Дом в Вечерних песках

– Наверное, мисс. Наверное, вы правы. И все же… Нет, я не должен сетовать на судьбу, я знаю, но только я, что бы вы ни думали, не волен в своем выборе. Чтобы реализовать те возможности, которые у меня есть, я должен делать то, что мне велено.

– Знаю, – сказала мисс Таттон. – Я знаю, какого будущего желает для вас ваш дядя, знаю, чего он не хочет. Знаю, что он сказал бы вам, если б подумал, что у вас другие планы.

– Да, мисс. – Гидеон пригладил слипшиеся от жары волосы. – Я знаю, что он сказал бы мне. Но я не всегда буду зависеть от его милости. Возможно, наступит время, когда я смогу…

Он простер руку в сторону воды, широким жестом обозначая некую свободу действий. В эту самую минуту с лежащего внизу берега донесся крик. Мисс Таттон перегнулась через парапет, и из-под нижних краев ее пышных юбок, на мгновение приподнявшихся до самых икр, Гидеону подмигнула обтянутая чулком ножка. Он затеребил в руках поля шляпы, сминая фетр в горячей ладони. Охваченный паникой, он вдруг осознал, что мисс Таттон обратилась к нему.

– Простите, мисс. – Он встал рядом с ней. – Что-то случилось?

– У него что-то есть. – Она показала на прибрежье. – Что-то для нас, он говорит.

Гидеон в недоумении посмотрел вниз. Прямо под ними стоял, утопая по щиколотку в глине, какой-то оборвыш лет десяти-одиннадцати, хотя возраст его трудно было определить, настолько он был чумазый. Он что-то держал в поднятой вверх руке.

– Кто это? – ошеломленно спросил Гидеон. – Кто эти дети?

– Илокопатели, – объяснила мисс Таттон, бросив на него жалостливый взгляд. – Когда начинается отлив, они сходят на обнажившееся дно и роются в иле.

– Роются в иле? Зачем? – изумился Гидеон.

– Ищут все, за что можно получить несколько монет. В основном уголь или обрывки веревки, но иногда им улыбается удача. – Она сложила рупором ладони. – Неси сюда! Посмотрим!

Мальчик что-то крикнул в ответ, но Гидеон слов не разобрал.

– Нам придется купить у него эту вещь, – сказала мисс Таттон. – Если он к нам поднимется.

Гидеон растерянно заморгал.

– Тут никогда не угадаешь, молодой господин. – Она легонько коснулась Гидеона рукой и подняла к нему свое лицо, позолоченное низким солнцем. – Может оказаться, что это ерунда. А может – настоящее сокровище.

Мисс Таттон махнула мальчишке, чтобы тот поднимался к ним, и стала с нетерпением наблюдать, как он карабкается на пристань. Гидеон был рад, что к ней вернулось беззаботное настроение. И в душе благодарил Бога за то, что его так своевременно перебили. Он и сам не знал, что собирался сказать и как сумел бы закончить речь, сохранив достоинство.

Пробежав по мосту, мальчишка остановился в двух ярдах[30] от них. Щуплый и подозрительный, несмотря на свой убогий вид, он старался соблюдать правила приличия.

– Ближе я не подойду, – заявил он, – а то от меня дурно пахнет. Оставлю это здесь, как только вы заплатите.

– За что? – спросил Гидеон.

Илокопатель раскрыл черную от грязи ладонь, в которой тускло поблескивала покореженная монета.

– За кривой шестипенсовик, сэр. Вам ведь нужен символ.

Мисс Таттон подняла ко рту согнутую в запястье руку, но смех сдержала.

– Символ? – повторил Гидеон в полнейшем замешательстве. – Символ чего?

С непостижимым выражением на чумазом сморщенном лице мальчишка посмотрел на каждого из них по очереди.

– Разве вы не даете друг другу обещания? Вы и молодая леди? Зачем еще вы стояли бы здесь в своих нарядах для ухаживаний?

– В нарядах для ухаживаний? – тупо произнес Гидеон.

– Он вообще нормальный, а? – обратился мальчишка к мисс Таттон. – Скажите ему, что он должен это купить в любом случае. Таков был уговор.

– Да, хорошо. – Гидеон шагнул вперед, стремясь поскорее положить конец очередному конфузу. – Сколько ты хочешь?

– Шесть пенсов, – ответил илокопатель. – Продаю по своей цене. Столько они стоят, когда в хорошем состоянии. Все по-честному, лишнего не прошу. А вещь красивая.

– Шесть пенсов? – оторопел Гидеон. Выбор у него был небольшой: выставить себя либо дураком, либо скаредой. Он положил на парапет новенькую блестящую монету, и мальчишка в мгновение око поменял ее на свою находку.

– Честь имею, господин. – Мальчишка тронул обвисшие поля своей бесформенной шляпы. – Хотите тратьте, хотите – нет, если вам интересно мое мнение. Она хорошенькая, лучше не найдете. Вы будете счастливы.

С этими словами мальчишка помчался прочь. Гидеон схватил гнутую монету, но двигал им неосознанный порыв поскорее убрать ее с глаз долой. Вряд ли это был похвальный способ довести дело до конца, но он не видел иного пути, который избавил бы его от еще большего унижения. Молча он возвратился к мисс Таттон. Все еще сжимая в руке монету, облокотился на парапет, меланхолично глядя на блекнущие краски вечера.

С невероятной нежностью кончиками пальцев она коснулась его ладони.

– Поздно уже, молодой господин.

Он медленно повернулся к ней. Она не сразу подняла к нему лицо, которое было одновременно задорным и серьезным. Поколебавшись, он развернул свою руку под ее ладонью, с большой осторожностью разгибая пальцы.

– Когда же вы, наконец, станете звать меня по имени? И мне позволите обращаться к вам по имени?

Мисс Таттон на мгновение плотно сжала губы.


– Значит, вы так и не поняли, да?

– Простите, что я должен понять?

– Господи помилуй! Вы должны подарить это мне.

– Шестипенсовик? Да ведь он гнутый, к тому же грязный. Ценности в нем никакой.

– Не спорю, шести пенсов он не стоит. И чему вас только учат в вашем Кембридже, молодой господин?! Это же символ. То, что люди дарят… когда у них нет денег на кольцо.

– О. – Гидеон заморгал, грудь опалил жар. – Да, конечно. Боюсь, я не совсем…

– Вижу. – Мисс Таттон очертила круг на его ладони, все еще не притрагиваясь к тому, что в ней лежало. – Итак, мистер Гидеон Блисс? Как вы хотите меня называть?

Она смотрела ему в глаза, и он больше не мог притворяться, что не понимает. Он надеялся, что скоро станет состоятельным человеком и положит весь мир к ее ногам. Но пока он не мог дать тот ответ, что она ждала.

– Анджела вам не нравится? – Он ощущал во рту кислый вкус стыда, затруднявшего его речь. – Angela mea. Что значит «мой ангел». На латыни.

По-прежнему не сводя с него твердого испытующего взгляда, мисс Таттон едва заметно улыбнулась.

– Смешной вы, – сказала она. – То из вас слова не вытянешь, а то разом выкладываете все. И в то же время ничего.

Гидеон снова покраснел, промычав что-то нечленораздельное.

– Я не в обиде, – добавила она. – Звучит красиво. Но все зовут меня Энджи. Энджи Таттон в ленточках атласных. Так ма… Меня так в детстве называли.

– Значит, Энджи, – произнес Гидеон. – Можно я буду звать вас Энджи?

– Ну, – протянула она, кончиком пальца выводя завертывающуюся спираль на его горячей ладони. – Почему бы и нет?





XVI


Площадь Сохо-сквер находилась не очень далеко от Уордур-стрит, однако ехали они, казалось, целую вечность. Экипаж с трудом, в темпе черепашьего шага, катил по утопающим в вязкой жиже улицам. Снег валил гуще, погружая город в необычайное безмолвие, и в этой пепельной сонной тишине жизнь замедлялась и почти замирала.

Но стоило им наконец добраться до больницы, Гидеоном овладела неуемная энергия, словно его освободили из темницы. Извозчик еще не выдвинул подножку, а он уже выпрыгнул из кеба. Поскользнулся в слякотной грязи у обочины, но быстро обрел равновесие и ринулся к крыльцу. Не удосужившись убедиться, что Каттер идет за ним, он представился привратнику и решительно заявил о цели их визита, попросив, чтобы его и инспектора немедленно провели к мисс Таттон.

Коротая время в ожидании, Гидеон беспокойно мерил шагами вестибюль. Инспектор же, степенно войдя за ним следом, уступил ему ведущую роль, а сам, устроившись в кресле привратника, стал преспокойно читать газету. Именно Гидеон первым поприветствовал дежурного врача, когда тот появился. Именно Гидеон потребовал, чтобы они как можно скорее поднялись в отделение, где лежала больная.

Доктор, бледный, худой и несколько растрепанный, снял очки и, повертев их в руках, вновь нацепил на переносицу.

– Вы должны простить меня, – произнес он. – Привратник не назвал мне ваших имен.

– Инспектор Каттер из Скотленд-Ярда, – представился Каттер, поднявшись со своего места. – Со мной сержант Блисс. Обычно он – само воплощение вежливости, но сейчас пребывает в растрепанных чувствах.

– Ашер. Доктор Сэмюэл Ашер. – Врач быстро пожал протянутую Каттером руку.

– Простите за столь поздний визит, доктор, – сказал Гидеон, машинально обмениваясь рукопожатием с врачом. – Мы полагаем, что здесь на вашем попечении находится одна девушка. Ее помощь необходима в одном полицейском расследовании. Дело очень срочное.

– Вот как? – промолвил доктор Ашер. – К сожалению, полностью избежать таких случаев мы не можем. Двери больницы открыты для всех страждущих. Скажите, кто она, и я велю сейчас же ее привести. Разумеется, она потеряет право на место здесь.

– Вы все не так поняли, – урезонил врача Каттер. – Эта девушка нужна нам не как преступница. Напротив, она сама стала жертвой злодеяния. Фамилия ее Таттон. Зовут Анджела, Энджи. Ее доставил сюда преподобный Каск из прихода Святой Анны.

– Мисс Таттон? – Моргая, Ашер переводил взгляд с одного посетителя на другого. – И вы рассчитываете, что она поможет вам?

– Есть причина думать иначе? – спросил Каттер.

Устало вздохнув, доктор Ашер с минуту молча смотрел на них. В полумраке вестибюля половину его лица скрывала тень.

– Пойдемте со мной, – наконец произнес он. – Сами все увидите.





* * *


Изнутри больница, широкая и тускло освещенная, оказалась куда больше, чем представлялось снаружи. Вместе с Ашером они поднялись на несколько этажей, затем он повел их по лабиринту узких унылых коридоров. В этот час из палат не доносилось ни звука, никто не встретился им на пути. Они поднялись еще выше, на самый верхний этаж, где свет не горел. Здесь было зябко, к холодному воздуху примешивалась горестная затхлость покинутых помещений.

– Господи помилуй, доктор! – воскликнул инспектор. – Вы поместили несчастное дитя на чердак?