Араб Пётр Великий

 Что-то тукнуло меня в спину.
 - Вот, млять, - пробулькал я, всплывая.
 Чуть выше правой лопатки саднило. Мягкая резина, толщиной почти в сантиметр, не броня для полудюймовой пули, и я понял, что я "попал". Дотянуться рукой до раны я не мог, но чувствовал, как свободный костюм наполняется то ли водой, то ли кровью, но по теплоте, похоже, что кровью.
 Я понял, что до "своих" не доплыву. Однако силы меня не покидали и я понял, что единственным моим спасением, были плоты-брандеры. Как раз к одному из них я и подплывал. Нашей задачей, был поджёг плотов на обратном пути, но теперь я понял, что мне его надо было захватить не поджигая и не дать поджечь другим.
 Вытолкнув себя из воды ластами, и развернувшись, я сел на плот с противоположной, теневой стороны. Сняв ласты и отложив в сторону маску с трубкой, я вытащил нож и выглянул из-за конструкции из вязанок хвороста и соломы, сильно пахнувшей керосином.
 На плоту находилось всего два человека, стоявших и смотревших на горящие корабли.
 Очистив плот от свидетелей, я развязал горловину и затягивающие суставы жгуты и вылез из костюма. В нём была кровь, но не так много, как я думал.
 С трудом дотянувшись пальцем до отверстия в спине, дожимая левой рукой локоть правой, я погрузил палец в отверстие и нащупал пулю.
 - Фигня вопрос, - сказал я себе. - Маслину бы вытащить...
 Вскрыв пакет с бинтовыми тампонами, я запихал парочку в пулевое отверстие.
 - И что делать дальше? - Задал я себе вопрос.
 Все, кроме моего брандера запылали и стали взрываться. Горели все корабли лежащие на отмелях. Цирк с конями, короче.
 Я знал, что пока не прогорит рейд и не рассветёт, наши корабли сюда не сунутся. Потеряв меня, все подумают, что я погиб. На этот случай у моих "рабов" есть мной заложенная чёткая установка, пока не найдут тела - я жив.
 До рассвета было ещё далеко и я, удобно устроившись на своих вещах, заснул, прижав рану к прохладной гладкой резине.
 * * *
 - Вот тварь, он спит! - Услышал я французский говор.
 - Ткни его копьём, может он сдох? Под ним кровь - услышал я и почувствовал укол в пятку.
 Нога дёрнулась рефлекторно, и я открыл глаза.
 - Живой.
 Я повернул голову на звук, увидел борт корабля, удивлённые и довольные лица. Было светло, но штурма крепости не было. Корабль был явно не наш. Уже было явно больше шести утра и начинался отлив.
 
 - Ona kim olduрunu sorun (Спросите его кто он?) - Услышал я.
 - Ты кто? - Спросили меня со стороны моих ног.
 Я промолчал.
 - Anlamэyor. (Он не понимает)
 - Anlэyorum, (Я понимаю) - сказал я.
 - Ты кто? - Спросили меня.
 - Ben Sultan Tabarija'nэn oрluyum. (Я сын султана Табариджи).
 - Bцyle bir sultanlэk nerede? (Где это такой султанат?) - Спросили сверху.
 - Baharat adalarэnda. (На островах Пряностей).
 - Baharat adalarэnda mэ? (На островах Пряностей?) - Удивились наверху и через мгновение добавили, - Sьnnet mi? (Он обрезан?)
 - Evet, Majesteleri. (Да, светлейший)
 - Onu gemiye gцtьrьn. (Поднимите его на борт). Eєyalarla birlikte. (Вместе с вещами).
 - Всё понял? - Спросил меня воин, стоящий на плоту. - Вставай, бери вещи и пошли.
 Я перевернулся на живот и проверил мышцы на рывок. От резкого движения в моей голове что-то взорвалось, и я упал лицом на не струганные брёвна.
 * * *
 Рана оказалась неглубокой. Пуля, шлёпнувшись о воду сильно потеряла в скорости, но спина была слишком рядом. Но, глубокая рана, или не глубокая, а крови из неё за ночь вытекло порядочно. Стоять и ходить на горшок я мог только с помощниками, благо на баке были нормальные стульчаки, а не обычные дырки.
 Судно, как оказалось, принадлежало визирю турецкого султана Альясу Мехмед Паше, возвращавшемуся в Константинополь после встречи с королём Франции Франциском Первым.
 Через два дня меня привели на "беседу" с визирем.
 - Расскажи про себя, - тихо сказал Альяс.
 Ему было явно за пятьдесят и у него был потухший взгляд.
 Увидев мои голубые глаза, он удивился и спросил: