Араб Пётр Великий

 
 Вот такое мыло мы и привезли в подарок монастырю и больнице.
 
 Надо сказать, что мыло в Англии, только начинало входить в моду и стоило сумасшедшие деньги. Один кусок ароматного мыла можно было обменять на мула, а два - на хорошую лошадь.
 
 Поняв это, я стал аккуратно поставлять к королевскому двору мыла с разными наполнителями: какао, манго, и даже корицей. В качестве загустителя использовали, в основном, пчелиный воск безжалых бразильских пчёл, коих в Южной Америке оказалась масса .
 
 * * *
 
 В этот раз монашки меня встретили приветливее, чем месяц назад. Настоятельница Софья, которую мы предупредили о своём визите с вечера, провела нас к небольшому двухэтажному дому, собранному из стволов австралийского эвкалипта, и недавно законченному моими строителями. От него всё ещё пахло струганной и пиленой древесиной.
 
 От левого нижнего угла фасада к правому торцу второго этажа вела лестница с перилами.
 
 У левой стены дома на настиле из тисовых досок под навесом стоял длинный стол с двумя деревянными лавками. С правого торца угадывался навес с поленницей колотых дров.
 
 Верхний этаж был жилым, нижний этаж являлся баней с помывочной и ванной комнатами.
 
 - Экий вы себе необычный дом соорудили, уважаемый герцог. С помывочной. А ведь ещё совсем недавно за мытьё на костре сжигали.
 
 - Да и сейчас ещё не все принимают ванну чаще одного раза в месяц, - хохотнул я. - А потом на них приходится десять вёдер воды тратить, чтобы грязь смыть.
 
 Говард покрылся густой краснотой. Он вчера, увидев, как индейцы "драят" себя и друг-друга серным мылом, находился близко к шоковому состоянию, пока я не налил ему хороший стакан бразильской кашасы - выдержанного в бочках из французского дуба дистиллята перебродившего сиропа сахарного тростника.
 
 Потом, видя, как моюсь я, не выдержал, тоже разделся и принялся тереть себя, сначала намыленным мочалом, а потом нежной мягкой губкой.
 
 Я смеялся:
 
 - Я, Томас, не предлагаю потереть вам спину, чтобы вы не заподозрили меня в садомском грехе, поэтому возьмите вот эту длинную, плетёную мочалку с ручками и сами потрите себя сзади.
 
 Я показал, как действовать мочалкой, и Говард с упоением чесал себе ею спину и всё, что ниже.
 
 Сегодня я решил устроить ему настоящую "русскую" парилку, и во вчерашнем послании к настоятельнице просил начать топить баню с самого утра.
 
 - Вы со своим оружием пойдёте, или с нашим? - Спросила Софья.
 
 - А что у вас?
 
 - Боевые арбалеты и копья.
 
 - Боевые не тяжеловатые?
 
 - Наши монахини ходят.
 
 В это время одна из монахинь подошла зашла под навес и сняла со стены дома арбалет - громадную машинку около метра длинной и чуть меньшими по разлёту "рогами".
 
 - С этим на охоту? - Удивился Говард. - Увольте, сэр. Им только с упора стрелять.
 
 Он взял арбалет и сказал:
 
 - Так и есть. Вот отверстие под упор.
 
 - Спасибо, сестра, мы обойдёмся своим оружием. Нам бы только сопровождающего.
 
 - У нас диакон - главный охотник. Он в здешних местах все тропки в болотах и кабаньи лёжки знает.
 
 - Тогда пошли к дьякону? - Спросил я, но дьякон уже шёл нам навстречу.
 
 Это был худосочный человек с бородой, заплетённой в косицу, цивильной одежде: тёмно-коричневой куртке с пышными рукавами, коричневых штанах, типа галифе, но не галифе, заправленных в высокие сапоги-ботфорты и круглой, облегающей голову и закрывающей уши шерстяной шапочке.
 
 - Здравствуйте, герцог, - поздоровался он. - Всё же рискнули обживать наши болота? Приехали поохотиться?
 
 - Решил совместить полезное с приятным. Вы готовы нас поводить по лесу? Может какую животинку встретим?
 
 - Обязательно встретим. Здесь же никто не охотится! Во-первых - герцог запретил, а во-вторых -проклятого места и монашек отпетых боятся. А вы, значит, не боитесь заболеть лепрой?
 
 - Всё в руках божьих, - сказал я серьёзно. - Вы здесь долго живёте?
 
 Старик задумался.
 
 - Лет двадцать уже.
 
 Я развёл руками.
 
 * * *
 
 Мы уже, уставшие и удовлетворённые, возвращались с охоты, когда в впереди в зарослях ежевики, которой здесь было очень много, как и на берегах обеих рек, рыкнуло громко и протяжно, и на тропку выкатились два годовалых медвежонка. Лошадь двигавшегося впереди Говарда вздыбилась и, прянув в сторону, сбросила седока наземь. Томас приложился о тропку так, что лежал и не шевелился. Наши с Джоном (так звали священника) кони тоже застопорились и попятились. Я, несмотря на европейское седло с высокой спинкой, едва усидел на крутившемся на месте мерине.