Лукоморье. Трилогия

— Всю армию с собой брать не буду. Беру только разведвзвод… нет, разведроту! Проникаю в ихний город… Бабуль, какой там у них город главный?
— Багдадь, — буркнула Яга. Когда старушка волновалась, она частенько переходила на привычный деревенский сленг.
— Во, в Багдадь! Изображаю там уличного кота, а в это время мои верные воины, бойцы невидимого фронта, разбегаются по всему городу, проникают во дворец, собирают информацию, выведывают все вражеские планы…
— А местные коты их да-а-авят, да-а-авят, — представил себе эту картину подполковник.
— Если б давили, — грустно вздохнула Яга. — Он их так откормил, что от одного их вида не только коты — собаки разбегаются. Только запусти их туда — весь Багдадь сюда переселится.
— О нет, — всполошился Илья, — только проблем с иммигрантами нам не хватает.
— Могу пойти один под видом уличного кота, — не сдавался Мурзик.
— Да ты на себя посмотри, — хмыкнул Соловей. — Даже если лапки подожмешь, втрое сложишься, пылью присыплешься…
— Все! Ухожу я от вас! Вы еще узнаете, кто такой Мурзик!
Дверь за разобиженным котом не успела захлопнуться, как до членов совета синдиката донесся разгневанный бас Ивана.
— Басурманы!!! Папу из моих рук сперли?!! А ну стоять, вороги иноземные! Куда побратима дели?
Илья кинулся в тронный зал. Его верная команда рванула следом. Полузадушенный Никита Авдеевич трепыхался под мышкой у царя-батюшки, поднимавшегося в тот момент из-за стола. Иноземные послы один за другим падали в обморок.
— Совещание предлагаю отложить, — демократично заявил на бегу Илья, — кто за?
— Единогласно!!! — прошипела Яга. — Ты быстрей не можешь? Авдеича надо спасать. А расширенное заседание завтра продолжим в «Дремучем бору». Его черти на неделю забронировали. Жаждут пообщаться с любимым Папой, — ехидно хмыкнула ведьма.
— Только не это, — простонал Илья.
Он прекрасно знал, чем должно было закончиться это совещание: муки похмелья поутру и справедливые попреки молодой жены, в которой души не чаял. Подполковник даже не подозревал, насколько сильно ошибался. События назревали и развивались с такой скоростью, что нахрюкаться до поросячьего визга, а этим обычно заканчивались все мальчишники в Тридевятом, он просто-напросто не успеет.
  
11
 
Багдад стоял на ушах. Поиски святого Хызра шли уже четвертую неделю, но он как в воду канул. Перевернули весь дворец, караван-сараи, базары, медресе, близлежащие аулы — все напрасно. К колеснице святого паломничество было похлеще, чем в Мекку. Предприимчивые охранники подпускали не каждого.
За право облобызать святые оглобли паломники расплачивались звонкой монетой. Эмир, правда, пытался обслюнявить сани на халявку, но начальник караула был непреклонен.
— Святой Хызр, — внушительно произнес он, — приносит изобилие каждому, кого осчастливит ликом своим. Вы его лицезрели?
— Нет, — честно признался Шахрияр.
— А мы — да! — подбоченилась стража.
Пришлось платить. Видя, как лихо идут дела у его подданных, осчастливленных Хызром, эмир отдал соответствующий приказ, и Багдад загудел. К исходу месяца святой все-таки нашелся. Шахерезада принимала самое активное участие в поисках, ибо не прочь была получить свой кусочек изобилия и счастья от знаменитого святого, а когда общий ажиотаж спал, вспомнила о «новенькой» наложнице повелителя, с которой она хотела разобраться попозже. И пошла, на свою голову, разбираться. Знала бы, несчастная, какой популярностью пользуется в гареме новенькая и какая очередь выстроилась к «ней» на прием…
Железная дверь гарема с треском распахнулась, отправив в нокаут евнухов, стоящих на страже, и оттуда выкатилась Шахерезада.
— Что значит — я тут не стояла? — удивленно вопросила она пространство, перед тем как отключиться.
Перепуганная охрана (та ее часть, что избежала столкновения с дверью) осторожно перенесла сказочницу в покои эмира и, пользуясь тем, что эта операция прошла незамеченной, скромно удалилась. Объясняться с владыкой Багдада им не улыбалось.
 
Ближе к вечеру Шахрияр притопал в опочивальню за очередной сказкой и обнаружил в постели расцарапанную, покрытую синяками и шишками Шахерезаду. Нокаут плавно перешел в здоровый крепкий сон, и сказочница спокойно дрыхла без задних ног. Эмир пришел в дикий восторг. «Узнать, чья работа, и наградить… тайно, разумеется», — сделал мысленную зарубку в памяти владыка Багдада и рванул в запретную зону, смекнув, что сегодня его прекрасная половина неработоспособна, а следовательно, никаких помех не предвидится.
— Козочки, — радостно проблеял он, предвкушая, что сегодня-то оторвется по полной программе, — ваш пастух пришел.
Однако вместо томных вздохов в ответ до слуха его донеслись взрывы веселого хохота, азартное уханье и топот под звон струн какого-то странного музыкального инструмента. Это был явно не дутар. Козочки веселились вовсю, и им, судя по всему, было глубоко плевать на своего пастуха. Эмир робко тронул дверь. Она подалась. Евнухи запереть ее не могли, так как не догадались изъять ключи у Шахерезады, а возвращаться в покои эмира за ними не рискнули. Шахрияр одернул халат, гордо приосанился, шагнул внутрь и застыл с отвисшей челюстью.
К счастью для эмира, у Багдадского вора был обеденный перерыв. Или, судя по времени, ужинный. Только это и спасло правителя Багдада от инфаркта.
Нахохлившийся, опустошенный морально и физически авантюрист сидел, обложенный со всех сторон шелковыми подушками, и мрачно смотрел на табун юных красавиц, лихо отплясывающих под балалайку камаринскую. Около «святого» суетилась группа обольстительниц с подносами в руках.
— Отведайте этот персик, — щебетала одна, — он так похож на меня!
— Такого дивного шербета вы еще не пробовали, святой Хызр, — ворковала другая.
Третья не уговаривала. Она молча запихивала «святому» в рот халву. Багдадский вор давился и кашлял, тряся лопухами ушанки. Именно таким и описывали его стражники.
— Святой Хызр? — не веря своим глазам, спросил Шахрияр.
Балалайка замолчала. Вор встрепенулся. Гарем прекратил выкидывать коленца, критически осмотрел своего повелителя и, фигурально говоря, облизнулся.
— Эмир!
Подушки полетели в разные стороны. Авантюрист бросился на шею правителя Багдада.
— Ноги делаем, — испуганно шепнул он ему на ухо и выволок опешившего Шахрияра из гарема. Дверь захлопнулась перед самым носом зазевавшихся девиц и загудела от ударов изнутри.
Эмир с охраной навалились на створки, пытаясь сдержать рвущийся изнутри поток.
— Ключи!
Главный евнух метнулся в опочивальню владыки. Он знал, где их искать. Как только замок щелкнул, все облегченно вздохнули.
— Аллах акбар! — воздел руки владыка Багдада.
— Воистину акбар! — потянулся перекреститься Багдадский вор, но вовремя опомнился.
— Что ты там делал, святой… Хызр? — настороженно спросил авантюриста Шахрияр.
Багдадский вор уловил нотки сомнения в голосе владыки. Если он их не рассеет, кол гарантирован. Хотя нет, в этих диких местах на кол не сажали. Делали обычное секир-башка. «Святой Хызр» предпочитал восседать на подушках, с головой на плечах, а потому немедленно принялся импровизировать. Надвинув ушанку на глаза, он подбоченился, откинул голову назад, выставив острую козлиную бородку вперед, и, сочтя, что принял достаточно величественный вид, приступил к делу.
— Я от самого, — многозначительно ткнул пальцем в потолок авантюрист.
— Вах! — рухнули ниц евнухи.
— С секретной миссией… — Вор выразительно посмотрел в глаза эмира и повел бровью на распростертую у его ног охрану.
 
— Понял… — сразу проникся владыка и грозно посмотрел на евнухов. Намек эмира до охраны не дошел, ибо они в тот момент лобызали лапти «Хызра», усердно восхваляя «святого», ну и Аллаха заодно. Эмир намекнул еще раз. На этот раз сапогами. Как ни странно, намек был понят, и евнухи испарились.
— Стены имеют уши, — таинственно сообщил Багдадский вор, стремительно развивая успех. — Надежное место есть?