Советская фантастика 20—40-х годов (антология)

Вода не льется из графина, маятник не качается, а висит боком. Громадная масса, привешенная на крючок пружинных весов, не производит натяжения пружины, и они всегда показывают нуль. Рычажные весы тоже оказываются бесполезны: коромысло их принимает всякое положение безразлично и независимо от равенства или неравенства грузов на чашках. Золото нельзя продавать на вес. Нельзя обычными, земными способами определить массу.
Масло, вытряхнутое из бутылки с некоторым трудом (так как мешало давление и упругость воздуха, которым мы дышим в ракете), принимает форму колеблющегося шара; через несколько минут колебание прекращается, и мы имеем превосходной точности жидкий шар; разбиваем его на части — получаем группу из меньших шаров разной величины. Все это ползет в разные стороны, расползается по стенам и смачивает их…
Нам хорошо, как на нежнейшей перине, но кровь немного приливает в голову; для полнокровных вредно.
Мы способны к наблюдениям и размышлениям. Несмотря на то, что могучая рука Земли со страшной силой непрерывно тормозит подъем снаряда, т. е. сила земного тяготения не прекращается ни на один момент, в ракете мы ощущаем то же, что и на планете, сила тяжести которой исчезла каким-нибудь чудом или парализована центробежной силой.
Все так тихо, хорошо, спокойно. Открываем наружные ставни всех окон и смотрим через толстые стекла на все шесть сторон. Мы видим два неба, два полушара, составляющих вместе одну сферу, в центре которой мы как будто находимся. Мы как бы внутри мячика, состоящего из двух разноцветных половин. Одна половина — черная — со звездами и Солнцем, другая — желтоватая — со множеством ярких и темных пятен и с обширными, не столь яркими пространствами. Это Земля, с которой мы только что простились. Она не кажется нам выпуклой в качестве шара, а, напротив, по законам перспективы, вогнутой, как круглая чаша, во внутренность которой мы смотрим.
В марте мы полетели с экватора в полуденное время, и Земля поэтому занимает почти полнеба. Полетев вечером или утром, мы увидели бы, что она покрывает четверть неба в виде гигантского изогнутого серпа; в полночь мы увидели бы только зону или кольцо, сияющее пурпуровым цветом — цветом зари — и разделяющее небо пополам: одна половина без звезд, почти черная, чуть красноватая; другая — черная, как сажа, усеянная бесчисленным множеством весьма сравнительно ярких, но немерцающих звезд».
По мысли К. Э. Циолковского, освоение космического пространства много даст человечеству. Он писал:
«План дальнейшей эксплуатации солнечной энергии, вероятно, будет следующий.
Человечество пускает свои снаряды на один из астероидов и делает его базой для первоначальных своих работ. Оно пользуется материалом маленького планетоида и разлагает или разбирает его до центра для создания своих сооружений, составляющих первое кольцо кругом Солнца. Это кольцо, переполненное жизнью разумных существ, состоит из подвижных частей и подобно кольцу Сатурна.
Разложив и использовав также и другие крохотные астероиды, разумное начало образует для своих целей в очищенном, т. е. свободном от астероидов пространстве еще ряд колец, где-нибудь между орбитами Марса и Юпитера».
Как бы предвидя возражения скептиков, К. Э. Циолковский писал: «…Было время, и очень недавнее, когда идея о возможности узнать состав небесных тел считалась даже у знаменитых ученых и мыслителей безрассудной. Теперь это время прошло. Мысль о возможности более близкого, непосредственного изучения вселенной, я думаю, в настоящее время покажется еще более дикой. Стать ногой на почву астероидов, поднять рукой камень с Луны, устроить движущиеся станции в эфирном пространстве, образовать живые кольца вокруг Земли, Луны, Солнца, наблюдать Марс на расстоянии нескольких десятков верст, спуститься на его спутники или даже на самую его поверхность, — что, по — видимому, может быть сумасброднее. Однако только с момента применения реактивных приборов начнется новая великая эра в астрономии: эпоха более пристального изучения неба. Устрашающая нас громадная сила тяготения не пугает ли нас более чем следует!..
 
…Давно ли десятиверстовая скорость передвижения по земле казалась нашим бабушкам невероятной, головоломной, а теперь автомобили делают 100–200 верст в час, т. е. в 20 раз быстрее, чем ездили при Ньютоне. Давно ли казалось странным пользоваться иною силою, кроме мускулов, ветра и воды! Говоря на эту тему, можно никогда не кончить».
Мысль Циолковского, его титаническая теоретическая и исследовательская работа устремились дальше нашей планеты. «Человечество не останется вечно на Земле, — писал он, — но в погоне за светом и пространством сначала робко проникнет за пределы атмосферы, а потом завоюет все околосолнечное пространство». Обоснованию этой блестящей идеи и ее распространению в народе по сей день служат научно-фантастические произведения основоположника современной космонавтики.
Стр. 27. Анахореты — праведники, простаки.
Стр. 28. Лаплас, Гельмгольц, Ньютон, Галилей, Франклин, Иванов — эти персонажи повести символически олицетворяют науки разных наций. Автор хотел сделать более наглядным, убедительным рассказ о создании и полете в космос пассажирской ракеты. Отметим, что сюжет повести имеет, в известной мере, утопический подтекст.
Стр. 62. Стефан — видимо, византийский историк и государственный деятель.
Стр. 109. Парциальное давление — частичное.
Стр. 112. Один русский мыслитель — автор имеет в виду себя.
Стр. 121. Конституционная вода — в состоянии покоя, постоянная, обычная.
Стр. 137. Норденшельд Нильс Адольф Эрик (1832–1901) — шведский геолог и географ — исследователь Арктики, член — корреспондент Петербургской Академии наук, почетный член Русского географического общества. Участвовал в изучении северного побережья нашей страны. В его честь назван архипелаг из 90 островов в Карском море. Самый большой из них — Остров Русский.
Публикуется по: К. Э. Циолковский. Вне Земли. — М.: Изд-во АН СССР, 1958.
Вивиан Азарьевич Итин
(1893–1945)
Родился в Петербурге в семье адвоката, учился в реальном училище и на юридическом факультете Петербургского университета. В 1912 году опубликовал первые стихи, многие из которых представляли собой набор красивостей, заимствованных у акмеистов, считавших, что «искусство должно быть для искусства».
С 1917 года Итин начал пробовать себя в прозе. К этому времени и относится появление его рассказа «Открытие Риэля». Революция привела молодого писателя на Восточный фронт. В 1920 году в Красноярске он вступил в большевистскую партию, работал в газете «Красноярский рабочий», в органах Советской власти. С 1923 года В. Итин — сотрудник журнала «Сибирские огни» в Новосибирске, затем секретарь редакции и главный редактор, возглавляет местное отделение Союза писателей СССР, много сил и энергии отдает собиранию литературных талантов Сибири. Одновременно путешествует, участвует в северных экспедициях, претворяет в жизнь творческие планы. Выходит сборник его стихов «Солнце сердца», очерки «Выход к морю», «Восточный вариант», «Морские пути Советской Арктики», повести «Высокий путь», «Коан Кэрэдэ».
Жизненный путь писателя закончился в 1945 году в Уфе.
«Открытие Риэля» — это больше утопия, нежели научно-фантастическое произведение. Сам автор говорил так: «Я написал рассказ, направленный против войны, гордо назвав его романом. Рассказ назывался «Открытие Риэля». Аналогия между солнечной системой и атомом казалась в то время смелой. Я думаю, что подобного представления достаточно, чтобы армии бросили оружие». Тогда же Итин принес рукопись в «Летопись» А. М. Горькому, которому она понравилась. Однако вскоре «Летопись» закрыли, и рукопись затерялась.
В годы революции и гражданской войны время иногда дышало для Итина «непонятной силой». Он искренне надеялся на быстрое торжество разума, светлого, нередко нереального, чуть не сказочного идеала. В 1922 году родственники переслали Итину в Канск, где он работал завагитпромом, копию «воскресшей рукописи» его первого фантастического рассказа. Автор исправил текст в некоторых местах. Книга была издана под названием «Страна Гонгури». Она сразу же стала библиографической редкостью. Возможно, это обстоятельство послужило основанием к тому, что через пять лет автор опубликовал рассказ в журнале «Сибирские огни», но уже под прежним названием— «Открытие Риэля».