Штурмовая пехота (СИ)

Я увидел, как комвзвода сбило с ног и покатило по земле, и закрыл оставшуюся щель. Убежище мое качнуло, его словно ухватила громадная вибрирующая ладонь, попыталась выдернуть из земли точно гриб.
Через толстую ткань я ощущал, как лупят настоящие волны песка, ветер завывал оравой свихнувшихся волков.
А потом все стихло, в один миг, словно бурю выключили, остался лишь шорох песчинок. Когда попытался раздвинуть полы накидки, они поддались с трудом, меня засыпало сантиметров на тридцать, и это за какие-то минуты!
— Есть кто живой? — донесся снаружи голос Ричардсона. — Эй, отец-командир, ты где?
Я выбрался из накидки, и обнаружил, что комотделения бродит среди песчаных холмиков и пробует их носком берца. Вася и Сыч успели «вылупиться» из индивидуальных убежищ и теперь вытряхивали бурки словно половики.
— Тут… сейчас… — хрипло отозвался очередной холмик под ногой Ричардсона. — Помоги… мне… быстрее, а то тяжело совсем…
Удивительно, но Шредингер больше не учил нас воевать, не грозил карами и не выпячивал грудь, рассказывая, какой он великий штурмовик — маленькой песчаной бури хватило, чтобы сдуть с него спесь.
— Ага, давайте сюда, — Ричардсон нагнулся и принялся счищать песок с того, что оказалось нашим комвзвода, мы увидели сначала руку, потом торс в бронежилете и разгрузке, округлость шлема.
Потрясенный и помятый, Шредингер медленно сел, огляделся выпученными глазами, а когда увидел меня, то в его взгляде мелькнула ненависть.
— Я еще тобой займусь, Серов, будешь глотать кровавые сопли, — пробормотал он.
Что я ему такого сделал?
Или… сердце пропустило удар… этот тоже из людоедов, поклонников священной плоти, и он хочет отомстить за своих, за Джавала и прочих? Нет-нет такого не хотелось бы. Но если Цзянь в том госпитале, куда его отвезли, успел прийти в сознание и передать своим информацию о том, что мы сделали — то для всей этой компании мы смертельные враги.
Ричардсон подал руку и, ухватившись за нее, Шредингер утвердился на трясущихся ногах, с отвращением сплюнул, очищая рот от песка.
Кто успел спрятаться в накидках, выбирались из под них, менее шустрые выкапывались из-под барханов. Проверяли оружие, и сухие щелчки говорили, что у многих спусковой механизм в нерабочем состоянии.
— Надо отходить, — заметил Ганс. — Врага давно след простыл.
Самоходных минометов не было видно и слышно, дрищи использовали паузу для того, чтобы грамотно отступить.
— Точно, — кивнул Ричардсон. — Это доходяги давно курят бамбук в недрах пустыни. Кальян набивают и смеются над нами, так что…
Он осекся на полуслове, вытаращился куда-то мне за спину, калаш в его руках пришел в движение.
Я резко повернулся и понял, что в полуметре у меня за спиной на песке черное пятно, и оно вспучивается. Темная пленка натянулась, облекла тощую высокую фигуру, и словно нимфа из колодца восстал дрищ, ветер колыхнул полы его накидки, мелькнуло в прорехах черное, ребристое.
Я ощутил на лице горячее дуновение, и понял, что все, мне конец.
  
Глава 6
 
— Падай, Иван! — отчаянно закричал из-за моей спины Ингвар.
Ну да, чтобы открыть зону огня… но я знал, что это не поможет.
Дрищ шагнул ко мне, взметнулись полы его одеяния, в уши забралось мягкое журчание, точно такое я слышал, когда заглядывал во внутренности крабовидного танка. Запах фиалок оказался таким сильным, что я на мгновение потерялся, уплыл в сторону, руки мои безвольно опустились.
Судя по тому, как мотнулась голова, меня ударили, но я не ощутил ни боли, ни дискомфорта.
Я не стал с дрищом единым целым, как в начальный момент мордобоя у разрушенной башни. Я не постиг чужака, меня не заполнило понимание сущности того, с чем я имею дело, как случилось с тем же танком.
Нет, просто через меня заструились эмоции, которым не было имени в человеческих языках — словно поток обжигающе холодной жидкости.
— Шассс… — произнес кто-то, то ли другой, то ли я, и второй удар бросил меня на песок, я шлепнулся на задницу, хотя не мог сказать, куда мне прилетело, в челюсть, в поддых или в живот.
 
Голова была легкой и пустой, мне хотелось уйти вниз, раствориться в спокойных глубинах, и в то же время броситься вперед, уничтожить грязное, чуждое, создающее уродливые пятна на тверди, скрутиться в тугой кокон и подпрыгнуть вверх, подставив себя раскаленному ветру, с которым я един, не отличаюсь, могу даже увидеть его, если пожелаю…
Третий удар напоминал пинок в лицо, но я почему-то даже не дрогнул, не качнулся. Засверкали перед глазами разноцветные звезды, мир превратился в сотни воронок, присосавшихся к моему телу, пьющих его кровь, пот, слезы, прочее жидкое, что может отдать человек.
И все стало как обычно.
Я сидел на песке, дрища не было, и вокруг толпились соратники, глаза вытаращены, автоматы нацелены на меня.
— Куда он делся? — спросил Эрик с подозрением. — Ты его съел? Что это вообще было? Неужели он попытался тебя трахнуть?
У этого мысли всегда в одном направлении.
— То, что не существует, перестало существовать, — заметил Сыч, и мне показалось, что я даже его понял, но понимание держалось всего несколько секунд.
— Боец Серов! Встать! — Шредингер растолкал наших. — Смирно!
Я поднялся, и тело послушалось без малейшей запинки, словно и не бил меня никто, хотя я был готов поклясться, что мне прилетело три раза, и что были это вовсе не эротические поглаживания.
— Что за цацки с врагом⁈ Ты перешел на его сторону⁈ Это предательство! — продолжал бесноваться комвзвода, размахивая руками. — За такое надо поставить к стенке! На месте!
Интересно, где он возьмет стенку в пустыне?
— Отвечай! — Шредингер подскочил ко мне, ухватил за разгрузку на груди и встряхнул.
— Никак нет, — сказал я. — Он напал на меня, и я…
Дальше я не знал, что сказать, поскольку не понимал, что случилось, и посмотреть на себя со стороны тоже не мог.
— Комвзвода… — начал Ричардсон.
— Нет! Он предатель! — Шредингер встряхнул меня еще раз. — Я это чувствую.
— Ладно, пусть даже так, но разобраться можно потом, — продолжил наш комотделения. — Сейчас нужно вернуться в часть. Вокруг могут быть еще враги.
Комвзвода глянул на меня с ненавистью и отпустил, а мне захотелось покрутить пальцем у виска.
— Отходим! — скомандовал он. — Третье отделение прикрывает! За флангами следить!
Я подхватил накидку, быстро запихал ее в рюкзак, и мы двинулись обратно — неторопливо, расстреливая каждое черное пятно, что появлялось на нашем пути, и обходя большие их скопления. А барханы, через которые мы не так давно пробежали, оказались усеяны десятками свежих «кострищ».
— Это тип совсем свихнулся, — Вася похлопал меня по плечу. — Какую траву он курит?
— Сильную, — добавил Ингвар. — Ты как, Иван?
Я пожал плечами — все было нормально, как обычно, ни ушибов, ни тем более переломов, вывихов.
— А что произошло? — спросил я.
— И это, — норвежец потер переносицу, глянул на меня с сомнением, — он шагнул к тебе. Потом вроде как обнял… — в голубых глазах его читалась мучительная нехватка слов. — Наделся на тебя, как…
— Как гандон на член, — подсказал Эрик. — Ух, мы прямо все обалдели!
— И еще он пел, — добавил Сыч. — Рассказывал о том, для чего существует, в чем цель.
— И для чего? — недоверчиво спросил Хамид.
— Чтобы хранить, — ответил индеец. — Беречь то, что трогать нельзя и уничтожить тоже. Они постоянно поют, только вы не слышите, вы слишком заняты собой, собственными речами, мыслями и действиями.
Грохнул выстрел, очередная дрищевая мина взорвалась, не причинив никому вреда.
— Так вот так обнял он тебя, — продолжил Ингвар, не отводя взгляда. — И… изменился. Оба вы изменились. Чтобы меня тролли покусали, я не знаю, как это описать, и глазам своим не готов поверить, не могу.
Судя по тону, для него это было мучительное переживание, и понятно — если ты всю жизнь уверенно полагался на острые органы чувств и сильный рассудок, и вдруг столкнулся с тем, что не поддается ни первым, ни второму, то впору усомниться и в остроте, и в силе, а приятного в этом мало.