Сочинения. В 2-х томах

  
249. ПОДДОННЫЙ ПСАЛОМ
 
 
 
Что напишу и что реку, о Господи!
 
Как лист осиновый все писания,
 
Все книги и начертания:
 
Нет слова неприточного,
 
По звуку неложного, непорочного;
 
Тяжелы душе писанья видимые,
 
И железо живет в буквах библий!
 
О душа моя — чудище поддонное,
 
Стоглавое, многохвостое, тысячепудовое,
 
Прозри и виждь: свет брезжит!
 
Раскрылась лилия, что шире неба,
 
И колесница Зари Прощения
 
Гремит по камням небесным!
 
О ясли рождества моего.
 
Теплая зыбка младенчества,
 
Ясная келья отрочества,
 
Дуб, юность мою осеняющий,
 
Дом крепкий, пространный и убранный,
 
Училище красоты простой
 
И слова воздушного, —
 
Как табун белых коней в тумане,
 
О родина моя земная, Русь буреприимная!
 
Ты прими поклон мой вечный, родимая,
 
Свечу мою, бисер слов любви неподкупной,
 
Как гора необхватной,
 
Свежительной и мягкой,
 
Как хвойные омуты кедрового моря!
 
Вижу тебя не женой, одетой в солнце,
 
Не схимницей, возлюбившей гроб и шорохи
 
часов безмолвия.
 
Но бабой-хозяйкой, домовитой и яснозубой
 
С бедрами, как суслон овсяный,
 
С льняным ароматом от одежды…
 
Тебе только тридцать три года —
 
Возраст Христов лебединый,
 
Возраст чайки озерной,
 
Век березы, полной ярого, сладкого сока!..
 
Твоя изба рудожелта,
 
Крепко срублена, смольностенна,
 
С духом семги и меда от печи,
 
С балагуром-котом на лежанке
 
И с парчевою сказкой за пряжей.
 
Двор твой светл и скотинушкой тучек,
 
Как холстами укладка невесты;
 
У коров сытно-мерная жвачка,
 
Липки, сахарно-белы удои,
 
Шерсть в черед с роговицей линяет,
 
А в глазах человеческий разум;
 
Тишиною вспоенные овцы
 
Шелковистее ветра лесного;
 
Сыты кони овсяной молитвой
 
И подкованы веры железом;
 
Ель Покоя жилье осеняет,
 
А в ветвях ее Сирин гнездится;
 
Учит тайнам глубинным хозяйку, —
 
Как взмесить нежных красок опару;
 
Дрожжи звуков всевышних не сквасить,
 
Чтобы выпечь животные хлебы,
 
Пищу жизни, вселенское брашно…
 
 
 
Побывал я под чудною елью
 
И отведал животного хлеба,
 
Видел горницу с полкой божничной,
 
Где лежат два ключа золотые:
 
Первый ключ от Могущества Двери,
 
А другой — от Ворот Воскрешенья…
 
Боже, сколько алчущих скрипа петель,
 
Взмаха створов дверных и воротных,
 
Миллионы веков у порога,
 
Как туманов полки над поморьем,
 
Как за полночью лед ледовитый!..
 
 
 
Есть вода черноводнее вара,
 
Липче смол и трескового клея,
 
И недвижней стопы Саваофа:
 
От земли, словно искра из горна,
 
Как с болот цвет тресты пуховейной,
 
Возлетает душевное тело,
 
Чтоб низринуться в черные воды —
 
В те моря без теченья и ряби;
 
Бьется тело воздушное в черни,
 
Словно в ивовой верше лососка;
 
По борьбе же и смертном биеньи
 
От души лоскутами спадает.
 
Дух же — светлую рыбью чешуйку,
 
Паутинку луча золотого —
 
Держит вар безмаячного моря:
 
Под пятой невесомой не гнется
 
И блуждает он, сушей болея…
 
Но едва материк долгожданный
 
Как слеза за ресницей забрезжит —
 
Дух становится сохлым скелетом,
 
Хрупче мела, трухлявее трута,
 
С серым коршуном-страхом в глазницах,
 
Смерть вторую нежданно вкушая.
 
 
 
Боже, сколько умерших миров,
 
Безымянных вселенских гробов!
 
Аз Бог Ведаю Глагол Добра —
 
Пять знаков чище серебра;
 
За ними вслед: Есть Жизнь Земли —
 
Три буквы — с златом корабли,
 
И напоследки знак вита —
 
Змея без жала и хвоста…
 
О Боже сладостный, ужель я в малый миг
 
Родимой речи таинство постиг.
 
Прозрел, что в языке поруганном моем
 
Живет Синайский глас и вышний трубный гром;
 
 
 
Что песню мужика: «Во зеленых лузях»
 
Создать понудил звук, и тайнозренья страх?!
 
 
 
По Морю морей плывут корабли с золотом:
 
Они причалят к пристани того, кто братом
 
зовет Сущего,
 
Кто, претерпев телом своим страдание,
 
Все телесное спасет от гибели
 
И явится Спасителем мира.
 
 
 
Приложитесь ко мне, братья,
 
К язвам рук моих и ног:
 
Боль духовного зачатья
 
Рождеством я перемог!
 
 
 
Он родился — цветик алый,
 
Долгочаемый младень!
 
Серый камень, сук опалый
 
Залазурились как день.
 
 
 
Снова голубь Иорданский
 
Над землею воспарил:
 
В зыбке липовой крестьянской
 
Сын спасенья опочил.
 
 
 
Бельте, девушки, холстины.
 
Печь топите для ковриг;
 
Легче отблеска лучины
 
К нам слетит Архистратиг.
 
 
 
Пир мужицкий свят и мирен
 
В хлебном Спасовом раю,
 
Запоет на ели Сирин:
 
Баю-баюшки-баю.
 
 
 
От звезды до малой рыбки
 
Все возжаждет ярых крыл,
 
И на скрип вселенской зыбки
 
Выйдут деды из могил.
 
 
 
Станет радуга лампадой,
 
Море — складнем золотым,
 
Горн потухнувшего ада —
 
Полем ораным мирским.
 
 
 
По тому ли хлебоборью
 
Мы, как изморозь весной,
 
Канем в Спасово поморье
 
Пестрядинною волной.
 
Красный рык