Я очень хочу жить: Мой личный опыт
– Надо возвращаться в Москву, – пробормотала Оксана, – желательно побыстрей. Похоже, у тебя… э… мастопатия. Необходимо сделать анализы.
Сейчас я понимаю, что Ксюня моментально, едва бросив взгляд на мою грудь, поставила правильный диагноз. Ей, хирургу с огромным опытом, не стоило труда определить масштаб проблемы. Меня должно было насторожить лицо Ксюни, оно словно заледенело, слегка вытянулось. Никогда, ни раньше, ни потом, я не видела у нее такого выражения. Но вокруг шумел пляж, Машка и Дениска прыгали около кабинки с воплями:
– Хотим мороженое… блинчики… покататься на катере…
Я быстро влезла в сухой купальник и сказала:
– А, ерунда! Мастопатия подождет. Я не намерена из-за пустяка портить мужу и ребенку долгожданный отпуск. Что случится за неделю? Сделай одолжение, ничего не говори Александру Ивановичу.
Оксана нахмурилась, но кивнула.
Отдохнули мы великолепно. К врачу я, несмотря на бесконечные напоминания подруги, обратилась в середине сентября. Надо было отправить Машу в школу, у Александра Ивановича, профессора МГУ, тоже начинался учебный год, маме потребовались очки, свекровь жаловалась на больную печень. Короче, большие и малые домашние проблемы сыпались водопадом. И вот однажды я проснулась от неприятного ощущения липкости, села на кровати и увидела на простыне, на том месте, где лежала моя грудь, темно-коричневые пятна.
Делать нечего, пришлось-таки пойти к врачу. Я пришла в обычную поликлинику, села в очередь, терпеливо промаялась почти два часа, попала в кабинет и заявила доктору:
– У меня мастопатия. Выпишите что-нибудь!
Женщина в белом халате тяжело вздохнула.
– Раздевайтесь…
Когда я скинула лифчик, пожилая медсестра, сидевшая за маленьким столиком, воскликнула:
– Матерь божья!
Потом она вскочила и со словами: «Ах ты, господи, совсем забыла про шприцы», – убежала из комнаты.
Врач начала бубнить:
– Вам необходимо посетить узкого специалиста.
– Зачем? – удивилась я. – Разве терапевт не может выписать что-то от мастопатии? Ну, например, сбор трав. Или на худой конец таблетки, уколы. Может, мне походить на физиотерапию? УВЧ, например. В детстве оно помогало мне от ангины.
Доктор молча написала на листке несколько строк.
– Здесь адрес. Езжайте срочно. Я вам не помогу.
Мне стало обидно.
– Я так долго сидела в очереди! Неужели трудно посоветовать какое-нибудь лекарство?
– Это не в моей компетенции, – отрезала терапевт, – я направляю вас к хирургу-онкологу. Он хороший специалист, профессор.
Я насторожилась.
– Мастопатию надо оперировать?
– Похоже, у вас киста, – фальшиво бодрым голосом заявила врач. – Главное, не затягивать время, иначе…
Не договорив, она замолчала и принялась перебирать на столе истории болезни.
– Иначе что? – спросила я.
– Запустите болезнь, будет сложнее лечиться, – чуть тише ответила терапевт.
Я вернулась домой, злая до невозможности. Думаете, меня испугало направление к онкологу? Как бы не так! Мне даже в голову не приходило, что речь идет о раке. В нашей семье никогда ни у кого не было онкологических заболеваний. Бабушка Афанасия Константиновна скончалась в возрасте ста трех лет, будучи, как это ни странно звучит, абсолютно здоровым человеком. Ну да, у нее началась болезнь Альцгеймера, бабуля превратилась в ребенка, но ушла она в иной мир, ни разу не попав в стационар. Моя мать тоже не жаловалась на здоровье. Вот у папы было несколько инсультов подряд. Но рак?! Его в моей генетике не имелось.
Я подумала, что противная тетка-терапевт просто придерживается инструкции, которая предписывает всех женщин с кистой отправлять к онкологу, и решила ничего не сообщать мужу. У Александра Ивановича был сложный период на работе, не хотелось волновать его по пустякам. Но я решила все-таки сходить к специалисту-профессору – спать стало почти невозможно, хоть получу от него совет.
К медицинскому светилу я попала через пару недель – сами понимаете, консультацию врача подобного ранга всегда хочет получить большое количество народа.
Доктор внимательно осмотрел меня, потом воскликнул:
– Ну и ну! Вы, наверное, из глухой провинции? Там нет ни больниц, ни медицинского обслуживания?
– Родилась и живу в Москве, – возразила я.
– Тогда каким образом вам удалось так запустить болезнь? – продолжал хирург. – Рак молочной железы. Полагаю, с метастазами в легкие, может, в печень и позвоночник.
Я оторопела.
– Вы уверены? И что мне теперь делать?
Эскулап пожал плечами.
– На четвертой стадии? Продолжайте жить, как жили.
Меня охватила радость.
– Я обойдусь без операции?
– Да, – хмыкнул хирург, – она вам не поможет.
– Выпишите какие-нибудь таблетки, – попросила я. – А то грудь болит, спать неудобно. И замучилась стирать постельное белье, каждое утро просыпаюсь в лужице крови.
Профессор снял очки и положил их на стол.
– Агриппина Аркадьевна, вы не поняли? У вас рак. Запущенная стадия. Хирургическое вмешательство бесполезно. Оно лишь принесет вам страдания, проведете последние дни не дома, а в клинике.
– Чьи последние дни? – переспросила я.
– Ваши, – без особых эмоций сообщил он. – Трудно дать точный прогноз, может, протянете около года, но, скорей всего, три-четыре месяца.
Теперь, спустя много лет после визита к тому светиле, я великолепно знаю, что среди врачей встречаются порой трусливые, злые, а подчас и откровенно подлые люди. Есть среди них такие, как терапевт из районной поликлиники. Она поняла, что у пациентки онкологическое заболевание, но не решилась сказать правду вслух. Некоторые врачи опасаются истерики в кабинете, не желают успокаивать испуганного человека, поэтому говорят про кисту и выпроваживают больного к онкологу. Но это не самый плохой вариант. Есть и такие эскулапы, у которых в голове работает счетчик, они намерены получить как можно больше денег и принимаются обрабатывать подходящего на их взгляд больного с особым тщанием. Сначала пациента запугивают по полной программе, внушают ему мысль о неизлечимости, потом слегка отъезжают назад, предлагают операцию и предупреждают:
– Ваш случай практически безнадежный, никто не разрешит оперировать умирающего. Но я полагаю, что все же есть крохотный шанс. Им надо воспользоваться. Только надо заплатить…
Вот и тому профессору я показалась идеальным объектом для шантажа. Побеседовав со мной пять минут, хирург сразу сообразил: тетка с тремя детьми разбирается в медицине, как кролик в боевом оружии, и поехал на меня танком.
Я смотрела, как он открывает и закрывает рот, не слышала ни единого звука и пыталась справиться с ураганом мыслей. Я умру? Мне осталось жить три месяца? Этого просто не может быть! Я молодая женщина, абсолютно здоровая, только вот грудь болит… У меня киста! Какая онкология? Что он несет? Нет, нет и нет! Неправда!
Внезапно голос врача врезался в уши:
– Однако, если хотите, можем попробовать, пожалуй, я возьму вас к себе в отделение.
Я перевела дух. Значит, он наговорил ерунды про мою скорую кончину и готов лечить мою кисту.
– Но, как понимаете, наша больница не частная, народ месяцами ждет койки, – продолжал профессор, – а у вас времени нет, надо будет договориться с главврачом, выбить место. И я не один стою у стола в операционной, рядом ассистенты, анестезиолог, медсестры. Необходимо учесть и последующий уход. Очень часто случается так: вмешательство прошло удачно, а в реанимации на больного наплевали, и он умер.
– Сколько надо денег? – пролепетала я, до меня наконец дошло, куда клонит собеседник.
Светило деловито озвучил прейскурант. С каждой произносимой им цифрой меня прибивало к земле. Да, мы с Александром Ивановичем не нищие, но таких накоплений никогда не имели. Чтобы оплатить услуги алчного профессора и всей его команды придется продать квартиру.
– Вы, конечно, подумайте, но не долго, в вашем случае важен каждый час, – завершил речь профессор. – Приходите завтра с готовым решением и помните: жизнь у вас одна, за нее надо бороться.