Дьявол и паж
В качестве поощрения Эйвон позволял ей совершать верховые прогулки. Леони быстро овладела секретами верховой езды, но наотрез отказывалась пользоваться дамским седлом. Эйвон пришел в ярость, узнав, что его воспитанница упорствует в своей привязанности к мужской посадке. Целых два дня Леони упрямилась, но в конце концов холодная учтивость его милости обезоружила девушку, и на третий день она явилась к Эйвону с поникшей головой и, запинаясь, сказала:
— Прошу прощения, Монсеньор. Я буду ездить так, как вы пожелаете.
Эйвон сменил гнев на милость, и они отправились на совместную прогулку. Научившись сидеть в дамском седле, Леони стала выезжать за пределы поместья. Все, кто видел герцога бок о бок с прекрасной девушкой, переглядывались и понимающе покачивали головами: красивые девушки всегда сопутствовали Дьяволу.
Мало-помалу поместье, долгие годы лишенное женского общества, преобразилось. Веселый нрав Леони пришелся как нельзя кстати. Тяжелые пыльные шторы вкупе с громоздкими ширмами отправились в чулан, и сквозь распахнутые окна в комнаты замка ворвалось неяркое, но тем не менее вполне жизнерадостное зимнее солнце. Замок оказался не в состоянии противостоять натиску новой жилицы. Сдержанная чопорность, царившая в его стенах, сменилась безалаберностью, в избытке свойственной медноволосой уроженке континента. Если прежде диванные подушки красовались чинными пирамидами, то теперь они валялись тут и там, словно замок подвергся нашествию любителей вздремнуть. Стулья, никогда не покидавшие определенных помещений, путешествовали по всем комнатам, оказываясь порой в самых неподходящих местах. А уж о книгах и говорить нечего — к вящему неудовольствию мадам Филд они ровным слоем устилали все свободное пространство. Эйвон относился к новшествам снисходительно, ему нравилось наблюдать за рыжим вихрем, носившимся по всему замку, а беседы Леони с чинными лакеями доставляли его милости истинное наслаждение. Леони со всей очевидностью обладала врожденной склонностью повелевать, и Эйвон с каждым днем все больше убеждался в благородстве ее происхождения.
Спустя месяц герцог решил проверить, насколько хорошо Леони усвоила его уроки. Как-то раз он вдруг сказал:
— Представь себе, Леони, что я герцогиня Квинзбери, и тебя только что мне представили. Так вот от тебя требуется поприветствовать меня самым изысканным реверансом.
— Но, Монсеньор, вы не можете быть герцогиней, — резонно возразила Леони. — Это нелепо! Вы не похожи на герцогиню! Давайте лучше представим, что вы герцог Квинзбери.
— И все же позволь мне остаться герцогиней. Итак, реверанс!
Леони недовольно вздохнула и подчинилась.
— Надеюсь, герцогиня удовлетворена моим мастерством?
— При условии, что ты прекратишь трещать, — сурово ответила "герцогиня". — Расправь юбки и не держи веер так, словно это топор палача. Теперь повтори.
Леони испустила еще один вздох.
— Ужасно трудно запомнить все сразу, — посетовала она. — Давайте лучше сыграем в пикет, Монсеньор.
— Пикет подождет. А теперь покажи, какой бы реверанс ты сделала перед… мистером Давенантом.
Леони чуть присела и царственным жестом протянула маленькую ручку. Эйвон ухмыльнулся.
— С бедным Хью несомненно случится столбняк от изумления. Хорошо, ma fille. А теперь реверанс, предназначенный герцогу Эйвону.
Леони присела, склонив голову, и поднесла его руку к своим губам.
— Нет-нет, дитя мое.
Девушка выпрямилась.
— А я предпочитаю этот вариант, Монсеньор. Мне так нравится.
— И ты глубоко заблуждаешься. Повтори, и не приседай так низко. Такой реверанс делают только перед королем. Не забывай, что я простой смертный.
Леони скорчила гримасу.
— Жуть! — не совсем внятно пробормотала она.
Эйвон нахмурился, но губы его непроизвольно дрогнули.
— Прошу прощения?
— Я сказала: "жуть", — безмятежно повторила Леони.
— Я понял, — холодно произнес его милость.
— Так говорит Рейчел, — объяснила Леони, поднимая взгляд на герцога. — Горничная леди Фанни. Вам не нравится это слово?
— Не слишком. Я предпочел бы, чтобы ты воздержалась от употребления слов, подслушанных у служанок моей сестрицы.
— Да, Монсеньор. А что означает это слово?
— Не имею ни малейшего представления. Наверняка что-нибудь крайне вульгарное. В жизни имеется множество грехов, ma belle, но только один из них непростителен. Это вульгарность.
— Что ж, придется его забыть, — с сожалением вздохнула Леони. — А что, если вместо этого забавного словечка я стану говорить… ну… гром и молнии!
— Попрошу тебя воздержаться и от этих слов, ma fille. Если тебе не терпится употребить крепкое выражение, ограничься восклицанием "помилуй бог" или, в крайнем случае, "какой ужас!".
— "Ужас"? Звучит довольно мило. Мне нравится это слово. Но "жуть" звучит куда приятнее. Монсеньор, вы не сердитесь?
— Я никогда не сержусь.
Но больше всего Леони, разумеется, нравились уроки фехтования. На свет были извлечены панталоны пажа, оказавшиеся весьма кстати. Леони обладала быстрой реакцией и вскоре овладела основами этого не самого дамского занятия. Герцог слыл одним из лучших фехтовальщиков своего времени, но это обстоятельство ничуть не смущало Леони. Его милость научил девушку фехтовать в итальянской манере и показал множество искусных приемов, почерпнутых им за границей. Как-то раз Леони решила испробовать один из них, и поскольку его милость в этот момент несколько отвлекся, рапира, зачехленная колпачком, ткнулась чуть ниже его левого плеча.
— Touche [42], — похвалил Эйвон. — Неплохо, дитя мое.
Леони запрыгала от радости.
— Монсеньор, я вас убила! Вы мертвы! Вы мертвы!
— Твоя радость выходит за рамки приличий, — заметил его милость. — Никогда не думал, что ты столь кровожадна.
— Но как я ловко все проделала! Разве нет, Монсеньор?
— Не совсем, — безжалостно ответил Эйвон. — Просто я почти не защищался.
Леони возмущенно посмотрела на него.
— Так вы нарочно это подстроили?
Его милость смягчился.
— Нет-нет, ma fille, ты сама прорвала мою защиту.
Порой Эйвон рассказывал девушке о знаменитых людях Англии, объясняя кто есть кто в королевстве.
— К примеру, о Марче, будущем герцоге Квинзбери, ты уже слышала. Еще есть Гамильтон, прославившийся своей нелепой женитьбой. Его благоверная — одна из сестер Ганнинг, что много лет назад переполошили весь Лондон; довольно неприятные особы, а их мамаша — самая настоящая фурия. Мери Ганнинг вышла замуж за Ковентри. Неплохо бы знать о неподражаемом мистере Селвине, он знаменит своими невероятными ушами; нисколько не удивлюсь, если в один прекрасный день выяснится, что этот господин произошел от осла. Нельзя также забывать и о Гарри Уолполе, а то он, не дай бог, обидится. Старина Уолпол проживает на Арлингтон-стрит, в любое время суток его можно встретить прогуливающимся возле дома с лысой таксой — причуда истинного аристократа. В Бате, я думаю, до сих пор царствует выскочка Нэш, его глупость порой граничит с гениальностью. Как-нибудь я отвезу тебя в этот затхлый городишко. Кто там у нас еще остался, а… Кавендиш из Девоншира, а также семейство Сеймуров и милорд Честерфилд, последнего ты узнаешь по гнусным шуточкам и крашеным бровям. Кто еще? Определенной известностью пользуются лорд Батс, выводок Бентинов и его милость герцог Ньюкасл. Если ты желаешь познакомиться с людьми искусства, то упомяну этого утомительного Джонсона, увальня с огромной головой. Но он не заслуживает внимания — начисто лишен лоска. Есть еще Колли Сиббер, один из наших поэтов, мистер Шеридан, который пишет пьески, и мистер Гаррик, который в них играет. Из живописцев выделю сэра Джошуа Рейнольдса, он, возможно, напишет твой портрет, а вот остальные имена вылетели у меня из головы.
Леони сосредоточенно кивнула.
— Монсеньор, мне надо записать все эти имена, иначе я их непременно забуду.