Челтенхэм

– Англичане давно хотят прибрать Траверс к рукам.

– Это не англичане, в том-то и беда. Все, что замышляют англичане, я знаю. Нас не просто выгоняют с Траверса. Нас заменяют на кого-то другого, и у этого другого совсем другие цели, нежели у нас. Черт возьми, после стольких лет сидения на Траверсе я стал провинциалом. Начал верить, что хоть у вас, столичных парней, какой-то порядок.

– Вот только не строй из себя жертву, – вдруг вскипел Айвен. – Ты проторчал столько лет на Траверсе только потому, что тебе самому этого хотелось, и потому, что нет такого начальника, который мог бы тебе что-то запретить. Ты у нас, слава тебе господи, легенда и сам выбираешь себе задания. Вот нравится некоторым знаменитостям геройствовать в драматической манере… двадцатых годов.

Впрочем, директор тут же театральным жестом поднял перед собой руки с растопыренными пальцами и даже склонил голову в знак смирения.

– Знаю, знаю. Ты один там заменяешь стотысячную армию. Не спорю, не спорю, но столичные пижоны тут совершенно ни при чем, и нечего их ругать. Ладно, вернемся к Тратере. Ты «погружался»?

– Нет.

– Вот видишь.

– Тут без всяких погружений слепому видно. Орудует один человек, и это кто-то из наших. Это он уговорил МакКормика. За ним стоят большие дяди, а за большими дядями стоят невидимые дяди. Но откуда задул ветер?

– Не знаю. Будем разбираться.

– Ты читал доклад?

– Разумеется, читал. Парень здорово в курсе наших дел. Что ж, не буду спорить – мы проглядели «крота». Он здорово подготовился.

– Это не просто «крот», – зашипел Диноэл. – Я сорок лет работаю в Контакте, не бывает таких «кротов»! Это разведчик высшего эшелона, вхожий во все архивы, хуже того, он в курсе всех наших текущих дел! У него там ссылка на «Новую Вест-Индскую компанию», это из моего рождественского отчета, его, кроме тебя и меня, вообще никто не видел!

– Можно подумать, ты никому об этом не говорил.

– Я работаю не в вакууме. Естественно, есть Майлс, есть Бакстер.

– Что ж, он близко к тебе подобрался.

– Или к тебе.

– Или ко мне.

– Хорошо, и какие же твои выводы?

– Ты знаешь, я не верю в сложные построения. Нас убрали с Тратеры, чтобы нас там не было. Вот и все. Мы давно этого ждали. Отдел закроют.

– Нас боятся?

– Мы стали мешать.

– Да, если мы заговорим, то нас услышат, потому что знаем кафедры и кабинеты, откуда слышно. А скоро нас начнут отстреливать?

– Сейчас не начнут. Нас и убирают-то оттуда, чтобы не было скандала – мы с тобой слишком заметные фигуры – какой смысл тушить пожар в одном месте и тут же разжигать в другом?

– Но мы опасны для тех, кто все это затевает.

Айвен изобразил скептическую гримасу.

– Ничего мы не опасны. Мы – поставщики информации, и только. Некуда станет нести эту самую информацию, и мы никто. Послушай, я прекрасно понимаю твою ностальгию по блаженным двадцатым и тридцатым. Я, кстати, особого умиления на этот счет не испытываю, хотя, конечно, был тогда мальчишкой и многого не помню… но дело не в этом. Дело в том, что наступили – ты уж извини – другие времена. Такие-сякие, лучше, хуже – но другие, и стонать по былой романтике – это просто дурь. Подожди, мы еще и эти года вспомним с тоской – что пройдет, то будет мило. Другие законы, другие люди, и прежних нам из гроба не поднять, как бы ни хотелось… Вот ты вернулся в Институт – очень разумный поступок, нам только не хватало, чтобы ты сам стал Ужасом Траверса… Ты когда-то был кумиром для пятнадцатилетних мальчиков и девочек, они читали комиксы про тебя… Теперь этим мальчикам и девочкам по сорок, и герои войны их волнуют мало, потому что итоги этой войны их больше не устраивают. Они считают, что мы слишком много уступили – англичанам, гестианцам и так далее. Коалиция распалась еще на наших глазах, и Федерация сейчас тоже не в моде. Да, мы воевали за нее. Но, как ты понимаешь, ни англичане, ни стимфальцы сегодня не собираются оплачивать наши эксперименты. Мы теперь для них – проклятые земляне. А наши бывшие юнцы хотят империю, они хотят имперскую бюрократию, хотят перевоевать былые битвы, и такие седые зубры, как мы с тобой, сейчас никому не нужны – более того, от нас следует избавиться. Дин, время наших ценностей закончилось, и давай посмотрим правде в глаза – этого поезда нам не повернуть.

– Вспомни, когда мы начинали, никакой Федерации еще не было, – грустно сказал Диноэл. – Была просто мать сыра земля. Приходила молодежь, ее учили. Потом молодежи не стало. Потом начали уходить старики. Потом не стало ничего.

Айвен покачал головой.

– Дин, ты все время забываешь о нашей разнице в возрасте. Я при всем желании не могу помнить времена, когда вы начинали. И нечего меня винить.

– Да, но в сорок четвертом ты сидел с этой чиновной братией за одним столом на этой чертовой конференции и молчал!

– Я был зеленый юнец, переводчик-шифровальщик. Равий, что ли, стал бы меня слушать? И кстати, в твои добрые старые времена дерьма тоже хватало.

Диноэл уселся поудобнее и поднял глаза к потолку.

– Охохонюшки. Жили на Земле славные ребята, которые занимались Контактом. Рука дружбы, общий язык. Жили весело и верили, что делают хорошее и важное дело. И вот вдруг пришел злой-презлой дядька Кромвель и сказал, что сделает из нашей матушки-Земли злобную Империю, чтобы захватывать и порабощать другие народы и государства. Ну мы, конечно, стали с ним воевать, бились-бились, одолели и надеялись, что тут-то и начнется наша уж и совсем хорошая и веселая жизнь, но вместо этого началось что-то другое, какая-то Федерация, и наши друзья англичане заявили, что напрасно воевали против Кромвеля, а не против нас, а потом пришли люди, которые без всякого Кромвеля сказали, что хотят сделать из нашей Земли злобную Империю, а прежних славных ребят надо как можно скорей убить, чтобы они не мешали… Я вот сейчас подумал – доживи Слай, Дач или Голландец до теперешних времен, они бы точно с ума сошли, или спились, или застрелились. Что будет дальше?

– Нас – то есть службы в теперешнем виде – ликвидируют, людей распустят, а что касается твоей любимой Тратеры, она уходит под колпак трассовиков, на то он и зет-куб… Послушай. – Тут Айвен сделал тактичную паузу. – Ведь ты сам сказал: никого из стариков больше нет. О молодежи я не говорю, но из прежнего состава остались только мы двое.

– Что же останется?

– Да, это вопрос… Фасад не тронут, дело ясное, съезды, симпозиумы, торжественные подписания… Ну, останется КомКон – на этот ареопаг рука ни у кого не поднимется, зачем, а потом, для большинства сенаторов СиАй и есть КомКон – там, как они полагают, ученые мужи рассматривают какую-нибудь разумную медузу в стеклянной банке… Ну и плюс есть еще такое чудо, как Диноэл Терра-Эттин. Дальше – останутся Архангелы, в смысле – экспедиция со своим блоком, потом технари-эксперты – почему нет, музей, архив, библиотека… Финансовая часть, бухгалтерия. Никто, по сути, и не заметит, что Институт уже не Институт.

– А школы?

– Да, нашим кадетам придется туго… Впрочем, Первый Лицей вряд ли закроют, это же витрина… Ну преобразуют его во внутреннюю школу СиАй… А все остальное приберут региональщики.


– Региональщики – это ГРУ.

– Разумеется.

– Но ведь ГРУ больше нет.

– Ну как это нет. Центрального начальства у них сейчас нет, а так – куда же они денутся? Но найдется человек, и не сомневайся, пойдут дела. Ну грушатникам так просто, конечно, не отдадут, а соорудят какое-нибудь Четвертое Региональное Управление – да какая разница?

– Как в старинном романсе – неприметно на штатских плечах прорастают погоны…

– Послушай, мы сделали все, что могли.

– Я знаю, когда это началось. – Дин вдруг заговорил с неожиданной и неподдельной злостью. – Где свернули не туда. Ты этого не застал, даже я не застал, но кое-что успел увидеть – когда родилась эта гнилая идея прогрессорства. До этого мы были просто исследователями. Исследователями и спасателями. А потом пошло – агенты, резиденты… Все испугались – а не сидит ли у нас где Прогрессор откуда-то оттуда? И кто более прогрессивный – наш агент влияния или их? Институтский или английский? Ба, да мы знаем, как все организовать – тысячи лет назад придумано. А тут война. Тут-то и сообразили – братцы, у нас же в руках оружие, да еще какое. Айвен, мы были учеными, мы изучали и создавали, а прогрессорство превратило нас в диверсантов. Ричард – крупнейший американский морфолог. А вы ему прогрессорство – дескать, сейчас объясним, что в вашем феодализме не так и как это нехорошо. За что ему нас любить, когда мы чуть не полвека отравляли ему жизнь? Он не зря добился подписания Женевской конвенции!

Айвен пожал плечами.

– Он подписал ее в рамках двадцать восьмого года. Это смешно. Да пусть подписывает что угодно, пока существует карантин, это фикция, пустая бумажка!

– Это совсем не так смешно, как ты думаешь. Карантин – он карантин только на Тратере, а это значит, что Глостер может закупать оружие где угодно и сколько угодно, пусть даже не очень новое. Что он, кстати, и делает. А если Тратера уйдет в зет-куб, мы даже и проследить не сможем, что там творится.

– Ну, не мы, так кто-то другой будет следить, те же гэрэушники.

– Что-то Ричард подозрительно мало боится того, кто будет следить. А во-вторых, что такое Зона? Да, пограничники выгладят трассы. Перекроют заходы снаружи. А внутри? Внутри – беспредел, к которому Губастый стремится, как невеста к жениху. Кроме того. Есть Англия VIII, которая ждет не дождется отмены всех ограничений. Есть гестианцы, есть леонидяне. Сейчас мы друг друга уравновешиваем и контролируем. В зет-кубе – прости-прощай. Будет король, который нас люто ненавидит и который прекрасно знает сотню проходов из этой зоны, где никто его не поймает ни с какими караванами оружия, и куча разведок, которые с энтузиазмом поддержат его во всех его начинаниях. Вы загнали джинна в бутылку, довели там до озверения, а теперь собираетесь выпустить. У нас, землян, просто волшебный талант осложнять себе жизнь! Хочу напомнить, что нечто подобное было со Стимфалом. Там тоже ввели карантин, а потом принялись играть во всякие игры по его отмене. А еще чуть позже оттуда явился Кромвель.

– И которого мы остановили.

– Да, но какой ценой? И не будем строить иллюзий, «остановили» – это слишком сильно сказано. Он был здесь, в Каире, в часе пути. И хорошо так был. Разверни англичане флот на месяц, да что там – на полторы недели позже, или будь премьер-министром не Керкмаунт, а еще кто-нибудь – и мы бы сейчас с тобой беседовали совсем в других местах. А хватило бы у Шарквиста ума дать ему еще и Седьмой флот – его бы и англичане не остановили. Айвен, это было просто везение.





* * *


Тут надо признать, что слова Диноэла заключали в себе горькую правду. Лидеры Англии VIII действительно очень скоро и основательно раскаялись в том, что поспешили тогда оказать поддержку Земле. Бертран Палмер, сменивший на посту премьер-министра ветерана английской политики лорда Керкмаунта, убежденного сторонника федерации государств земного происхождения, выразился более чем откровенно: «Наш дорогой экстремал поторопился нажать на спусковой крючок. Мы оказались в положении врача, который схватился за скальпель, не попробовав вначале аспирин… Устрашившись мнимых последствий захвата Земли, не предприняв даже попытки вступить в переговоры, наш любитель острых ситуаций вверг страну в войну, потери от которой оказались колоссальными, а приобретения – более чем сомнительными».

И в самом деле, трудно представить, какие силы и резервы Стимфал мог противопоставить английскому флоту в конце тридцатых годов, так что англо-стимфальский мирный договор, который потом обзывали и фиговым листком, и филькиной грамотой, и еще незнамо как, был написан вполне серьезно. Земле и впрямь повезло.





* * *


Айвен горестно вздохнул.

– Короче, что ты хочешь? Я не спрашиваю, отправляешься ты на Тратеру или нет, этого ты мне, естественно, не скажешь, но давай считать, что отправляешься. Поиграем в такую игру. Контейнер твой я отправлю, мандат верховного эвакуатора выпишу. Но. Никаких прав на формальное расследование у тебя нет. Всякая отсебятина, База там или что – под твою личную ответственность, Институт здесь ни при чем. И это я заявлю на Сенатской Комиссии. Что скажешь?

– До августа.

– Даже до сентября. Сессия откроется шестого. Ну тут уж счет пойдет на часы, хотя, думаю, вот так, сразу, на отмену они не раскачаются. Но что можно успеть за полгода? И как ты будешь действовать в отсутствие отдела? Резидентуры ведь уже не будет.

– Ничего, перебьюсь, свет не без добрых людей. И вот еще что. Знаю я твою милую склонность к компромиссам и желание ни с кем не портить отношений. Так вот, мне надо, чтобы до самого что ни на есть конца карантинная администрация оставалась администрацией. Не миссией, не каким-нибудь там наблюдательным советом, а именно администрацией. Знаю, тебе это будет непросто, но формальные основания у тебя есть.

– Хорошо.

– Что-то ты больно уступчив.

– Дин, у меня хорошая память. Я не забываю, чем тебе обязан. Например, если бы тогда, на «Куароне», ты не вспомнил, что на главной магистрали есть резервный пульт управления, сидеть бы нам сейчас в хрустальных креслах за облаками.

Они замолчали. Айвен встал, повернул авангардистского вида штуковину темно-красного, с черными прослойками, дерева, достал бутылку чего-то коллекционного, поставил крученые богемские стаканы и разлил.

– Дин, – сказал он. – Раз в жизни, послушай совета. Уймись. Твоя совесть чиста. Пиши мемуары. Или учебник. Воспитывай молодежь. Хватит сказку делать жизнью.

Диноэл взял стакан, отхлебнул, но говорить ничего не стал. Айвен сел, запрокинул голову и застонал.

– О-о-о-о-о-о… Этот разговор, по моим подсчетам, мы заводим в сто двадцать четвертый раз. Уже можно было отметить юбилей. Ладно, давай еще разок. Дин, три комиссии – считая экспедицию Раушенбаха – перелопатили в разное время всю Тратеру. В двух участвовал ты сам. Результат – полный ноль. Ничего.

– Дерьмо это были, а не комиссии. Искали что-то большое и железное. Бред. Если искать не там и не то, нагони хоть двадцать комиссий – все будет без толку.

– Нет, уж позволь. Тратера теперь – самая изученная планета в Секторах. Геологически и геодезически. Сколько там работало агентов и резидентов? Все впустую. Это факты, Дин. Что ты можешь им противопоставить? Перечислю сам, не трудись. Первое: да, очень красивая во всех смыслах легенда. Заслуживает внимания? Несомненно, заслуживает. Второе: действительно странные отклонения в статистике. Увы, недостоверные. Третье: некоторые не очень понятные явления. Тоже не спорю. Что из этого следует? Тратера – аномальная зона. Да кто же это отрицает? Дин, найди мне в космосе такое место, где нет аномальной зоны!