Давай возьмем паузу (СИ)

- Это опять он? Джеймс? Он отправил фотографии мистеру Спеллману? – теперь-то до Криса дошло окончательно.
- Да, это он, – уверенно кивнул Томас. – А самое интересное знаешь в чем?
- В чем же? – осторожно спросил Хемсворт, еще более страшась того, что может услышать.
- Самое интересное, что у нас с Джеймсом была договоренность. Он не трогает меня и моих близких, а я не сдаю копам его.
- Что??!!! Как?!! Что ты такое говоришь, Хиддлс?!!
- Ты встречался с инспектором Мартинссоном, так? О чем вы говорили? Он рассказывал тебе, как погиб Алекс Стюарт?
- Рассказывал, – признался Крис, – записку показывал… Чушь, а не записка…
- Так вот у меня есть доказательства причастности Джеймса к убийству Алекса, – глухо произнес Том. И я мог бы еще тогда засадить ублюдка за решетку. Но я этого не сделал.
- Нет! Нет-нет-нет! – Крис закрыл лицо ладонями, как будто бы хотел защититься от правды. Как будто бы, если он не станет смотреть, эта правда никогда не будет произнесена. Потому что как только Том скажет правду, то ему, Крису, придется как-то с этой правдой жить.
- Я могу не продолжать, – голос Тома прозвучал почти что безразлично. – А ты можешь уехать. Я позвоню Мартинссону. Я и так собирался это сделать после того, как Ларри привез меня домой, да ты помешал. Я расскажу все полицейскому. У нас с Джеймсом был договор — он не трогает моих близких и не сдает меня, а я не сдаю его. Но я не верил. Не верил этому ублюдку. Знал, что однажды он договор нарушит. Все думал, почему он не трогает Ларри? И вот он это сделал. И сделает вновь. С тобой. Я трус и подлец. Я виноват в том, что произошло с отцом Ларри. Но я больше так не могу. Я не хочу, чтобы этот мерзавец Джеймс и дальше… Я во всем признаюсь.
- Признаешься в чем? – все еще не отрывая ладоней от лица, глухо переспросил Хемсворт.
- В том, что совершил преступление. Так что, Крис? Лучше бы тебе сейчас уехать. Я бы на твоем месте уехал.
Крис молчал. Долго. Или же Тому показалось, что прошло много времени, а на самом деле пролетели какие-то секунды. Но говорят, что чем отчаяннее ожидание, тем медленнее бежит время. Наконец, Крис решился, отнял ладони от лица, пятерней взъерошил короткие волосы.
- Ну а я не ты, – прямо взглянул он в глаза Тому. – Я не уеду. Я не брошу, понял?
====== Часть 34 ======
- Почему? Почему не бросишь? – Серые глаза, огромные, смотрели с такой надеждой и вместе с этим с такой усталостью, что Крис почувствовал, как что-то кольнуло слева, там, где сердце. Как будто бы Том, глядя на Криса, приколол его сердце к себе. Острой булавкой. Даже если бы захотел он сейчас уйти, ничего бы не вышло. Булавка держала крепко. Дерни посильнее, попробуй оторвать пришпиленное сердце — закровоточит. Больно. Черт!
- Почему? – еще настойчивее. И опять этот полный надежды взгляд. Как можно промолчать, не ответить, глядя в эти глаза?
Что сказать? Как объяснить? Не говорить же про эту самую булавку — смешно же. Нелепо как-то.
- Я не знаю, – полуложь, полуправда. Хемсворт ведь на самом деле не знал, как рассказать сейчас Тому, почему он решил остаться. Почему не отпустил. Не предоставил самому разбираться со всем этим дерьмом. В конце концов, оно Криса не касается совсем. Но он просто не мог уйти. Не от этих глаз.
- Не знаешь… – эхом повторил Том и опустил взгляд.
- Я просто не могу сейчас уйти, – вот теперь это была правда. Пусть необъяснимая еще, но правда. – Ты… Ты не требуй от меня признаний, Хиддлстон. Я пока сам себе не могу признаться…
- Признаться? – Томас опять вскинул на него свой невозможный взгляд.
- Ты меня зацепил, – сказал — и самому стало легче. – Я просто знаю, что ты мой, понимаешь? Мой. Со всеми своими заморочками. Как я могу оставить… Как я могу тебя оставить, если ты мой?
- Ты пожалеешь, Хемсворт! – отчего-то разозлился Томас.
- Ну и пусть! – светло улыбнулся Крис. – Я уж знаю, что пожалею.
- Пойдем в дом, – поежился Хиддлстон. – Что мы тут торчим? Пойдем, я все тебе расскажу. И тогда ты уйдешь.
- Испугал ежа голой жопой, – тихо, под нос себе пробормотал Крис и уже чуть громче, чтобы Том услышал, сказал: – Давно бы так. А то все пугаешь только.
 
Они вошли тихо, Том аккуратно притворил дверь, снял ботинки и, оставшись в одних носках, почти что бесшумно взлетел вверх по ступенькам — проверить, спит ли Фрэнки. Так он сказал Крису.
Тот, оставшись один, потрепал по шоколадной макушке пришлепавшего откуда-то из кухни адского пса наверняка мирно спящего сейчас Хреаселье, присел перед спаниелем на корточки.
- Ну что, псина? – шепотом спросил он Бобби. – Что? Совсем твой хозяин замороченный, да? Тебе-то пофиг, тебе лишь бы кормили да за ухом чесали. Вот и мне бы так.
Крис и впрямь почесал собаку за ухом, как дурак мечтая о том, чтобы Том, когда вернется, вот так же вот, как он сейчас Бобби, ласково запустил бы свои длинные пальцы Крису в волосы и, нежно массируя, рассказал бы что-то очень хорошее. Что-то вроде того, какой он, Крис, замечательный. Наобещал бы с три короба: что все у них будет хорошо. Что нет никакого будущего графа Шрусбери и не было никогда. А есть только они вдвоем. И их дети. И эта вертлявая и шумная псина, которая почему-то ластится к нему, к Крису. И в этом, наверное, и есть счастье. Тихое, мирное счастье. Которое — Хемсворт чуть не завыл от досады — пока что представляется ему только в мечтах.
Том вернулся быстро. Крис еще даже размечтаться как следует не успел. Погнал Бобби прочь, в прихожую, на лежанку. Щелкнул кнопкой чайника. Кинул на Криса вопросительный взгляд — дескать, хочешь чаю? И, дождавшись утвердительного кивка, достали из шкафчика две пузатые кружки. Подготовился, видно, к рассказу. Основательно так, чтобы ни на что не отвлекаться.
Крис видел, как Том нервничает. Как тихо и глухо звякнули кружки, когда тот чуть дрожащими пальцами поставил их на стол. Как немного чая пролилось мимо. Как Томас чертыхнулся, вытирая салфеткой образовавшуюся лужицу.
- Сядь! – скомандовал Крис, и Том послушно уселся на диванчик. Тот самый, на котором Хемсворт недавно проснулся с лютого похмелья. – Сядь и не суетись. Вот, держи свою кружку!
Озябшие пальцы Тома — Крис почувствовал, что они не просто холодные, ледяные, когда подавал Хиддлстону чай — обхватили кружку, покрепче сжали, согреваясь.
Хемсворт оседлал стул, вцепившись руками в спинку. Из своей кружки он едва-едва сделал пару глотков. Чаю не хотелось. Хотелось чего-то покрепче. Но пока было нельзя. Пока он не выслушал Тома, Крис хотел, чтобы его голова оставалась ясной.
- Все просто на самом деле, – начал рассказ Хиддлстон с легкого пожатия плечами. Как будто хотел подчеркнуть, как на самом деле все просто, но Крис-то знал, что ни фига простого нет, иначе не трясло бы так Тома, не пытался бы он согреть ледяные пальцы о горячую кружку.
- Мы с Джеймсом… – он запнулся, и Хемсворт понял, что прав был, когда подумал, что просто не будет. – Мы с Джеймсом… Вернее я… Я был счастлив с ним. Знаешь, когда мы только-только познакомились… Он умел очаровывать. Умел привязать к себе. Я не мастер рассказывать истории, но знаешь, Крис, наша история была красивой. С самого начала.
Хемсворт проглотил досадную обиду — слова Тома больно резанули по нервам — оказывается, тот был счастлив с его задолбанносй светлостью. Вот ведь как.
- Когда мы познакомились с будущим графом Шрусбери, я подумал, что просто не бывает так хорошо. Не бывает столько счастья на меня одного. Не понимал, чем я заслужил такое. Знаешь, он ведь правда любил меня. Осыпал нежностями. Подарками… Нет, не побрякушками всякими, вовсе нет, зачем мне побрякушки? Он дарил мне куда больше. Джеймс знал, что я брежу театром. Что только в театре моя жизнь. И он разукрасил эту жизнь такими красками, сделал такой яркой…
 
Крис хмыкнул. Он, может, тоже хотел бы, чтобы Томас, глядя на то, как он играет, был бы по крайней мере доволен его игрой. А тот только орал, срывал глотку. Дела…