Батальон прорыва

Перемышля достигли ближе к вечеру. Ехали по извилистым, выложенным камнем улицам и улочкам, мимо старинных домов, лавок, церквей, соборов, костёлов, шпили которых уткнулись в голубое безоблачное небо. Город утопал в зелени, но сейчас было не до его красот. Скоморохов спешил поскорее добраться до штаба 92-го погранотряда НКВД, передать в нужные руки диверсанта, определить на излечение раненых Колесникова и Ахмедова и сообщить обо всех происшествиях, которые произошли со вчерашней ночи. Докладывать пришлось два раза: один раз начальству погранотряда, второй – лейтенанту госбезопасности НКВД по фамилии Шилохвостов. Лет тридцати пяти, узколицый, низкорослый и худощавый Шилохвостов впивался пытливым взглядом темно-серых глаз в Скоморохова, хмурил белесые брови, хрипловатым голосом подробно выспрашивал о каждой мелочи. Особенно интересовался действиями начальника заставы лейтенанта Ковальчука и политрука Зарецкого, спрашивал о связях пограничников с местным населением, о том, какие разговоры ведутся на заставе по поводу войны с немцами. Скоморохов отвечал обдуманно, знал: одно неосторожное слово может погубить товарищей по службе или его самого. Шилохвостов разговором остался доволен, крепко пожал руку, поблагодарил за ценные сведения и за задержанного диверсанта. На прощание сказал:

– Поскольку связь с вашей заставой еще не установлена, вы получите пакет с письменными распоряжениями для лейтенанта Ковальчука. Ночью ехать небезопасно. Заночуете при штабе отряда, я распоряжусь. Ну, а с утра пораньше в путь…





* * *


Получив пакет, Андрей Скоморохов устроил Бондаренко на ночлег, предупредил, что разбудит его рано утром, а сам отправился исполнять поручение Ковальчука.

К небольшому двухэтажному дому, где снимали комнаты Антонина с детьми и Варя, он подошел в сумерках. Дверь ему открыл старик с курчавой седой шевелюрой:

– О, пан офицер! Здравствуйте! А я вас ждал. В тот день, когда привезли мне квартирантов, вы интересовались женскими часами. Так вот, я нашел вам прекрасные часики по той цене, которую вы хотели. Михаэль Шмуклер держит свое слово. Пройдемте в мою мастерскую, я покажу пану офицеру эту чудесную вещицу.

Андрей вошел в просторную прихожую. Слева находился вход, который вел в половину дома, где жили хозяева, пожилая еврейская пара. Прямо перед ним дверь в подвал и деревянная лестница, ступени которой вели на второй этаж, где снимала комнаты семья Василия Ковальчука. Справа находилась часовая мастерская и небольшой магазинчик. Туда-то и повел его хозяин дома. Он открыл дверь, включил свет.

– Проходите.

Они вошли в комнату, которая и являлась магазином. Вход с улицы был заперт, а дверь в маленькую часовую мастерскую открыта. Стены магазина и мастерской были увешаны часами разного размера и вида. Михаэль развел руки:

– Вот это мое королевство часов.

– А вы, значит, повелитель времени?

Лицо часовщика приняло скорбный вид.

– Если бы это было так, то я бы повернул время вспять и спас единственного сына Давида… В сентябре тридцать девятого года немцы вошли в город и расстреляли шестьсот евреев, в том числе и моего Давидика. А ведь ему было всего тридцать пять… Потеря детей – это, молодой человек, большое горе для родителей. Моя жена Рива чуть не сошла с ума, когда узнала о его смерти… Это страшно… Несколько дней спустя город был поделен на две части по реке Сан. Мой дом остался на вашей стороне. Он должен был вместе с магазином и мастерской достаться в наследство моему мальчику, но судьба распорядилась иначе. – Михаэль горько вздохнул. – Комнаты наверху принадлежали ему. Туда он хотел привести свою невесту Рахиль. – Голос часовщика дрогнул, в глазах блеснули слезы. Помолчав, он продолжил: – Нам с женой тяжело посещать эти комнаты, поэтому мы сдаем их за малую плату семьям ваших офицеров… В прошлую нашу встречу я немного рассказал вам о Пшемысле, но я не говорил, что евреи здесь в разные времена подвергались гонениям. Нас всячески унижали, грабили, убивали. Надеюсь, это когда-нибудь кончится. Говорят, что немцы могут начать войну. Если это случится, то евреев в Пшемысле совсем не останется.

Скоморохов успокоил:

– Не переживайте, Красная армия этого не допустит.

– Я буду молиться, чтобы так случилось, – Михаэль махнул рукой. – Простите, что занимаю ваше время своими невеселыми воспоминаниями. Сейчас я покажу вам часы. – часовщик подошел к прилавку, выдвинул деревянный ящичек, достал из него женские наручные часы. – Вот посмотрите, думаю, ваша девушка будет довольна. Я и ремешок подобрал.

Часы Скоморохову приглянулись. Он отдал деньги, поблагодарил.

– Не стоит меня благодарить, главное, чтобы они понравились моей квартирантке Варваре. Если я не ошибаюсь, подарок предназначается ей?

Андрей удивленно посмотрел на еврея.

– Не удивляйтесь, Михаэль Шмуклер долго живет на этом свете и научился кое-что понимать. – часовщик подошел к одному из застекленных шкафов, достал с полки обшитую синим бархатом коробочку, протянул Скоморохову. – Возьмите и положите туда часики, это мой вам подарок. Варвара достойна его, она уважительная и добрая девушка. Пану офицеру повезёт, если он обретёт такую жену.

Андрей пожал Михаэлю руку.

– Спасибо. Я пойду. Время позднее, а мне ещё надо навестить ваших квартирантов.

– Да-да. Идите. Не смею вас задерживать.

Скоморохов вышел из магазина, поднялся по лестнице, постучал в одну из двух дверей. Её отворила Антонина, жена Ковальчука, высокая стройная женщина в халате, с прической «корзиночка» на голове.

– Ой, Андрюша! А я подумала, это Михаэль Ааронович. Он обещал для детей молока принести. Проходи, Миша и Леночка уже уснули, а мы с Варей собрались чай пить.

Скоморохов снял фуражку, поправил ремень, пригладил густые русые волосы, а затем вошел в комнату, которая одновременно являлась кухней, столовой и гостиной. Две других комнаты служили спальнями: одна для Антонины с детьми, вторая, поменьше, для Варвары. Андрей встретился с ней взглядом, улыбнулся. Варя тоже не смогла скрыть своей радости. Антонина усадила Скоморохова за стол, налила чай, села рядом.

– Рассказывай. Зачем в Перемышль приехал? Как дела на заставе? Как там Вася?

– Вася в полном порядке, а вот на заставе неспокойно, потому я и приехал в Перемышль по его поручению. Сегодня ночью нарушителя поймали, он младшего сержанта Колесникова ранил при задержании. По дороге в город нас обстреляли. Обстановка серьезная. Василий велел вам завтра собираться и уезжать в Киев.

Наказ мужа Антонина приняла, как положено жене командира.

– Что ж, если так надо…

– Надо.

Больше минуты Антонина задумчиво смотрела на свою чашку, затем улыбнулась, весело сказала:

– Ну, давайте пить чай, а то остынет.

Пили чай, разговаривали. Андрей то и дело бросал на Варвару влюбленные взгляды. Все эти десять дней разлуки он мысленно представлял её облик: широкоскулое с точеным подбородком лицо, выразительные светло-карие глаза, сплетенные в тугую косу темно-русые волосы, черные брови, небольшой тонкий нос, чуть припухлые губы. И вот она рядом… Когда чашка Скоморохова опустела, он встал из-за стола.

– Мне пора.


Антонина спросила:

– Может, ночевать у нас останешься. Я тебе здесь, в гостиной, постелю, на диване.

– К сожалению, не могу, утром рано надо выехать на заставу.

– Что ж, доброго вам пути.

– И вам хорошо добраться до Киева.

– Спасибо. Варя, проводи Андрюшу.

Варвара и Андрей спустились по лестнице, вышли на улицу. Ночь уже украсила черное полотно неба бисером звезд. Луна тускло освещала узкую, выложенную булыжником улочку, дома и лицо Андрея. В полутьме едва различимы были его добрые серые глаза, прямой с легкой горбинкой нос, тонкие губы. Варя прислонилась к прохладной кирпичной стене дома, снизу вверх посмотрела на Скоморохова, тихо спросила:

– Значит, расстаемся?

– Расстаемся. Наверное, до осени.

– Почему до осени?

– Потому что осенью у меня отпуск, я надеюсь… – Скоморохов вытащил из кармана галифе синюю бархатную коробочку, протянул Варваре. – Это тебе подарок и… – Андрей запнулся. Сейчас ему предстояло сказать важные слова, которые могут решить его дальнейшую судьбу. Он по-доброму завидовал Ковальчуку, у которого уже была семья: жена и двое детей, а у него, безродного детдомовца, не было никого. Скоморохов надеялся, что мечта обрести близких людей сбудется. Набрав в грудь воздуха, он выпалил: – Я бы хотел просить тебя стать моей женой.

Варвара уткнулась головой в его грудь, Скоморохов почувствовал запах её волос, услышал, как она прошептала:

– Андрюша, милый.

Чувство нежности охватило его, он трепетно, словно хрупкую вещь, прижал её к себе.

– Значит, ты согласна?

Варвара подняла лицо, посмотрела счастливым взглядом.

– Да.

Скоморохов наклонился, поцеловал её в губы. Поцелуй был долгим. Когда он закончился, Андрей спросил:

– А почему ты не посмотришь мой подарок?

Варвара открыла коробочку.

– Ой, часики! Я видела такие в магазине у Михаэля.

Андрей взял часы, одел на левую руку девушки.

– Спасибо! – Она поцеловала его в гладко выбритую щеку. Скоморохов поднес тыльную сторону её ладони к губам, поцеловал маленький шрам рядом с указательным пальцем. Варя улыбнулась, тихо сказала:

– Они будут для меня самым дорогим подарком на всю жизнь.

На лице Скоморохова появилось довольство, но оно тут же сменилось грустью. Он погладил ладонью шелковистые волосы Варвары, дрогнувшим голосом произнес:

– Мне надо идти.

Варвара прижалась к его груди.

– Я не хочу, чтобы мы расставались.

– Я тоже. Но служба есть служба.

Варвара поднялась на цыпочки, быстро поцеловала его в губы.

– Береги себя! Я тебя люблю!

– И я.

Скоморохов наклонился, коснулся губами её шеи, затем щеки. Они снова слились в поцелуе.

Андрей первым оторвался от Варвары и, не оборачиваясь, зашагал по ночной улице.





* * *