки нет? – спросил Глеб.

– Есть, в чемодане.

– Давай!

– Где ты видишь чемодан?

Глеб отступил на шаг, посмотрел по сторонам, пожал плечами:

– Правда нет. Пап, а где твой чемодан?

– У бабушки.

– Черт! Жвачку в карман положить слабо было?

– А не курить слабо? – Юра нахлобучил шапку ему на голову. – Ладно, пойдем! Стучать на вас, так и быть, не стану, но чтоб это в последний раз!

У ворот вспыхнул прожектор, из будки вылез сонный часовой, сердито оглядел Юру:

– Вы к кому?

– Это папа мой! – Глеб надменно фыркнул.

– Виноват, не признал!

Калитка открылась. Глеб и девочки обернулись и показали часовому язык.

Первой на пути была дача Сошниковых. Близнецы остановились, сняли варежки и принялись запихивать в рот горсти снега.

– Эй, вы что делаете? – возмутился Юра. – Давно ангиной не болели?

– Давно, дядь Юр, очень давно, – хихикнула одна.

– А клево было бы заболеть, – мечтательно промурлыкала другая, – завтрашнюю тренировку сачкануть!

– Пап, это они чтоб запах отбить, – объяснил Глеб, – вот была бы у тебя жвачка в кармане… Кать-Маш, пока!

– Пока-пока! – Близнецы скрылись за калиткой.

Трехэтажная дерябинская дача стояла на отшибе, у самого берега Сони. За рекой в лунном свете тускло блеснули монастырские купола.

– Пап, бабушка сказала, ты во вторник улетаешь. У тебя какие планы? – спросил Глеб.

– Завтра юбилей тети Наташи и маленькой Наты, надо съездить.

– Я с тобой!

– Конечно. Как мама?

– Нормально. Сегодня утром на работу умчалась, вызвали срочно, там выпускающий редактор заболела.

Вера работала в ИТАР ТАСС, ее действительно могли выдернуть в любой момент, но Юре стало обидно: «Почему именно сейчас? Интересно, уехала до маминого звонка или после? Вообще, знает, что я прилетел?»

– Обещала вернуться в воскресенье, просила тебя поцеловать. – Глеб вытянул губы трубочкой, издал громкий чмокающий звук.

В гостиной работал телевизор. Юра и Глеб вошли под вопль «Гол!!!».

Генерал, Иван Поликарпович, орал дуэтом со спортивным комментатором, подскакивал на диване и шлепал себя по коленкам. Генеральша, Евгения Романовна, сидела в углу, в кресле под торшером, с книгой в руках.

– Ваня, угомонись и сделай тише! – Она подняла глаза, увидела зятя и внука. – О, Юрочка, наконец-то!

Отложила книгу, встала навстречу, символически поцеловала, аккуратно прикасаясь щекой к щеке.

– Видишь, как неудачно, Верочке утром позвонили, срочно вызвали.

– Да, Евгения Романовна, знаю, но ничего, я только во вторник утром назад, так что увидимся.

– Расстроилась, конечно, – генеральша вздохнула, – просила тебя поцеловать. – Она опять прикоснулась щекой к щеке, потом повернулась к мужу: – Вань, ты совсем сдурел со своим хоккеем?

Генерал вскочил с дивана. Уж он-то целовался по-настоящему, по-брежневски, мокро, в губы.


– Привет, разведка, здравия желаю! Жень, глянь, как отощал Юрка наш в своей Черножопии, сообрази-ка что-нибудь пожрать! Ну, разведка, докладывай, как там обстановка на Африканском континенте?

Докладывать не пришлось. Голос спортивного комментатора зазвучал громче, Иван Поликарпович мгновенно переключился с зятя на телевизор, скорчился, словно у него прихватило живот, тонко жалобно простонал: «Блядь!» – и прилип к экрану, бормоча:

– Давай-давай-давай!

– Супу куриного согреть? – спросила генеральша.

– Спасибо, Евгения Романовна, так устал, что есть не хочется, с шести утра на ногах.

– Ба, папа будет чай с Нюсиным пирогом, – подсказал Глеб.

Кроме прапорщика Валеры на даче служили домработница Люся и повариха Нюся, обе пожилые, солидные. Нюся славилась своими яблочными пирогами.

На втором этаже, в их с Верой комнате, как везде в доме, царил идеальный порядок, стерильная чистота. В шкафу на положенном месте висели Юрины старые джинсы и фланелевые ковбойки. Пока он переодевался и умывался, Глеб рассказал об идиотке-завуче, из-за которой постригся наголо, и выдал очередной анекдот:

– Вопрос армянскому радио: «При капитализме человек эксплуатирует человека. А при социализме?» Отвечаем: «При социализме – наоборот».

Внизу кипел большой электрический самовар. Хоккей кончился. Люся и Нюся тихо сновали из кухни в столовую и обратно. Кроме Нюсиного пирога они принесли много всего: вазочки с вареньями, печеньями, конфетами, подогретые калачи, тонко нарезанные сыр и салями. Глеб схватил со стола конфету, с этажерки в углу книжку, английское издание Сэлинджера «Над пропастью во ржи», плюхнулся на диван, открыл на заложенной странице.

Генерал сидел за столом и колол здоровенными плоскогубцами грецкие орехи. Генеральша рядом, все еще с книгой в руках. Юра взглянул на бумажную обложку: А. Авторханов «Загадка смерти Сталина».

Евгения Романовна перехватила его взгляд:

– Да вот, приходится читать всякую дрянь, – она кивнула на мужа, усмехнулась, – за себя и за того парня.

Когда на Западе выходил очередной труд кого-то из видных антисоветчиков, издательство «Мысль» выпускало его закрытым тиражом, от пятидесяти до ста экземпляров, «для служебного пользования». Тираж бесплатно распространялся среди партийной элиты. Генералу по должности полагалось быть в курсе новинок вражеской пропаганды, но читать он не любил. Кроме хоккея и подкидного дурака больше пяти минут ни на чем не мог сосредоточиться. За него читала Евгения Романовна и пересказывала ему своими словами.

– Ну, что, разведка, коньячку? – Генерал с треском расколол орех, подмигнул.

– Спасибо, Иван Поликарпович, не откажусь.

Чокнулись маленькими хрустальными рюмками. Юра только пригубил, генерал выпил залпом и заорал:

– Отставить избу-читальню! Глеб, марш за стол! Женя! – Он выхватил у нее книгу. – Ну-ка, что там этот фашистский прихвостень наклеветал на товарища Сталина?

– Пишет, что он умер не своей смертью, – объяснила Евгения Романовна и стала разливать чай.

– Америку открыл! – Иван Поликарпович хлопнул книгой по столу и рявкнул: – Конечно, не своей! Они его убили!

– Ну чего ты опять разорался? – Генеральша поморщилась. – Кто – они?

– Ясно, кто! Троцкисты-сионисты! Жиды! Докторишки жидовские! Если бы не они, был бы жив товарищ Сталин!

– До сих пор? – спросил Юра.

– Да! Товарищ Сталин отличался крепким здоровьем! – Иван Поликарпович опять шарахнул книгой по столу. – И с немцами нас троцкисты-сионисты нарочно стравили! Товарищ Сталин уже обо всем договорился, а жиды, суки, наклеветали, рассорили, вот немцы и напали на нас вероломно. С немцами, единым фронтом, мы бы ихнюю сраную Америку, гнездо сионизма, давно бы в порошок стерли!

Глеб присвистнул, покачал головой:

– Дед, слушай, как ты вообще живешь с такой кондовой психикой, не врубаюсь?

– Молчать!

Глеб хохотнул, подвинулся ближе к Юре, шепнул на ухо:

– Это от одной рюмки.

– Ваня, угомонись, чаю выпей. – Евгения Романовна взяла у него книгу, взглянула на Юру. – Не обращай внимания, он только дома такой дурак.

– Мг-м, а на службе Сократ, – проворчал Глеб.

Юра улыбнулся и не сдержал зевок. Глаза закрывались.

– Иди уж, ложись, на тебя смотреть больно, – сказала генеральша.

Глеб прихватил Сэлинджера и кусок пирога, поднялся на второй этаж вместе с Юрой.

– Пап, завтра до тети-Наташиного юбилея на лыжах успеем покататься?

– Мг-м, – Юра погладил его по бритой голове, – разбудишь меня пораньше – успеем. Спокойной ночи.