О чем молчит ласточка
И правда отняли.
* * *Дверь хлопнула, в комнату вошла Маша и потрясла Володю за плечо.
— Спишь?
— Нет, — соврал он, моментально просыпаясь. — Пора идти?
Маша кивнула и направилась в прихожую. В одну секунду обула туфли и, когда Володя приблизился, была готова уходить. Одна, без сына.
— Дима с нами не идет?
— Нет. Мы решили разойтись по углам до вечера. Надо успокоиться, уложить все в голове.
— Здравое решение.
Володю порадовало, что провожать их вышел не только Толя, но и Дима. Оба спокойные, но как будто виноватые. Маша поцеловала сына в щеку.
Спустившись во двор, Володя сказал понурой Маше:
— Не отчаивайся. Жизнь на этом не закончилась, ничего страшного не произошло. Пойми, Дима каким был, таким и остался, просто теперь ты знаешь о нем чуть больше.
Он надеялся подбодрить Машу, но не смог найти нужные слова. Похоже, и время выбрал неудачное — сейчас рядом с ним шла совершенно потерянная, убитая горем женщина. Не способная слышать Маша к тому же не замечала ничего вокруг. Володе даже пришлось подхватить ее под локоть — споткнувшись о бордюр, она едва не упала в лужу.
— Зайди ко мне, — попросила она. — Не могу одна сейчас.
— Ладно.
Весь путь Володя думал о том, как ужасно устал от всего: что не может нормально спать, что с таким трудом забытые воспоминания о Юре снова всплывают в сознании и застают врасплох. А еще устал жалеть об утраченном. Казалось, что он на самом деле сходит с ума. Он привык чувствовать почву под ногами, но все произошедшее за последние недели выбило ее из-под них. Реальность Володи становилась зыбкой.
Хотелось вернуть все на круги своя, обрести стабильность, оказаться в привычных обстоятельствах или хотя бы создать иллюзию, что все в порядке, почувствовав рядом твердое плечо.
Володя достал телефон и написал сообщение Игорю: «Встретимся сегодня? Мне очень надо». И, подумав, добавил: «Соскучился».
Игорь ответил молниеносно: «Не могу. Прости, зай, я в командировке до завтра. Целую».
Володя убрал телефон в карман и так тяжело вздохнул, что Маша услышала и прокомментировала:
— Да. Коньячку бы сейчас… пятизвездочного… стоит у меня как раз.
— А давай, — поддержал Володя. Вообще он не любил алкоголь, но сейчас не отказался бы.
— Серьезно? С самого утра?
— Почему бы и нет? Я ни разу в жизни не пил коньяк на завтрак. А тебе, кстати, уже давно стоило напиться как следует.
Маша неуверенно засмеялась. Володя не поверил своим ушам — за последнее время он успел забыть, что она вообще умеет смеяться. Да и собственного смеха он не слышал уже давно.
— Ну… У меня-то выходной, — все еще сомневалась Маша, — мне все равно, но как же ты? На работу пьяным пойдешь?
Володя задумался. Оценив свое самочувствие, он еще у Толи понял, что на работе пользы от него будет мало. И даже больше — в таком состоянии ему не следует даже садиться за руль.
— Да нет, домой поеду, — ответил он. — На такси.
— Здорово! Я тебя таким борщом накормлю!..
Володе показалось, что фраза прозвучала кокетливо. Но такого вкусного борща он и правда в жизни не пробовал.
Разливая коньяк по рюмкам, Володя спросил:
— Так о чем с Димой договорились?
— Ни о чем. Дима упрямится, гнет свою линию, я — свою.
Они чокнулись без тоста, выпили. Володя не ощутил ничего: ни жжения в горле, ни даже вкуса. Налил еще коньяка и спросил:
— Упрямится расстаться с Толей? А ты сама на его месте согласилась бы?
— Володя, — Маша сказала это таким тоном, будто уговаривала ребенка, — но это же блажь…
— Тебе-то откуда знать, что это для него?
Они опрокинули еще по стопке. Володя снова налил и спросил будничным тоном:
— Кстати, как тебе Толя? По-моему, неплохой парень, серьезный. Астрофизикой интересуется и, как я понял, собирается связать с ней жизнь. — Но Маша молча посмотрела в окно, и Володя добавил: — Заметила, какой чистюля?
Маша обернулась к нему и улыбнулась:
— Ты что, зятя мне сватаешь? Расхваливаешь: серьезен, умен, будет хорошим хозяином… хотя, наверное, правильнее хозяйкой? Или как вообще?
— О, смотрю, коньяк начал действовать, — тоже улыбнулся Володя. Маша рассмеялась. — Маш, а какая тебе, в сущности, разница, кого любит твой сын? Главное ведь, что любит и что это взаимно, разве не так?
Володя ощутил, как кровь приливает к щекам, в горле приятно покалывает, а сам он становится разговорчивее.
— Боюсь за его будущее, — вздохнула Маша. — Я так надеюсь, что он хотя бы бисексуал…
— Ну будет у него девушка, и что это даст?
— Тогда у него будут дети, а у меня — внуки.
— Окей, у тебя есть сын, и ты счастлива?
Маша на несколько секунд уставилась ему в глаза и наконец попросила:
— Налей еще.
— Я понять не могу: ты о нем думаешь или о себе? Допустим, ты заставишь его сделать то, что требуешь, он поддастся, женится и родит тебе внука. Тогда ты будешь довольна?
— Ну да-а-а, — протянула Маша, подозрительно пощурившись.
— А когда бросит жену или будет ей изменять?
— Вот нормально же говорили, а теперь ты снова пытаешься загнать меня в угол! — рассердилась она, вставая.
— Нет, я просто размышляю, — успокоил Володя. — Вообще я считаю, что в первую очередь Дима должен быть порядочным человеком и не предавать тех, кто от него зависит. А уж кого именно он будет любить — дело второе.
— Володя, но ведь большинство гомосексуалистов одиноки, а если Дима заведет нормальную семью, он одинок не будет.
— А разве ты, гетеро, не одинока?
Маша наклонила голову и пристально посмотрела на него чуть замутненным взглядом.
— А ты?
Володя промолчал.
Они оба снова помрачнели, а на кухне на несколько долгих минут воцарилась тишина.
— Не хочу больше о грустном — устала. — Маша включила радио и прислушалась. Зазвучала смутно знакомая мелодия. — Ой, это же песня нашей молодости! — встрепенулась она. — Помнишь, как мы с тобой под нее в лагере танцевали? Ох как мне завидовали девчонки. Давай потанцуем?
— Не, мы танцевали не под эту, — ответил Володя, узнав песню «Странные танцы» группы «Технология».
— А под какую?
— Не помню, — пожал плечами Володя.
— Ах да, точно. Под эту я с Козлом танцевала. Но не все ли равно, давай!
— Давай, — улыбнулся Володя, поднимаясь. Едва он встал, как в глазах поплыло — алкоголь ударил в голову.
Маша прибавила громкости и положила руки Володе на плечи, он — ей на талию, и они неспешно закружились по тесной кухоньке под лирическую мелодию.
Володя вспомнил, как однажды в «Ласточке» на планерке старшая воспитательница Ольга Леонидовна ругала его, что он не ходит на танцы: «Даже если твой отряд в это время спит, ты все равно вожатый, а вожатый должен танцевать с детьми». Вспомнилось и то, как Юра, сидя рядом на карусели, уговаривал пойти на дискотеку, а потом, когда добился своего, со злости и ревности швырнул в него яблоко.
Володя вздохнул.
Песня лилась, их танец продолжался. На строчках «до конца не простив все прошедшее мне, ты не спишь, как и я сейчас» Маша остановилась.
— Погоди. — Она взяла полные коньяка рюмки со стола, протянула одну Володе. — Давай выпьем за прощение. Прости меня за то, что я сделала тогда. А я прощу тебя за то, что не любил.
В глазах у нее стояли слезы. Маша прижалась к нему как ребенок, положила голову на плечо. Слишком близко, но Володя не стал ее отталкивать. Медленно кружась, он смотрел в окно, на двор, на косые солнечные лучи, что пробивались сквозь тучи и стрелами пронзали желтеющую листву яблони. Она была огромная, совсем как та в «Ласточке». Володя заставил себя отвлечься и прислушался к песне, но легче не стало. У него само собой вырвалось:
— Будто про нас с Юрой поют.
— А кстати, что с Юрой? — пробормотала Маша ему в плечо.
— Не знаю, — отрезал Володя. — Не хочу об этом.
— Ладно… — протянула она. — Ох, Володь… скажи мне кто-нибудь тогда, в лагере, что двадцать лет спустя пьяная буду танцевать с тобой на моей кухне, ни за что бы не поверила.