Ешь. Молись. Разводись (СИ)

Что-то придумать.
Кофе в кафе в супермаркете совсем не похож на тот раф, который мы пили с Миланой.
Милана. Моё откровение.
Секс в отеле был жёстким, горячим, отчаянным.
Я не помню, чтобы я был таким с кем-то, когда-то. Словно наказывал её и себя. А она таяла в моих руках, стонала, кричала, я видел её слёзы. Это было хорошо. Нет. Охрененно. До потери сознания. После я распластался на смятых, влажных простынях, притянул её к себе на грудь.
Мы просто молчали. О чём говорить?
О том как хорошо? Или о том, как плохо?
Почему я ничего ей не рассказал?
А смысл?
Чтобы она меня пожалела? Разве это достойно жалости?
Я не могу бросить жену, потому что её отец, друг моего отца умирает от рака, потому что нашему сыну всего четыре месяца, потому что жена моя слабая девочка, которой нужна поддержка и защита сейчас больше, чем когда-либо. И я буду мразью, если уйду сейчас. На самом деле я в любом случае буду предателем и подлецом. В нашей семье не принято разводиться. Бросать жён.
Только вот вся фишка в том, что и прадед, и дед, и отец женились по любви. Брали в жены тех, с кем готовы были провести всю жизнь.
А я женился на маленькой Людочке, потому что она слишком сильно этого хотела, потому что её отец слишком много вложил в меня и мою компанию.
Потому что я считал, что в моей жизни нет места любви, а удобная жена – моё спасение.
Если бы я чуть-чуть подождал.
Чёрт.
А столкнулся бы я с Милой, если бы был холост?
Или именно в этом коварный план судьбы? Свести меня с той, единственной именно сейчас? Заставить меня делать выбор?
А как его сделать, если выбора нет?
Для меня нет.
А для Милы?
А для моей жены, которую по иронии судьбы всю жизнь тоже зовут не Людой, а Милой?
Всё это неправильно.
Противоестественно.
Но такова жизнь.
По крайней мере пока.
Сейчас.
Ловлю сообщение. Список.
Памперсы, если будет определенная марка, молоко, хлеб, черника, зеленые яблоки, овсяное печенье…
«Купи, пожалуйста, клубнику и взбитые сливки, я знаю, что мне нельзя, но так хочется! Я просто на них посмотрю!»
Она еще такая девочка. Хотя ей уже двадцать три.
Мне почти сорок. Тридцать девять. Скоро юбилей.
Я старше на целую жизнь.
А Милана? Ей тридцать семь. Казалось бы, почти ровесница, мужчины в моём возрасте должны предпочитать девушек помладше.
Раньше я предпочитал.
Для разгрузки, для расслабления, для секса.
Для любви, оказалось, нужно совсем другое.
И возраст не имеет значения.
И я понимаю мужчин, которые смотрят на женщин гораздо старше и влюбляются без оглядки.
Как мой земляк художник Павел Филонов влюбился в женщину, которая была старше на двенадцать лет. Меня в своё время потрясла их история, как и картины Филонова, которые висят у нас в Русском музее.
 
Милана подходит мне во всем.
С ней можно говорить и молчать. Это самое важное, когда с человеком комфортно молчать.
Покупаю продукты, нахожу нужные подгузники. Еще беру манго и малину – кажется, Людмила их тоже любит.
Ей нельзя, кормящей, точно. Но я, наверное, заставлю съесть. В конце концов я читал, что не стоит ограничивать себя во всем и младенцам даже полезно получать разные продукты с молоком матери.
Люда ждёт меня в гостиной. Одна.
- Привет.
- Привет.
Целую сухо, в щеку. Она привыкла. Плакала.
- Что случилось.
- Ничего, просто.
- Пойдём.
- Куда?
- На кухню. Будешь у меня есть клубнику со сливками.
- Нельзя, у Максюши будут колики.
- Когда он вырастет я ему расскажу, что ты называла его Максюшей и фотографировала голеньким.
Люда смотрит как-то странно.
- Что?
- Ты влюбился?
- Что?
- Ничего.
Глава 33
У меня дежа вю.
Это уже было. Так мы уже собирались, только тогда в Питер ехала одна я.
И Коржик был с нами. Сейчас Коржик остался на даче у родителей. Мама называет его «сыночек» и любит, кажется, больше, чем нас с братом и внуков.
Я не ревную, Коржика я и сама люблю.
- Мам, а куртку брать?
Вот! Те же слова.
И мой ответ.
- И куртку, и жилетку. Бери. И шорты с майками. Сейчас там жара, но Питер — это Питер.
Да, Питер — это Питер.
Я не сказала ему, что приеду.
И не скажу.
Наверное.
Боже, не скажу! Не «наверное», а точно. Я не могу.
Это мерзость, знать про его жену, знать про его ребёнка… Он мне рассказал.
Не давил на жалость, не объяснял.
Я ведь не прошу его бросать жену? Не прошу менять жизнь!
Я вообще попросила бы оставить меня в покое.
Если бы у меня были силы.
Но я была в какой-то агонии. Сгорала заживо. И снова как птица Феникс воскресала от его поцелуев, рук, губ. Он его аромата. От тела рядом.
А после так долго не могла прийти в себя и всё думала. Размышляла.
А как было у нас с Олегом?
Было так?
Нет, была любовь, это я точно знаю. Но было иначе. Всё иначе.
Я помню в самом начале было легко, а потом накрывали моменты такого драматизма, когда казалось, что мы просто умрём друг без друга. Убери меня от него, и я не смогу дышать.