Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина

  
XIV
 
 
 
   Перескажу простыя рѣчи
 
   Отца иль дяди старика,
 
   Дѣтей условленныя встрѣчи
 
  4 У старыхъ липъ, у ручейка;
 
   Несчастной ревности мученья,
 
   Разлуку, слезы примиренья,
 
   Поссорю вновь, и наконецъ
 
  8 Я поведу ихъ подъ вѣнецъ...
 
   Я вспомню рѣчи нѣги страстной,
 
   Слова тоскующей любви,
 
   Которыя въ минувши дни
 
 12 У ногъ любовницы прекрасной
 
   Мнѣ приходили на языкъ,
 
   Отъ коихъ я теперь отвыкъ.
 
 
1, 9 …речи... речи. Между этими двумя «речами» есть легкое различие в оттенке: сначала дидактическом, затем лирическом.
9–10 неги… тоскующей (род. пад.). Об этих фигурах речи уже упоминалось в связи с чувствами Татьяны (глава Третья, VII, 10). Любопытно отметить, что «неги страстной» (XIV, 9) — отзвук «страсти нежной», науку которой постигает Онегин в главе Первой, VIII, 9. «Нега» повторяется в XV, 8, где это слово выражает сладостное ощущение, разнеженность, «tendresse» <«нежность»>.
  
XV
 
 
 
   Татьяна, милая Татьяна!
 
   Съ тобой теперь я слезы лью;
 
   Ты въ руки моднаго тирана
 
  4 Ужъ отдала судьбу свою.
 
   Погибнешь, милая; но прежде
 
   Ты въ ослѣпительной надеждѣ
 
   Блаженство темное зовешь,
 
  8 Ты нѣгу жизни узнаешь,
 
   Ты пьешь волшебный ядъ желаній,
 
   Тебя преслѣдуютъ мечты:
 
   Вездѣ воображаешь ты
 
 12 Пріюты счастливыхъ свиданій;
 
   Вездѣ, вездѣ передъ тобой
 
   Твой искуситель роковой.
 
 
2 Симпатии Пушкина к своей героине далее проявлены в XXXI, 1–2 и в главе Четвертой, XXIV 13–14.
8 негу. Значение «неги» простирается от «сладкого томленья» до опасной эйфории, которая здесь и имеется в виду (см. также коммент. к VII, 10 и XIV, 9–10).
13 Везде, везде. По-русски получаются две ямбические стопы, но по-английски выходят два неуклюжих дактиля.
  
XVI
 
 
 
   Тоска любви Татьяну гонитъ,
 
   И въ садъ идетъ она грустить,
 
   И вдругъ недвижны очи клонитъ,
 
  4 И лѣнь ей далѣе ступить:
 
   Приподнялася грудь, ланиты
 
   Мгновеннымъ пламенемъ покрыты,
 
   Дыханье замерло въ устахъ,
 
  8 И въ слухѣ шумъ, и блескъ въ очахъ...
 
   Настанетъ ночь; луна обходитъ
 
   Дозоромъ дальный сводъ небесъ,
 
   И соловей во мглѣ древесъ
 
 12 Напѣвы звучные заводитъ.
 
   Татьяна въ темнотѣ не спитъ
 
   И тихо съ няней говоритъ:
 
 
5 Приподнялася грудь. Я не уверен, что можно дать парафраз: «Грудь ее волновалась».
 
8 И в слухе шум, и блеск в очах… Т. е. застывший, как на фотографии, блеск глаз — довольно типичное явление для легкого безумия подросткового возраста.
9–10 Ср.: Марвелл, «Дому Эпплтонов» (опубл. в 1681 г.), строфа XL:
 
 
Но когда бодрствующий дозор звезд
 
Обходит небосвод….
 
 
11 соловей. Почитаемая в Европе певчая птица, любая разновидность рода Luscinia, обитающего в Старом Свете. Нежная, богатая мелодией, захлебывающаяся, с трелями песня самца часто слышна в сезон любви, в основном по ночам; из всех птиц бесчисленные поэты отдавали предпочтение соловью, так же как из всех цветов — розе.
14 с няней. Этот литературный персонаж, в котором, как нравилось думать Пушкину, запечатлена его старая нянюшка, а верней, няня сестры Ольги, уже упоминался в главе Второй, XXVII, 9. Живой пассаж в главе Третьей, XVIII отчасти избавляет няню от роли комической конфидентки, на которую она практически обречена. Та, кого Пушкин называл «своей старой няней», в действительности, как представляется, ничуть не схожа с седой Филатьевной (глава Третья, XXXIII, 6). Появляясь на страницах романа как самостоятельный характер, она изображена в собственном стилистическом ключе в главе Четвертой, XXXV, 3–4, где названа «подругой юности моей».
Русских комментаторов излишне пленяет мысль о «простой русской женщине из народа», рассказывающей сказки (увы, почерпнутые из итальянских сборников в дешевом издании) «нашему национальному поэту» (как будто истинный поэт может быть «национальным»!), и они не придают должного внимания кое-каким забавным подробностям, относящимся к старушке няне Татьяны.
В письме, посланном около 9 дек. 1824 г. из Михайловского в Одессу Дмитрию Шварцу, тамошнему чиновнику особых поручений при Воронцове, Пушкин пишет: «Буря, кажется, успокоилась, осмеливаюсь выглянуть из моего гнезда и подать вам голос, милый Дмитрий Максимович. Вот уже 4 месяца, как нахожусь я в глухой деревне — скучно, да нечего делать; здесь нет ни моря, ни неба полудня, ни итальянской оперы. Но зато нет — ни саранчи, ни милордов Уоронцовых [48]. Уединение мое совершенно — праздность торжественна [49]. Соседей около меня мало, я знаком только с одним семейством [50], и то вижу его довольно редко — целый день верхом — вечером слушаю сказки моей няни, оригинала няни Татьяны; вы, кажется, раз ее видели [51], она единственная моя подруга — и с нею только мне не скучно». Это неопровержимое доказательство, что в Одессе не позже конца июля 1824 г. Пушкин читал Шварцу главу Третью, по крайней мере, первые двадцать строф. Любопытно, что к тому времени, когда сочинялись эти строфы, Пушкин мог видеть старую няню сестры в свой последний приезд в Михайловское летом 1819 г. (если няня там находилась в то лето), и летом 1824 г. он не предполагал, что снова с нею встретится и она станет его экономкой (и теперь уже его няней).