Портрет моего мужа
Была пара недель на больничной койке, потому что отбитые почки и переломанные пальцы — это, оказывается, не так просто.
А еще легкое пробитое.
Селезенка, которую чудом удалось срастить. Внутреннее кровотечение, сотрясение мозга и запредельная доза блокиратора вкупе с какой-то травяной гадостью, которая это самое кровотечение усилило. Он бы загнулся ночью в камере, но целители не позволили.
А газеты визжали. Они захлебывались пеной. Кто-то слил про нож и отпечатки на нем, а потом и про Управление, которое спешило выгородить виновного сотрудника…
И Кириса уволили.
С позором.
— Ты понимаешь, — Корн пришел сам. Он всегда приходил лично, когда собирался предложить очередную бочку с дерьмом. — Мы, конечно, можем устроить суд и выиграть, в принципе это и сделаем, потому что негоже тебе ходить под петлей.
Пальцы не болели. Легкое дышало, а ребра, если и ныли, то скорее в воображении Кириса, чем на самом деле. Вот сила не слушалась: что ему вкололи, выяснить так и не удалось, но из-за этой дряни восстановление шло куда медлен ней, чем могло бы.
— Но наш фигурант очень рьяно принялся тебя защищать. Появилась пара статей с вопросами, которые, скажем так, идут вразрез с общепринятым мнением. Да и ко мне обратился один человек, из Сената… весьма обеспокоен тем, чтобы суд был действительно справедлив.
— Зачем ему? — иногда Кирис все еще кашлял.
Часто — кровью, он даже попривык к ее вкусу. Что сделать, если нынешний уровень невосприимчивости к силе у него запредельно высок?
— Кто знает этого засранца. Предполагаю, хочет вытянуть, что нам известно. В общем, уволить мы тебя уволим. Поставим ограничение на службу в государственных органах… — Корн постучал пальцами по тумбочке. — Апельсинчик почистить?
— Обойдусь.
— Газеты… подкинем им еще информации, пускай пройдутся вдоль и поперек.
Согласия никто не спрашивал.
— Из тебя сделают такого монстра, что ни один нормальный человек и близко не подойдет… постарайся уж соответствовать.
— Пить?
— И побольше. Можешь еще на жизнь пожаловаться, только не особо увлекайся.
У тебя типаж не тот… в общем, когда предложат место, соглашаться не спеши, позволь себя уговорить.
Больничная койка с панцирным днищем провисала, и чтобы повернуться, приходилось делать усилие, а усилие отзывалось ноющей болью в груди.
Его хотели убить.
И убили бы.
Потом, конечно, списали бы на попытку побега при сопротивлении. Быть может, кого-нибудь отдали бы под суд, но Кириса это бы не воскресило.
— Думаешь, — он сумел не поморщиться, только Корн покачал головой, велев:
— Лежи. Ты выглядишь в достаточной мере жалко, постарайся не растерять образ. И да, думаю… он по натуре игрок. И азартнейший. А уж показать свое превосходство над другими… нет, он не упустит столь удобного случая. Заодно постарается узнать, что известно нам.
— А клятва?
— Есть разные способы ошкурить кота, — Корн криво усмехнулся. — Ты уж постарайся… ради девочек.
Кирис старался.
Был суд.
Какой-то грязный, скандальный, полный кликуш и темноты. Он остался в памяти Кириса чередой разрозненных картин. Рыдающие женщины. Злые мужчины. Свидетели, которых он видел впервые, а они утверждали, будто бы Кирис был частым гостем.
Он — и никто другой снял дом.
Хозяйка его опознала. Благообразная старушка в строгом платье, сшитом по моде прошлого века. Разве можно не поверить такой? Нет, в любом другом случае адвокат напомнил бы судье, что старушка подслеповата, пусть и не желает сознаваться в том. Она не способна отличить одно лицо от другого, а что до голоса… разве голоса достаточно для опознания?
Молочник.
И разносчик газет, клявшийся, будто бы именно Кирис выходил из дому на рассвете третьего арсеня… правда, в этот день случился густой туман, а Кирис и вовсе находился на другом конце города, что могли подтвердить трое человек.
Подтверждение было не нужно.
Его адвокат, сонный и ленивый, казался на редкость бездарным. Он говорил медленно и тихо, будто бы извиняясь за то, что вынужден мешать процессу какими-то там сомнительного свойства фактами, разбивающими стеклянные стены обвинений.
Газеты требовали справедливости.
Народ — крови.
И потому оправдательный приговор, вполне заслуженный, был воспринят по меньшей мере с недоумением. Ведь не бывает так, чтобы убийца…
Не бывает.
Чтобы жил и неплохо себя чувствовал.
ГЛАВА 49
— Он нашел меня в баре. Предложил место… сказал, что я ему должен, — Кирис потер левый глаз, который невыносимо зудел. — Я послал его в бездну, но он лишь рассмеялся. Сказал, что повторит предложение, когда я готов буду его выслушать. Тем же вечером меня избили…
Мрачная троица, которая была слишком безэмоциональна для того, чтобы притворяться мстителями. Они и били-то спокойно, уверенно, стремясь причинить боль, но не желая искалечить. Таких нанимают для работы с особо упрямыми должниками, которые не желают признавать за собой долгов.
— Очнулся я уже в городском доме. Ко мне приставили сиделку. Наняли пару целителей. Сама эйта Ирма снизошла до того, чтобы приготовить укрепляющее зелье. Обо мне заботились…
Две недели.
Четырнадцать дней, в течение которых Мар просто заглядывал. Так, для беседы… пара фраз о погоде, о море и небе… и о делах.
— Мне понадобится человек, которому я смогу доверять. Более-менее доверять… ты варился в этом котле, ты знаешь, на что похож высший свет изнутри.
— Почему я?
— Почему нет? Ты получил неплохое образование. Маг, опять же. Свободный, прошу заметить, маг. Ты сообразителен. Быстро учишься. Разбираешься в механике и руноскриптике, я узнавал, у тебя был отличный табель. А еще ты не связан с другим родом.
Он умел убеждать, Мар.
Умел быть дружелюбным. Умел… просто нравиться людям. Когда Кирис поймал себя на мысли, что испытывает к нему симпатию? Что сочувствует… он ведь действительно много работал.
Во благо королевства.
И рода.
Себя самого, но тогда это казалось вполне себе логичным, правильным.
— Я не смогу принести полную клятву, — это был тонкий момент, но Мар отмахнулся:
— Хватит и малой… государственные секреты ты и так хранить обязан, а мои личные не так уж и страшны, поверь.
Верить ему хотелось.
— Так и получилось, я присматривал за ним, а он за мной.
И в итоге, получается, Мар их переиграл? Или… Корн тоже умеет считать и рассчитывать, а еще обладает отменной памятью. И Вельму он не простит.
Эгле смотрела задумчиво.
Поняла что-то?
Почему-то перед ней стало совестно, хотя видят боги, не Кирис это придумал.
— И все-таки, — спросила она, почесав нос пальцем. — Если не ты… ты и вправду слишком осторожен, чтобы мараться с кровью. Кто их убил?
Этот вопрос интересовал не только ее.
Я слышала песню ветра. Где-то там, далеко, где жило море и небо, связанные нитями силы, где набирались яростью вулканы, готовые выплеснуть накопившийся гнев, стоит лишь немного надавить… на кого?
На богов?
Их давно нет в тварном мире.
Люди?
Право слово, я начинаю думать, что среди демонов жить безопасней. Кирис почему-то стесняется смотреть на меня, хотя руку не выпускает. Мар делает вид, будто происходящее, если и не нормально, то не настолько, чтобы обращать на эту ненормальность внимания. Йонас стоит, баюкая распоротую руку, и кровь льется, льется тонкой нитью, привлекая внимание демона.
Если еще немного…
Этна вполне способна подобраться. В скрытых лакунах ее тела много полезного, помимо яда, к примеру капсула парализатора. И будь я уверена, что демона можно запереть вместе с телом, которое он занял, я бы приказала. Но я не уверена.
Поэтому жду.
Слушаю.
И стараюсь отрешиться от мысли, что грязи слишком много. Будто кто-то свыше специально собрал нас всех… для чего? Уничтожить?