Карнавал лжи
…но в последний раз она и Адамант видела живым.
Она прикусывает губу. Делает шаг — и со странной смесью облегчения и ужаса понимает, что крестов впереди остаётся совсем немного.
«Гирен Лормари».
Шаг.
«Орек Норман».
«Леогран Норман».
«Лавиэлль Норман».
«Джеми Сэмпер».
«Найдженэйл, колдун-заговорщик»…
Буквы перед её глазами прыгают и расплываются, но она всё равно делает шаг. Туда, где остаются три последних креста.
«Лив Фаргори».
«Арон Кармайкл».
Слёзы текут у неё по щекам.
Шаг. Оборот. Пустота.
Последний крест…
«Алексас Сэмпер».
Она падает, касаясь коленями снега, не чувствуя холода, — и понимает, почему в этом городе её тенью сопровождают безнадёжность и одиночество.
Потому что всех, кого она знала и любила, уже нет.
— Все они, в конце концов, не так уж важны. — За спиной слышится тихий знакомый голос, и она закрывает лицо руками: какая теперь разница, что с ней будет. — В моей игре бесценна лишь твоя жизнь.
— Таша! — кто-то кричит вдали, окликая её по имени, но она лишь давится всхлипами, клонясь к земле. — Таша, проснись!..
А потом открыла глаза, задыхаясь и дрожа, — и поняла, что Алексас сидит рядом, держа её за плечи, и губы её солоны от слёз.
Таша вцепилась в его рубашку, притянув к себе: заставив лечь рядом, поверх одеяла, которым укрывалась она. Уткнулась в его плечо, судорожно смаргивая капли с ресниц.
— Это сон, — тихо сказал Алексас, гладя её по волосам. — Только сон.
— Мертвы, — шептала Таша, — вы все… Джеми, Лив, Арон, и… ты…
Голос её дрогнул, и она заплакала — уже без слов.
В ней всегда жила надежда. Надежда на будущее, на свет, на лучшее. И лишь один раз в жизни она испытывала такое же чувство, как сейчас. Когда летом лежала на Равнине, осознавая своё поражение.
Ощущение, что жить больше незачем — и не нужно.
— Тише, тише. Я тут, живой. Рядом. Я всегда буду рядом, слышишь?
Она лишь молча всхлипывала, кусая солёные губы. Думая о том, что если она сделает что-то не так, что если их гениальный план по обману Зельды провалится, могилы из её сна могут стать явью.
Если Алексас погибнет — из-за неё…
— Я пойду за тобой. Куда угодно. Где бы ты ни была. И поверь, смерть в мои планы на ближайшее будущее никак не входит. — Словно услышав её мысли, он коснулся её лба лёгким поцелуем; мягкая смешинка в его голосе успокаивала не хуже мягкого тепла его губ. — Всё будет хорошо, слышишь?
Слёзы щипали глаза, и Таша зажмурилась. Нет, больше она не будет плакать. Она и так плачет слишком часто.
К тому же в руках Алексаса ей было так уютно и спокойно, что плакать и правда хотелось всё меньше.
Какой же он всё-таки … он…
— Спи, моя королева. Кошмаров больше не будет. Обещаю.
И, засыпая, чувствуя, как бережно он перебирает её волосы и касается дыханием лба под чёлкой, — Таша почему-то безоговорочно в это верила.
* * *— Вернёмся в Школу — я эту ленивую ящерицу на цепь посажу, — мрачно пообещал Заклинатель, сидевший у окна, вглядываясь в небеса, которые утро выкрасило молочной белизной.
Остальные, в свою очередь ждавшие прибытия Кеса и возвращения Арона, с ночи исчезнувшего невесть куда, промолчали. После вчерашнего все Мастера были немного не в духе, но остальные предпочитали быть не в духе молча.
— Господа, предлагаю взглянуть на происходящее с другой стороны, — изрёк Вермиллион: он лежал на кровати, безмятежно подложив руки под голову и глядя в потолок. — Рано или поздно нам всё равно пришлось бы иметь дело и с Зельдой, и с Лиаром. Если пока братец нашего Зрящего не объединился с их спятившей сестрицей, это вовсе не означает, что он не сделает этого в будущем. Или в одиночку не подготовит нам какой-нибудь милый сюрприз — в его духе.
Заклинатель, отвернувшись от окна, устремил на него взор пасмурный, как небо за окном:
— Только вот тогда мы имели бы с ним дело по собственной воле.
— Нет. Тогда у нас просто не осталось бы иного выбора, как признать это нашей собственной волей. А я предпочту столкнуться с сильнейшим из Палачей сейчас по воле Арона, чем потом — по воле самого Палача. — Вер, щурясь, всмотрелся в окно напротив кровати: снега сегодня не было, и небо не закрывало ничего, кроме облаков. — Кажется, там наконец кто-то летит?
Заклинатель обернулась — и без лишних слов встал с кресла, чтобы накинуть плащ и прошествовать к двери.
Мечник, сидевший в кресле напротив, сжимая в ладонях глиняную кружку, покосился на Иллюзиониста, преспокойно продолжившего лежать:
— Смотрю, ты нашего крылатого друга тоже встречать не собираешься.
— Кес и сам за себя постоит. Не маленький. — Вермиллион скучающе наблюдал за тёмной точкой, по мере приближения обретавшей крылья, голову и лапы. — То-то цвергам сейчас веселье будет.
Когда дракон приземлился в поле за околицей Приграничного, окатив стену вокруг поселения снежным вихрем, — донесшиеся даже сквозь закрытое окно вопли оповестили волшебников, что местным цвергам и правда вмиг сделалось очень, очень весело.
— Надеюсь, Заклинатель им всё… — Вермиллион, вдруг осекшись, растерянно моргнул: явно пытаясь поверить тому, что видит. — Мне мерещится или у него действительно на спине кто-то есть?
— Не мерещится, — коротко изрёк Странник, вместе с коллегами вглядывавшийся в окно.
Вер коротко выдохнул.
— Ох уж эта девчонка. — В том, как волшебник качнул головой, читалось почти восхищение. — Да она ещё невыносимее меня!
К тому времени, как Мастера подоспели к околице, цверги уже успокоились и теперь с любопытством толпились у высокой каменной стены поселения, с восхищённым испугом разглядывая дракона издали.
Того самого дракона, на которого сейчас самозабвенно орал Заклинатель.
— Ты что о себе возомнил?! — кричал разъярённый волшебник, ничуть не пугаясь нехороших огоньков в янтарных глазах, каждый из которых был больше его головы. — Ты клялся нам! Какое право ты имеешь…
— Я его человек, а не ваш! — не вытерпев, тоненько крикнула Лив в ответ. — И это Кесу решать, брать меня с собой или нет, а не вам, ясно?!