Замуж за одну ночь

Меня чуть удар не хватил от разочарования, но я понимала, что мистер Грешем прав.
— Извините, — пробормотала я. — Меня вдруг осенило, и я так разволновалась, что…
— Ничего страшного, — мистер Грешем пожал плечами. — Но и ничего хорошего, к сожалению. Ладно. — Он взял холст двумя пальцами, большим и указательным, и с брезгливой гримасой протянул его мне. — Лучше выброси это, Люси. Не та вещь, которую бы мне хотелось хранить в своем доме. Можешь идти. Завтра еще подумаем. Надеюсь, что, если мы еще раз слово за слово проанализируем загадку, мы что-нибудь обнаружим. Посмотрим.
Я вышла из кабинета и отправилась к себе в комнату. Я чувствовала себя виноватой, потому что не собиралась выбрасывать рисунок. Он — мой, и я очень им дорожу. Я осторожно свернула холст и вытащила из шкафа чемодан, чтобы положить рисунок. Я уже собиралась закрыть крышку, когда увидела, что подкладка сбоку отпоролась. В последний раз, когда я открывала чемодан, я ничего не заметила.
Интересно, смогу ли я пришить ткань к коже без шила. Я наклонилась, чтобы посмотреть, цела ли кромка на подкладке. Между тканью и кожей было что-то плоское и квадратное. Оно чуть хрустнуло, когда я к нему прикоснулась. В следующее мгновение у меня в руках был конверт с моими брачными документами!
Я его сразу узнала по стертому отпечатку пальца в углу, который, как я думала, оставил Николас Гордон в тюрьме Каниль. Дрожащими руками я вытащила содержимое конверта. Все было на месте, и письмо, которое доктор Каниган отдал мне после смерти Николаса Гордона, было на месте. Мои глаза нашли последние слова: «С любовью твой преданный муж Ник».
Я подавила горечь, поднимавшуюся во мне, и собралась с мыслями. Конверт похитили из моей каюты, когда «Формоза» стояла в Гонконге. Теперь его вернули. Но как? Я вспомнила несколько светлых волосков, застрявших в пуговицах на рукаве после борьбы в каюте, и что кто-то побывал ночью в моей комнате несколько дней назад.
Терри Фогон? Но он не знал о браке, не мог знать, что эти бумаги существуют. А, если и знал, как он мог поджидать меня в Гонконге? А если это он похитил мои бумаги, то как он умудрился проникнуть в «Высокие заросли», чтобы положить их на место?
 Глава 31 
 
И зачем? В этом нет никакого смысла.
Я снова посмотрела на открытый чемодан. Может быть, я была слишком невнимательна, когда складывала вещи в Тяньцзине или когда раскладывала их в каюте? Конечно, я в то время очень волновалась и была как во сне. Может быть, подкладка уже тогда оторвалась, и я не заметила, как засунула туда конверт? И если так, значит, конверт никто не похищал, он просто лежал в другом месте.
Я глубоко вздохнула, и мне стало легче. Наверное, так все и было. Любое другое объяснение не имеет смысла. Я посмотрела на документы в руке и обрадовалась за Николаса Гордона. Теперь я смогу выполнить его просьбу, хоть мне и страшно. Я посмотрела на фамилии и адрес адвокатской конторы, нацарапанные на обратной стороне завещания: «Господа Герлинг, Чиннери и Бренд, 128-а, Грейз Инн, Лондон». Прежде чем отправиться к ним, мне придется объяснить мистеру Грешему, что я вышла замуж за человека, осужденного на смерть, и овдовела через несколько часов. Представив себе эту процедуру, я вздрогнула. Он решит, что большая часть моей истории — ложь, но, по крайней мере, у него не будет сомнения в моем браке: у меня есть письменные подтверждения.
В одном я не сомневалась: семья Грешем придет в ярость оттого, что я им не рассказала о своем замужестве. Я пожала плечами и неожиданно рассердилась. Мне все равно. Это не моя тайна, а Николаса Гордона, и я не собираюсь нарушать слово, которое дала ему. Может быть, он безжалостный и опасный, как сказал Терри Фогон, но я об этом ничего не знаю. Я только знаю, что он был храбрым и спас меня от страдания и ужаса. Я вышла за него замуж и дала слово. И я свое слово сдержу.
В этот день, после обеда, когда Аманда ушла к себе, я вышла на террасу и встретила Марша, который ходил о чем-то беседовать с мальчиком-садовником. Это было тихое время. Миссис Грешем и Эмили отдыхали, мистер Грешем проводил вторую половину дня в своем кабинете, дремал в кресле, так я думаю.
 
Марш остановился и сказал:
— Добрый день, мисс Люси! Могу я спросить? Вы теперь себя свободней чувствуете в этом доме?
— Да, мне кажется, благодарю вас. По крайней мере, я уже не так боюсь попасть впросак, но потому лишь, что я почти ничего не говорю и не делаю; — У меня родилась идея: — Как вы думаете, мистер Грешем разрешит мне пойти в служанки, если я его об этом попрошу? Я бы пошла служить в другой дом, если он не захочет, чтобы я здесь работала. Хотя мне будет вас не хватать, Марш. Я буду очень скучать.
— Благодарю вас, мисс Люси. Хотя, боюсь, хозяин никогда не разрешит вам пойти в прислуги. Он несет за вас ответственность, это будет позором для него.
Я вздохнула.
— Да, я тоже так думаю. Но мне нечего делать. Я чувствую себя так, словно меня посадили в клетку.
Он сочувствующе кивнул.
— Я знаю, вам очень трудно так жить, мисс Люси. Праздность — нелегкое занятие. Для этого нужно родиться.
Сухой тон, с которым он это произнес, рассмешил меня. Я посмотрела в сад. Чудесный день. Кроме поездок в экипаже в церковь или в деревню и одного путешествия в Брамли за платьями, я не сделала ни шагу за пределы поместья.
Я сама услышала в своем голосе нотку сомнения, когда сказала:
— Я думаю пойти прогуляться.
Марш поднял бровь.
— Барышни не ходят гулять одни. На вас нет шляпы, мисс Люси, и перчаток.
— Но ведь жарко! Я хочу только пройтись, Марш. Только до Брамли и обратно или еще куда-нибудь.
— Брамли? — удивился он. — Но ведь вам понадобится два часа.
— Хорошо. Не пойду так далеко в первый раз.
Я никогда раньше не видела, чтобы Марш моргал от удивления, но сейчас он именно так и сделал. Он улыбнулся и с интересом посмотрел на меня.
— Для вас это небольшая прогулка?
Настала моя очередь удивляться.
— Да. Я часто ходила в Каниль и обратно. А это в два раза дальше.
— Понятно. Английские барышни не пойдут дальше чем на милю, да и то, если они себя бодро чувствуют, — он покачал головой. — Так не пойдет, мисс Люси, так не пойдет. Можно я дам вам один совет? Если вы пойдете по дорожке через сад, увидите тропинку, она тянется примерно полмили по долине. Это все земля мистера Грешема. Я думаю, никто не станет возражать, если вы там будете гулять.
Я не знала, что земля Грешемов простирается дальше парка, и обрадовалась. Но я кое о чем вспомнила:
— А мистер Грешем не рассердится, если я пойду гулять без разрешения? Мне не хочется его сейчас беспокоить.
— Я скоро должен увидеться с хозяином, и, думаю, будет разумно, если вы предоставите это мне, мисс Люси. Я скажу, что это я вам посоветовал.
— О, а может он рассердиться на вас?
В глазах Марша промелькнула усмешка:
— Будьте уверены, он не станет оспаривать мое мнение по поводу приличий.
Мне захотелось подбежать к нему и обнять. Я никогда не забуду, как он мне помог в тот ужасный день приезда. С тех пор я не видела от него ничего, кроме доброты и понимания. Я сдержалась, но слова посыпались из меня помимо моей воли:
— О, Марш! Вы так добры ко мне, и я так вас люблю! Я не знала своего отца, но, если бы можно было выбирать, я бы выбрала вас.
Я замолчала, чувствуя, как начинают гореть щеки.
Мне не было стыдно от вырвавшихся слов, но я боялась, что поставила его в неловкое положение. Его лицо утратило сдержанное выражение и стало более человечным. Я даже предположить не могла, что это возможно. Он сделал шаг вперед и чуть поднял руку, словно хотел дотронуться до моего плеча, но спохватился. Опустив руку, он отступил на шаг, но в глазах все еще была радость.
 
— Самый большой комплимент, который мне когда-либо делали, мисс Люси, — тихо сказал он. — Я всегда буду этим дорожить. И я позволю себе отплатить вам тем же. Вы пользуетесь уважением, и не только моим, но всех тех, кто живет наверху. — Он замолчал и снова стал Маршем, каким его все знали. — Когда вы пойдете по долине, то увидите, что тропинка поворачивает и идет через высокие папоротники до деревьев и забора из проволоки, за забором — лес. Не ходите дальше, мисс Люси. Там земля Фолконов.